Кобзев А.И.
Философия китайского неоконфуцианства
§ 1. Место янминизма в дальневосточной культуре прошлого и настоящего
Философ, литератор, политический и военный деятель Ван Шоужэнь (прозвище (цзы2) Боань, псевдоним Янмин), более известный как Ван Янмин (1472–1529), — центральная фигура на историко-философском горизонте Китая эпохи Мин (1368–1644). О значительности роли, которую он сыграл в свое время как личность и мыслитель, свидетельствует тот факт, что в 1584 г. табличка с его именем была помещена в храм Конфуция, а в эпоху Мин этой чести удостоились всего лишь четыре конфуцианца. Философия Ван Янмина идейно доминировала в Китае до середины XVII в. Ее господство было прервано, так сказать, искусственным образом — гражданской войной и вторжением иноземцев, маньчжуров, завоевавших Китай и радикально повлиявших на духовную атмосферу в стране.
Распространение учения Ван Янмина не ограничивалось пределами его отечества. Оно оказало сильное воздействие на развитие философской мысли в Корее (подробнее см. [515; 516; 417; 505; 506; 480; 704]) и особенно в Японии, где стало ведущим философским течением в период, предшествовавший «революции Мэйдзи» (1868 г.) (подробнее см.[179; 312; 488; 481; 486, т. 8–10; 414а, с. 239–257; 431; 441; 603; 518; 643; 673а]).
В новейшее время влияние идей Ван Янмина испытали такие выдающиеся китайские мыслители, как Кан Ювэй (1858–1927), Тань Сытун (1865–1998), Сунь Ятсен (1866–1925), Сюн Шили, Лян Шумин, Фэн Юлань, Хэ Линь (см. [26, с. 52, 57; 524; 576; с. 263–273, 323–330; 531, с. 30–43; 536; 568, с. 106–133; 611, с. 60–62; 353; 473; 479; 475а; 514;135, с. 129–130; 21, с. 18–20]), считавшие, что его учение в той или иной степени обязательно должно войти в состав будущей (идеальной) китайской культуры.
В начале XX в. в Китае (видимо, в связи со свержением маньчжурского владычества в 1911 г.) обнаружилась явная тенденция к восстановлению доминирующего положения янминизма, утраченного им из-за маньчжурского вторжения. Непосредственный свидетель событий тех лет, миссионер иезуит, исследователь китайской религии и философии Л.Вигер (Wieger, 1856–1933) писал: «Ныне его (Ван Янмина. — А.К.) доктрина рассматривается японцами как цвет конфуцианства и высоко ценится на этом основании. С утверждением республики его доктрина получает широкое распространение в Китае и, кажется, должна в нем восторжествовать... тем более, что этот субъективизм хорошо согласуется с современными теориями, импортированными (в Китай. — А.К.) в последнее время»[691, с. 255–256].
Прогноз Л.Вигера как будто не оправдался. Хотя и в 30-е годы совершенно иначе настроенный наблюдатель, будущий посол СССР в Китае А.А.Петров (1907–1949), отмечал, что в среде китайской «буржуазной молодежи» популярно учение Ван Янмина [186, стб. 754]. Очевидно, эту популяризацию пресекли военно-революционные катаклизмы.
В целом, для того чтобы правильно оценить не только историко-культурное прошлое янминизма, но и его идеологическое настоящее, необходимо учесть следующие факты.
Во-первых, учение Ван Янмина в том или ином претворенном виде ожило в концепциях вышеперечисленных выдающихся китайских мыслителей ХХ столетия.
Во-вторых, янминизм как один из истоков идеологии гоминдана является важным компонентом духовной атмосферы на Тайване, где к нему большее чем где бы то ни было привлечено внимание [544, с. 73] (это во многом объясняется личным пристрастием к нему основателя островной Китайской Республики Чан Кайши (1887–1975) и помогает понять его длительное замалчивание в КНР).
В-третьих, не лишены серьезных оснований утверждения об определенном влиянии идей Ван Янмина на официальную идеологию КНР [613; 609; 679, с. IX; 198, с. 237–241; 72, с. 333], во всяком случае, изрядная доля янминизма действительно примешана к проповедовавшемуся Мао Цзэдуном (1893–1976) «единству знания и действия» (см., например, [169, с. 526, 528], а также [662, с. 309; 609, с. 320]). Более того, некоторые китайские мыслители пытались прямо интерпретировать положения марксизма-ленинизма в янминистских категориях (или даже наоборот). Скажем, концепцию «благосмыслия» (лян чжи) Ван Янмина Хэ Линь находил «сходной с ленинской идеей о совпадении диалектики, логики и теории познания»[26, с. 165; 345, с. 87].
