Введение к сборнику «Синьхайская революция и республиканский Китай»

 
10 октября 1911 г. в Китае началась Синьхайская революция,^[1] которая привела к свержению правящей маньчжурской династии Цин (1644-1912) и провозглашению 1 января 1912 г. Китайской республики (далее – КР), первой победившей республики в Азии. Крах древней монархии поставил Китай перед лицом эпохальных вызовов и перемен. Революции и эволюция, гражданские войны и иностранные интервенции, раскол и объединение страны, создание суверенного демократического государства, экономическое развитие, защита прав граждан, национальная безопасность, межнациональные и религиозные отношения, сохранение традиционной культуры и модернизация – все эти проблемы, поднятые Синьхайской революцией на заре ХХ в., сохраняют актуальность и в XXI веке. Понимание их роли в вековой истории республиканского Китая имеет огромное значение для современного и будущего развития «китайского мира», соседних стран и, во многих отношениях, всего человечества.
 
Столетие Синьхайской революции и КР, как событий воистину великой исторической значимости, торжественно отмечалось во всём современном «китайском мире» и нашло живой отклик в широких кругах мировой научной общественности. Российские учёные также не остались в стороне от векового юбилея, приурочив к нему ряд научных форумов и публикаций. В частности, 19 декабря 2012 г. в Москве прошла международная научная конференция «Синьхайская революция и республиканский Китай – век революций, эволюции и модернизации», организованная отделом Китая и центром тайваньских исследований Института востоковедения РАН, при поддержке фонда «Взаимодействие цивилизаций». В ней приняли участие китаеведы-историки из Латвии, России, США и Тайваня, в т.ч. российские китаеведы из ИВ РАН, ИДВ РАН, ИСАА МГУ, НИУ ВШЭ и других научно-образовательных учреждений.
 
Особенностью «юбилейной» научной встречи в ИВ РАН был не только её международный характер, но и мощный состав участников (7 докторов и 6 кандидатов исторических наук в числе официальных докладчиков и оппонентов), что предопределило высокий уровень и успех учёных дискуссий. Помимо прозвучавших на конференции 13 докладов, в издаваемый нами сборник включены 8 дополнительных статей (в т.ч. две ре-публикации), которые позволяют ещё шире и глубже осветить избранную тему, в том числе весомый вклад российских дипломатов и учёных в её изучение. Все статьи основаны на широком круге архивных и историографических источников. Они охватывают более чем столетний период, а их тематика посвящена как отдельным событиям, проблемам и личностям, так и общим социальным процессам, явлениям и тенденциям, оцениваемым синхронно и в многомерной вековой ретроспективе.
 
Материалы сборника условно сгруппированы в четыре раздела: 1. Синьхайская революция в контексте общеисторического развития Китая (6 статей) 2. Синьхайская революция и республиканский Китай до 2-й мировой войны (7 статей) 3. Социальные и политические процессы в развитии Китая после 2-й мировой войны (3 статьи) 4. Синьхайская революция и республиканский Китай в мировой историографии (5 статей). Чтобы облегчить читателю знакомство со сборником, коротко представим здесь вошедшие в него статьи.
 
В открывающей сборник статье «Синьхайская революция и крах монархии в Китае (1911-1912)» Ю.В. Чудодеев (ИВ РАН) рассмотрел фундаментальные основы монархического государственного строя в Китае, причины краха многотысячелетней империи и отличия революции 1911-1912 гг. от цикличных кризисов имперских династий. Автор предлагает свою оценку причин, характера и итогов Синьхайских событий, определив их как незавершенную «буржуазную» революцию, вызванную сложными социальными процессами, «далеко не соответствовавшими моделям и принципам развития, которые демонстрировал Китаю капиталистический Запад».
        
