Кучера С.

§ 1. Китайские истоки

Изучение истории и культуры Китая, в Новое время обозначенное на­званием «китаеведение» (синология; по-китайски — ханьсюэ, дословно «наука о хань», т. е. об этнических китайцах и Китае вообще), началось, естественно, раньше всего в самом Китае. С некоторым основанием его зачатком можно бы считать т. н. гадательные надписи — вырезанные на костях животных и щитках черепах вопросы к оракулу, касавшиеся раз­ных сторон жизни шан-иньского общества (XIV/XIII—XII/XI вв. до н. э.). Формулируя их, гадатель должен был обладать определенными истори­ческими знаниями, так как, к примеру, ему приходилось просить о помо­щи предков современного ему правителя, живших иногда за много веков до него, называя их по имени. К тому же сам факт записи событий (в прин­ципе не нужной ни для обращения с вопросом, ни тем более для получе­ния ответа и к тому же требовавшей определенного труда) может быть истолкован как проявление желания оставить их в назидание потомкам и как наличие у шан-иньцев естественного субисторического сознания.

Если согласиться с такой точкой зрения — а ее нетрудно оспаривать, — то следующим шагом можно считать инскрипции на западночжоуских (XII / XI—VIII вв. до н. э.) бронзовых сосудах. В них значительное внимание уделяется деяниям и заслугам предков владельца сосуда и правящего дома Чжоу, формулируется мысль об их связи с современными событиями и содержится призыв к потомкам действовать подобным образом. Иначе говоря, здесь отчетливо прослеживается осознание чжоусцами наличия связи времен и поколений, которое можно назвать протоисторическим мышлением. В еще большей степени оно проявляется в самых архаичных из ныне существующих письменных произведениях «Шан шу» («Записи о прошлом») и «Ши цзин» («Книга песен и гимнов»), наиболее древние пласты которых датируются VIII в. до н. э., а возможно, и более ранним временем.

Однако осмысленное изучение истории, в отличие от простого ее от­ражения, характерного для вышеупомянутых источников, следует свя­зывать с именем Кун-цзы, известного на Западе под латинизированным именем Конфуций (551-479 гг. до н. э.). Этот великий мыслитель, госу­дарственный деятель, учитель, знаток и ценитель этики, основатель фи­лософского течения, дожившего в Китае и некоторых соседних странах до наших дней, был одержим любовью к прошлому своей родины и жела­нием познать и понять его, что подтолкнуло его к поискам следов минув­ших эпох. Прямым или косвенным результатом стараний Конфуция яв­ляется богатство сведений, содержащихся в хронике «Чунь-цю» («Вёсны и осени») и философском трактате «Лунь юй» («Беседы и суждения»), приписываемых самому учителю или его ученикам, а также в ряде произ­ведений, созданных под влиянием его идей и взглядов, например в «Цзо чжуани» («Хроника господина Цзо Цю-мина»), «Мэн-цзы» («Трактат учи­теля Мэн Кэ»; ок. 372-289 гг. до н. э.), «Сюнь-цзы» («Трактат учителя Сюнь Куана»; ок. 325-238 гг. до н. э.) и др. Мэн-цзы, в частности, разви­вая концепции Конфуция, ратовал за «гуманное управление» через добродетель, а не через жестокость государя, считал народ основой страны и ставил его выше правителя, призывал восстановить будто бы существо­вавшую в глубокой древности систему «колодезных полей» (когда каж­дая семья земледельцев получала одинаковый надел земли и вместе с семью другими дворами обрабатывала равный по площади девятый общественный участок) и сформулировал теорию своеобразного исторического круго­ворота, считая, что каждые 500 лет появляется истинный правитель, ко­торый устанавливает порядок в стране и оставляет его в качестве образ­ца для подражания.