В-четвертых, в последние десятилетия философия Ван Янмина вызывает все больший, и не только академический, интерес на Западе благодаря своим «родственным» связям с дзэн (чань)-буддизмом, ставшим там уже не просто популярным увлечением, а устойчивым элементом культуры.
В-пятых, янминизм, так же как и раньше, в период вызревания «революции Мэйдзи», играет в Японии роль идеологической закваски для самых разнообразных, порой причудливых и опасных форм социальных выступлений: ярким примером последних может служить нашумевшее самоубийство известного писателя Мисима Юкио (1925–1970), сделавшего себе харакири после неудавшейся попытки поднять вооруженный мятеж [176; 493; 507; 565, с. 255–256; 679, с. 9].
Исходным пунктом идейное развитие Ван Янмина имело теории сунского неоконфуцианства, в особенности чжусианство, затем оно сделало поворот в сторону даосской и буддийской практики и, наконец, обрело самостоятельное направление в 1508 г., когда, будучи в ссылке, Ван Янмин заложил фундамент собственной оригинальной философии, выработав концепцию «тождества сердца и принципа» (синь цзи ли), или их «совпадающего единства» (синь ли хэ и). Две другие кардинальные вехи на этом пути — концепции «совпадающего единства (и совместного развития) знания и действия» (чжи син хэ и [бин цзинь]) и «доведения благоcмыслия до конца» (чжи лян чжи), выработанные им соответственно в 1509 и 1521 гг.
Творческий путь Ван Янмина отмечен несомненным новаторством. Это был мыслитель, который среди «пут и дурмана старых взглядов и привычек» вопреки тому, что «буквально все злословили и сомневались» [293, цз. 6, с. 45], а сам он испытывал безусловный пиетет к «безупречным совершенномудрым», смог в одном из своих стихотворений сказать: «Лишь тени прошлого — всех совершенномудрых сонмы, И благосмыслие одно — вот мой наставник» [293, цз. 20, с. 387]. В условиях традиционалистского средневекового Китая такая фраза, вышедшая из-под кисти чиновника-конфуцианца, должна была производить весьма сильное впечатление. Именно эти две строки поместила в каллиграфическом исполнении на титульном листе своего издания переводов философских писем Ван Янмина современная исследовательница его творчества — Цинь Цзяи (Julia Ching) [563].
Отличаясь подлинным новаторством, учение Ван Янмина вместе с тем во многом облечено в наряд традиционализма и проявляет сильную тенденцию к ассимиляции классического наследия прошлого, даже такого, которое, в сущности, ему противоречит. Несмотря на подчеркнутую самоидентификацию с «истинным» конфуцианством и резкую антидаосскую и антибуддийскую критику, философия Ван Янмина не сливается с ортодоксальным конфуцианством и не разделена пропастью с даосизмом и буддизмом. Его учение стоит на «трех китах» традиционной китайской идеологии — конфуцианстве, буддизме, даосизме — и является своего рода фокусом, в котором унаследовавшая своеобразную субъективистскую тенденцию Мэн-цзы (372/1–289 гг. до н.э.) и доведенная до логического конца персоналистическая натурфилософия неоконфуцианства сходится с весьма самобытной и в то же время интегрирующей как буддийские, так и даосские элементы «философией жизни» чань.
Значение доктрины Ван Янмина сопоставимо со значением доктрины такого корифея китайской философии, как Чжу Си. Один из крупнейших знатоков сунского и минского конфуцианства Цянь Му писал: «В [эпоху] Южной Сун был один Чжу Си, последующие ученые-конфуцианцы либо передавали изложенное Чжу [Си], либо боролись против [Чжу] Си ; в общем так или иначе рассматривали [Чжу] Си в качестве центрального пункта рассуждений. В эпоху Мин дело обстояло точно так же — был один Ван Шоужэнь, а следовавшие за ним, если брать главное и отвлечься от того, передавали ли [они] изложенное Ван [Шоужэнем] или боролись с Ван [Шоужэнем], так или иначе рассматривали [Ван] Шоужэня в качестве центрального пункта рассуждений» [427, т. 2, с. 223]. Учения Ван Янмина и Чжу Си сопоставимы и по своему влиянию вне пределов отечества. «Что касается распространения в мире китайской философии, — отмечал Чжан Цзюньмай (Carsun Chang), — то, за исключением Чжу-цзы [Чжу Си], только учение Вана обладает славой международной философской школы» [431, с. 2].