Широкий, временами полярный разброс мнений в дебатах об итогах Синьхайской революции, наблюдаемый в мировой науке и в наши дни, характерен и для российской (советской) историографии последних 40 лет. Свидетельством этому служит воспроизводимая в данном сборнике статья А.В. Меликсетова (1930-2006) «Потерпела ли поражение Синьхайская революция?», изданная в далёком 1976 г., но до сих пор не утратившая актуальности в плане выбора темы, аргументов и выводов. В статье, которая сама уже стала ценным историографическим памятником, оспариваются устоявшиеся к середине 1970х гг. в советской историографии представления о поражении Синьхайской революции. По мнению автора, революция победила, ибо радикально решила первейшую историческую задачу – уничтожила гнёт маньчжурской династии и саму империю, как серьёзнейшее препятствие на пути развития Китая. Вызванные ею социально-политические сдвиги оказались необратимыми. Даже политическая раздробленность в Китае после Синьхайской революции, как ни пара­доксально, объективно способствовала резкому ускорению прогресса экономической, политической и духов­ной жизни. В казавшемся неодолимым и нескончаемым общественном хаосе постепенно (но в исторических масштабах – в довольно краткие сроки) вызревали экономические, политические и идеологические центростремительные силы, которые могли вернуть Китаю единство, но уже на новой ис­торической основе.
 
Поскольку изучать развитие Китая накануне и после синьхайского периода немыслимо без учёта внешнего фактора (открытие Китая), проблема иностранного вмешательства остаётся одной из ключевых дискуссионных тем, вызывающих крайние мнения среди историков. Одни из них утверждают, что капиталистические державы помогали ускорить развитие и модернизацию «у стен недвижного Китая». Другие доказывают, что система неравноправных договоров, загнавших Китай в полуколониальное угнетённое положение, а также подстрекательство гражданских междоусобиц извне и прямые иностранные интервенции сыграли пагубную роль, обрекли Китай, начиная с рубежа XIX-ХХ в., на колоссальные жертвы и потрясения, затормозив развитие страны на многие десятилетия. Наконец, адепты «промежуточного» (маргинального) подхода полагают, что колониализм не оказал большого влияния на Китай, тем самым оставляя в воздухе споры приверженцев двух первых подходов, равно как и долгую историю антиимпериалистической борьбы Китая за суверенность и равноправие на мировой арене. Все названные подходы анализируются в работе В.А. Перминовой (ИВ РАН) «Иностранное вмешательство в Китае: угнетение или модернизация?»
 
Роль внешнего влияния в общеисторическом развитии и модернизации Китая нашла отражение и в ретроспективных размышлениях трёх признанных «тяжеловесов» современного отечественного китаеведения (А.И. Кобзев, Л.С. Васильев, В.В. Малявин). Эти авторы стремятся выявить и обобщить глубинную суть цивилизационного взаимодействия западного мира с Китаем в контексте тех вековых (даже многовековых) культурно-идеологических и прочих социальных процессов, для которых год Синьхай оказался воистину символичным поворотным рубежом.
 
Эпохальные процессы «полного переосмысления трёхтысячелетнего духовного наследия на основе его перекодировки в совер­шенно иную понятийно-методологическую систему» отражены в статье А.И. Кобзева (ИВ РАН) «Синьхайский перелом в китайской культуре». Как пишет автор, на рубеже XIX-XX вв., по мере роста западного, агрессивно колонизирующего влияния, разложения империи, кризиса исконных ценностей и обострения проблем национальной идентичности, в Китае стала рушиться традиционная культура, и ради­каль­но изменялось её самоосмысление... По мнению ряда синологов (Дж. Фэрбэнк и др.), «банкротство» тогдашнего Китая объяснимо провалом конфуцианского социального и политического порядка. По мнению же их оппонентов, под руинами империи в начале ХХ в. погибло неоконфуцианство, но тут же родилось постнеоконфуцианство (современное неоконфуцианство). Оно явилось реакцией на мировые катастрофы и глобальные информационные процессы, выразившиеся, в т.ч., в укоренении в Китае чужеродных западных теорий. Многие учёные ХХ в. верили в совместимость китайской традиционной культуры с западными ценностями, в возможность её модернизации и даже способность решить коренные проблемы Запада: дефицит духовности, атомизацию людей в глобальном мире, кризис основ этики и морали. Эти взгляды подтверждает быстрая и успешная модернизация Японии под лозунгом «восточная (конфуцианская) этика, западная наука». Подобный же эффект, достигнутый к концу XX в. на Тайване, в Южной Корее, Сингапуре и Гонконге, даже породил концепцию успешного «конфуцианского капитализма».
        