Не менее веским вкладом Конфуция в изучение Китая самими китай­цами стало создание им атмосферы уважения и глубокого интереса к своей стране и ее истории в образованной среде. Строго говоря, подобные чув­ства проявлялись и раньше. Внешним признаком их было наличие при дворах правителей специальных чиновников (ши), записывавших речи и действия государей и их приближенных, а также составление упомяну­тых ранних текстов, возникших за много веков до Конфуция, однако по­следний придал этим настроениям вид осмысленной и сознательной фи­лософской концепции. Благодаря его авторитету и позиции, отведенной ему последующими поколениями, она превратилась в составную часть обра­за мышления и принципов поведения двора, аристократии, чиновниче­ства и просто образованных людей. В «Лунь юе», популярность которого всегда была огромной, хотя бы потому, что его доскональное знание тре­бовалось при сдаче государственных экзаменов, мыслитель неоднократ­но подчеркивал свое преклонение перед древностью, величие правителей и совершенномудрых седой старины и необходимость следовать им как образцам, значимость опыта прежних династий Ся, Шан, Чжоу (XXI-VIII вв. до н. э.), ценность изучения «Шан шу» и «Ши цзина» и т. п. Изре­чение: «Передаю, а не создаю, доверяя древним и любя их» стало хресто­матийным и известным всякому образованному китайцу. Представляет­ся, что именно благодаря Кун-цзы китайцы стали наиболее исторически ориентированной нацией мира, одним из последних (правда, печальным и даже параноидальным) проявлений чего явилась известная кампания «критики Линь Бяо и Конфуция», развязанная Мао Цзэ-дуном в 1974 г. Такая направленность мышления привела к появлению сотен и тысяч книг, посвященных самым разным проблемам жизни китайского народа (а попутно и многих его соседей) в различные исторические эпохи. При всей специфике их содержания — это богатейшая сокровищница знаний, без которой изучение истории Китая было бы весьма затруднительным, а то и просто невозможным. К сожалению, лишь немногие из этих произ­ведений могут быть представлены на последующих страницах.

Революционный поворот в становлении китайской историографии свя­зан с именем Сыма Цяня (ок. 145 — ок. 86 гг. до н. э.). Будучи профессио­нальным и потомственным историографом, он стал основным автором «Ши цзи» («Записи историка») — первого сводного, неанонимного исто­рического труда в Китае. В нем собран большой по объему и незамени­мый по значимости научный материал, касающийся практически всех сторон жизни древнекитайского общества и ряда соседних народностей (корейцев, гуннов и др.) на протяжении 25-30 столетий вплоть до начала I в. до н. э. Если «Ши цзи» сопоставить с «Всеобщей историей» Полибия (ок. 200 — ок. 118 гг. до н. э.), то бросается в глаза огромная разница в хронологическом охвате: несколько тысячелетий против приблизитель­но 120 лет (264-144 гг. до н. э.), и уже одно это обстоятельство опреде­ляет место Сыма Цяня в китайской и мировой науке.

Внимания заслуживает и конструкция «Ши цзи», отражающая свое­образие мышления историка и зрелость его концепции, направленной на рассмотрение исторического процесса под разными углами зрения. «Ши цзи» состоят из пяти крупных разделов: «Основные записи», «Хроноло­гические таблицы», «Трактаты», «Наследственные дома» и «Биографии», каждый из которых охватывает от восьми («Трактаты») до шестидесяти девяти («Биографии») глав. «Основные записи» представляют собой хро­ники царствований отдельных правителей от легендарного Хуан-ди (2697-2598 гг. дон. э.) до ханьского У-ди (140-87 гг. до н. э.); «Хронологические таблицы» являются нововведением Сыма Цяня и рисуют общую канву прав­лений и событий периода Чжоу; «Трактаты» — небольшие монографии на избранные темы: обряды, музыка, календарь, астрономия, жертвопри­ношения, экономика и др.; в «Наследственных домах» освещена история отдельных царств: У, Ци, Лу, Янь и т. д., лишь в 221 г. до н. э. объединен­ных в единый циньский Китай; последний же раздел содержит не только биографии людей, но и главы, посвященные сопредельным народам и стра­нам: сюнну, южным и восточным юэ, Корее, юго-западными и и т. п. При таком распределении материала неизбежными были повторы, но для ис­торического свода, к тому же пионерского, это скорее достоинство, чем недостаток.