Фиксируя вехи «перекодировки» культуры после «синьхайского перелома», А.И. Кобзев отмечает, что раз­дел в 1949 г. Китая на КНР и КР на Тайване расколол интеллектуальную элиту и поляризовал её взгляды. В КНР под влиянием идеологии коммунизма возобладал вестернизатор­ский подход к своей культуре, а на Тайване, в Гонконге и других частях нематерикового Китая – тра­диционалистский. Хотя с сер. XX в. неоконфуцианство в Китае (подобно христианству в России) казалось мёртвым, либо отмирающим пережитком, с конца 1970х Китай ушёл от огульной политической «критики Конфуция». А с началом эпохи реформ и поиска новых идейных ориентиров, неоконфуцианство стало предметом особого внимания и для учёных КНР. К концу XX в. борьба «марксистов» и «традиционных конфуцианцев» ослабла, перейдя в фазу идей­ной конвергенции. На фоне своего непрерывного доминирования и развития в XX-XXI вв. на Тайване и в Сингапуре, неоконфуцианство,  сохранившее и во многом оживившее связь с исконной конфуцианской традицией, ныне успешно реанимируется и в КНР, как носитель ждущей своего часа национальной идеи. Более того, к XXI в., вопреки недавним пророчествам о «конце истории» и победном мировом шествии западной культуры, стало ясно, что принципиально иные мировоззренческие модели не только продолжают успешно существовать в исконных ареалах, но и активно проникают на Запад. Передаваясь в разных культурных формах (наука, искусство, этика, духовные практики, медицина, кухня и пр.), эти модели уже породили некий «экспортный» тип современной конвергенции (синтеза) восточных традиций с западными, незаметно завоевали западный мир и стали общечеловеческими ценностями. 
        
Признавая, что вестернизаторский подход к культуре возобладал в КНР, А.И. Кобзев вовсе не уравнивает победное мировое шествие западной культуры с модернизацией. Между тем, Л.С. Васильев (ИВ РАН) в статье «От невнимания к Западу к триумфу вестернизации современного Китая» развивает иной полемичный тезис о том, что в неевропейском мире любая модернизация может протекать лишь в форме длительной интенсивной вестернизации («всепланетная вестернизация»). Китай служит примером такой вестернизации (не равно – колонизация), и вся суть истории современного Китая состоит в движении к западному стандарту.     
        
В понимании Л.С. Васильева Синьхайская революция была лишь звеном в грандиозной цепи событий, вполне вписывающихся в ёмкое понятие вестернизация. Это была реакция великой страны, оказавшейся в глубоком кризисе в связи с её насильственной вестернизацией. Идеологическими проявлениями вестернизации были и суньятсенизм, и маоизм, который решал судьбу Китая в середине ХХ в. Как заключает автор, революцией следовало бы считать не Синьхай, а пленум ЦК КПК 1978 г., который кардинально изменил Китай, сломав его традиционную имперско-маоистскую структуру, сходную с классической восточной структурой власти-собственности, и заменив его другой, вестернизованной, буржуазной, рыночной и частнособственнической. Этому способствует и тот факт, что базовые принципы конфуцианства напоминают этику протестантов в трактовке М. Вебера.
        