Весьма существен и второй момент, связанный с «Ши цзи», — от них ведет свое начало жанр т. н. чжэн ши — официальных (династийных) историй, повествующих о событиях, происходивших при той или иной династии, и составлявшихся после ее падения. Они создавались по при­казу монарха и получали его утверждение. Первая из них, «Хань шу» («Ис­тория династии Хань»), принадлежит еще одному знаменитому древне­китайскому историку Бань Гу (32-92 гг.), последняя, «Мин ши» («Исто­рия династии Мин»), была составлена в XVIII в. при маньчжурской династии Цин (1644-1911). Данное собрание, известное как «Эрши сы ши» («Двад­цать четыре династийные истории») по праву можно считать богатейшей в мире библиотекой исторических произведений, написанных в одной стране. Кстати сказать, этот огромный, не переведенный до сих пор на иностранные языки thesauros содержит большое количество сведений о бесписьменных кочевых народах, будучи нередко единственным источ­ником информации о них.

«Истории» построены в принципе по одному плану, подражающему «Ши цзи». Во всех них присутствуют два главных раздела — «Основные записи» и «Биографии» — и по понятным причинам нет «Наследствен­ных домов». Наличие «Таблиц» и «Трактатов» зависит от объема данной «Истории», являющегося в свою очередь производной мощи и длительно­сти правления конкретной династии. Иными словами, авторы «Историй» (а многие из них писались коллективами ученых) хотя и отражали, ко­нечно, соответствующее время, но при этом пользовались традиционной, освещенной авторитетом Сыма Цяня формой, не пытаясь найти новые средства выражения. Таким образом, с точки зрения истории развития китайской исторической науки указанные труды не вносят ничего прин­ципиально нового, но прогресс в их составлении все же налицо. Так, на­пример, в «Сун ши» («История династии Сун») «Трактаты» занимают приблизительно одну треть текста, ибо касаются ряда тем, которых у Сыма Цяня не было (экзаменационная система, чиновничество, военное дело, наказания, литература и др.).

Уже в XX в. Кэ Шао-минем (1848-1933) была составлена «Синь Юань ши» («История династии Юань в новой редакции»), В 1921 г. по приказу бэйянской клики — милитаристов, контролировавших часть Северного и Северо-Восточного Китая — она была включена в чжэн ши, которых в итоге стало 25 (официальными по-прежнему считаются 24). Она постро­ена по традиционной схеме и написана классическим языком, но с уче­том достижений минских и цинских историков. Это единственная династийная история, при написании которой использован труд европейского ученого, а именно: С. D'Ohsson. Histoire des Mongols, depuis Tchinguiz-Khan jusqu'a Timour Bey ou Tamerlan. T. 1-2.

Официальные истории не являются единственным результатом инте­реса китайцев к собственному прошлому. Из ранних произведений сле­дует назвать «Го юй» («Повествования о государствах»), первую хрони­ку, где материал, отражающий события X-V вв. до н. э., расположен по восьми тогдашним царствам: Чжоу, Лу, Ци, Цзинь, Чжэн, Чу, У и Юэ, авторство которой традиция приписывает Цзо Цю-мину (возможному автору «Цзо чжуани»), и «Чжань-го цэ» («Планы Сражающихся царств»), анонимный труд, построенный по тому же принципу, что и «Го юй», и являющийся как бы хронологическим продолжением его. Одновременно, благодаря расцвету древнекитайской философии, появилось немало трак­татов (кроме уже упоминавшихся «Мэн-цзы» и «Сюнь-цзы»), уделявших немало места историческим вопросам. Это, к примеру, «Мо-цзы» («Трак­тат учителя Мо Ди»), «Шан-цзюнь шу» («Книга правителя области Шан»), «Хань Фэй-цзы» («Трактат учителя Хань Фэя»), военные труды «Сунь-цзы бин-фа» («Трактат учителя Сунь У о военном искусстве»), «Сунь Бинь бин-фа» («Трактат Сунь Биня о военном искусстве») и др.

В 213 г. до н. э. культурному наследию Китая был нанесен непоправи­мый урон. По приказу императора Цинь Ши-хуанди, в 221 г. до н. э. объеди­нившего страну, было сожжено большинство исторических трудов, и прежде всего «Шан шу» и «Ши цзин», хранившихся в частных библиоте­ках. Поэтому, когда в Китае воцарилась новая династия Хань (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.), ее ученые приступили к огромной, кропотливой рабо­те по восстановлению утраченных текстов. Результаты оказались удиви­тельными не только в части воссоздания потерь, но и в области появле­ния новых работ. Сюнь Юэ (148-209), вероятно, потомок Сюнь Куана, написал «Хань цзи» («Записи о династии Хань»), излагающие историю Китая последних двух веков до нашей эры в хронологическом порядке. Иначе говоря, данная книга по охвату времени приблизительно соответ­ствует «Хань шу», но материал расположен по другому принципу.

Большая группа специалистов, среди которых были: уже известный нам Бань Гу, историк, литератор, музыковед и каллиграф Цай Юн (132-192) и др., работая, естественно, с перерывами, с 62 по 225 г. создала «Дун-гуань Хань цзи» («Записи о династии Хань, составленные во дворце Дун-гуань»). Они сохранились до наших дней только во фрагментах, но в свое время послужили источником сведений для целого ряда книг, в частности «Хоу-Хань шу» («История Поздней династии Хань») Фань Е (398—445), входящую в «Эрши сы ши». Среди философских трактатов можно назвать «Чунь-цю фань лу» («Обильная роса высказываний, рожденная летопи­сью "Вёсны и осени"») известного конфуцианского мыслителя Дун Чжун-шу (ок. 179-104 гг. до н. э.), благодаря усилиям которого конфуцианство, обогащенное между тем идеями других школ, на два тысячелетия стало официальной государственной идеологией Китая. Используя наработки своих предшественников, например Кун-цзы, Мэн-цзы и Хань Фэя, Дун Чжун-шу выдвинул концепцию общественного устройства, в согласии с которой оно должно руководствоваться «тремя устоями»: власть монар­ха над народом, отца над детьми и мужа над женой; и «пятью постоянствами» (незыблемыми правилами): человеколюбием, справедливостью, этикетом, мудростью и доверием; и жить, «почитая Небо и следуя древ­ности». Таким образом, в подход Конфуция к прошлому был привнесен новый элемент — Небо, что сакрализовало данное построение и подняло его на более высокий уровень.

Противником Дун Чжун-шу и конфуцианства вообще был атеистиче­ски и материалистически настроенный философ Ван Чун (27-97). В его единственном сохранившемся произведении «Лунь хэн» («Критические рассуждения») содержится, в частности, критика идеи почитания древ­ности и упоминавшегося высказывания Мэн-цзы о появлении совершен­ного правителя через 500 лет. Им противопоставлена мысль о непрерыв­ности исторического развития и превосходстве каждой последующей ди­настии над предыдущей, например Хань над Чжоу. В условиях давления конфуцианских догм это были свежие и революционные положения, не оказавшие, однако, существенного влияния на умонастроения ни его со­временников, ни потомков.

Реставрируя древние тексты, ханьские ученые не ограничились лишь их физическим восстановлением. Понимая, что к их времени изменились язык, письменность (современные китайские знаки берут свое начало именно с периода Хань, тогда как в более раннее время их форма была совсем иной) и образ мышления, они взялись за комментирование став­шего непонятным классического наследия. Надо отдать им должное — если бы не их пояснения, к которым, конечно, надо относиться критиче­ски, чтение древних произведений последующими поколениями китай­цев, и тем более (в Новое время) зарубежными учеными, было бы крайне затруднительно: оно и при наличии их разъяснений дается нелегко. По­рожденная ими традиция комментирования сохранилась затем вплоть до современности.

Занимаясь этой работой, ханьские книжники не могли не заинтересо­ваться проблемами языка, его изменениями во времени и пространстве. Данное обстоятельство натолкнуло их на счастливую мысль составить ряд словарей, оказавших впоследствии неоценимую услугу всем, кто ин­тересуется литературой до-ханьского времени. Где-то в III в. до н. э. по­явился самый ранний «цыдянь» (словарь слов и выражений, в отличие от «цзыдянь» — словаря одинарных иероглифов) — «Эр я» («Словарь изыс­канных синонимов и глосс к каноническим книгам»). ВIX в. он был вклю­чен в конфуцианский канон «Шисань цзин» («Тринадцать канонических книг»), в состав которого входят также названные выше «Шан шу», «Ши цзин», «Чунь-цю Цзо-чжуань», «Лунь юй» и «Мэн-цзы». Чуть позже по­явился первый словарь диалектизмов «Фан янь» («Слова, используемые в разных местностях») Ян Сюна (53 г. до н. э. — 18 г. н. э.), над которым его автор трудился 27 лет. Важнейшим лексикографическим достижени­ем той эпохи, несомненно, является «Шо-вэнь цзе-цзы» («Толковый сло­варь иероглифов»), результат двадцатидвухлетнего труда Сюй Шэня (ок. 58 — ок. 147). Классифицировав иероглифы по повторяющимся ис­ходным графическим элементам — ключам, метод, который и ныне при­меняется при составлении китайских и японских словарей в этих стра­нах и за рубежом (лишь с иным подбором и количеством ключей), он раз­делил их на 540 групп, что облегчает обнаружение искомого знака. Каждый иероглиф снабжен разного рода пояснениями, а также, что очень важно для палеографических изысканий, записан в нескольких графиче­ских вариантах, включая и бывшие в употреблении ранее III в. до н. э. К концу эпохи Хань появился «Ши мин» («Толковый словарь названий») Лю Си (И-Ш вв.). Кроме того, тогда же получил распространение особый метод передачи информации о звучании знаков, именуемый фаньце. Суть его в том, что чтение одного иероглифа поясняется двумя достаточно по­пулярными знаками, первый из которых информирует о фонетике начала искомого иероглифа, а второй — о ее конце (каждый китайский знак — это как бы один слог, поэтому данный метод довольно прост и эффекти­вен). Все вышеназванные произведения имеют, естественно, самостоя­тельную лингвистическую ценность, однако в то же время они оказыва­ют неоценимые услуги историкам, работающим с китайскими источника­ми, а кроме того, содержат немалую долю исторической информации.

Все сказанное относится к текстам, которые, пусть с потерями и ин­терполяциями, передавались из поколения в поколение вплоть до XX века. Начиная с периода Хань, когда в Китае, впервые в мире, была изобретена бумага, они писались, а после появления в IX в. ксилографии — печата­лись на ней. В таком виде они и дошли до нас.

Существовали, однако, и произведения, которые пропали, казалось бы, бесследно в пучине времени, хотя были записаны на более прочном ма­териале — деревянных, чаще всего бамбуковых, планках. Следователь­но, о них никто ничего не знал и ими не пользовался. Эти труды возвра­щает к жизни современная археология. К ним относятся, в частности, более 1100 планок периода Цинь (221-207 гг. до н. э.), обнаруженных в 1975 г. в Шуйхуди, в центре провинции Хубэй и содержащих, среди про­чих, значительное количество ранее неизвестных юридических текстов, а также около 30 000 ханьских планок, найденных в 1930 и 1972-1976 гг. в Цзюйяне, на стыке Ганьсу и Внутренней Монголии. Все эти материалы формально не относятся к настоящему обзору, так как не имеют характе­ра исторических разработок, однако как весьма перспективное направле­ние — количество древних текстов, открываемых китайскими археолога­ми, все время растет — они вполне заслуживают краткого упоминания.

Период Хань сыграл огромную роль в развитии китайской историо­графии. Он направил эту науку в русло широких,- многоплановых исследо­ваний, к сожалению придав ей при этом жесткие идеологические рамки. Последние с течением времени все больше сковывали не только свободу слова, но и свободу мысли, в возрастающей степени суживая просторы научного поиска и догматизируя выражение его результатов. Вступив на этот путь на переломе нашей эры, китайские ученые оставались на нем вплоть до Нового времени и, лишь столкнувшись с европейской наукой, начали освобождаться от пут традиционного мышления. Период относи­тельной свободы был непродолжительным, и они вновь оказались в тис­ках еще более жесткой тоталитарной системы.

После падения династии Хань Китай вошел в полосу раздробленности и вторжений кочевых племен с севера. Она длилась до его объединения под властью династий Суй (581-618) и Тан (618-907). При последней страна достигла самого блистательного расцвета за всю свою историю. Различие условий III—VII и VII-X веков отразилось, конечно, в какой-то ме­ре и на научном творчестве, но все же разбег, взятый при династии Хань, в той или иной степени продолжал действовать все указанное время.