Сегодня Китай открыто продолжает политику активной вестернизации, включая заимствование всего ему полезного у развитых стран. Тем самым, он как бы показывает миру, в чём суть его успехов. Хотя Китай – всё ещё далеко не общество западного типа, он уже выбрал этот долгий и трудный путь превращения в буржуазную либеральную демократию. При этом Китай всегда будет оставаться конфуцианской страной с многократно оправдавшей себя цивилизационной идентичностью.
        
От взглядов Л.С. Васильева разительно отличается точка зрения В.В. Малявина (ун-т Тамкан, Тайвань), также исследующего проблему соотношения модернизации и капитализма в Китае, природу китайской модернизации, соотношение в ней китайского и западного факторов. В статье «Модернизация и капитализм в Китае. По поводу гипотезы Макса Вебера» автор показывает ограниченность взглядов М. Вебера, не находившего предпосылок для капиталистического развития в традиционной китайской культуре. В.В. Малявин особо подчёркивает, что развитие Китая в новое и новейшее время несводимо к процессам вестернизации. Само понятие «вестернизация» охватывает противоречивый конгломерат идей, традиций, норм и привычек, также далеко не сводимых к протестантской этике и духу капитализма по Веберу. Процессы, протекавшие в Китае с момента его вынужденного приобщения в XIX в. к усвоению западной техники, социально-политических институтов, бытовых норм и идеологии, не слишком вписывались в русло западных реалий. Соответственно, В.В. Малявин выдвигает свою концепцию природы капиталистического уклада в современном Китае, указывая на её тесную связь с особенностями общественной организации китайцев, их жизненными ценностями и менталитетом. По его словам, Китай и (в широком смысле) Восток всегда имели и имеют нечто, составлявшее жизнеспособную альтернативу «Западу» и в онтологическом, и в социально-бытовом смысле. Например, в отличие от западных моделей капитализма, основанных на предпринимательском индивидуализме, Китай сумел выработать и предложить миру модель «конфуцианского капитализма», основанную на восточной «сетевой» социальности и сулящую некие альтернативные выходы из очевидных тупиков («мёртвых путей» на кит. яз. – ВГ) «вестернизации».
        
Как заключает В.В. Малявин, историческая траектория Китая за последнее столетие побуждает к переоценке европейских представлений об истории и природе капитализма. С высоты сегодняшнего дня легко увидеть, что Китай неохотно и лишь в силу насущной необходимости перенимал общественные и экономические формы европейского Модерна. Но китайская цивилизация имела потенциал для развития капиталистических отношений, соответствующих «гиперкапитализму» Постмодерна. Этот потенциал в полной мере раскрылся в последние десятилетия, выведя Китай в число лидеров мирового развития и обнаружив необходимость пересмотра понятия капитализма в свете китайского опыта. В продолжение мысли В.В. Малявина можно заявить, что пересмотр в свете китайского опыта необходим сегодня уже не только для понятия капитализма, но и для всего мирового развития.
 
Второй раздел сборника посвящён Синьхайской революции и республиканскому Китаю в предвоенные десятилетия. Статьи раздела основаны на архивных документах, публицистике и художественной литературе тех лет, связанных с российско-китайскими отношениями, поисками путей и моделей дальнейшего развития Китая, эволюцией идей, образа жизни и морали китайского общества и отдельных личностей, в частности, наиболее ярких представителей революционной интеллигенции.
 
Донесения русских очевидцев революции в Китае, хранимые в архивах внешней политики Российской империи, представлены А.Н. Хохловым (ИВ РАН) в статье «Позиция царской России в вопросе признания Китайской республики в 1911-1913 гг.». Судя по донесениям и газетным статьям тех лет, в условиях отсутствия исчерпывающих сведений из Пекина, правительство России сочло единственно возможным и верным прибегнуть к политике строгого нейтралитета. Эту позицию чётко озвучил министр иностранных дел С.Д. Сазонов в выступлении 13.04.1912 перед Государственной Думой с обзором современных отношений России с другими странами: «Начавшееся ... летом минувшего года движение распространилось по всему Китаю и повело к изданию императорского указа, которым возвещалось введение нового государственного строя. ... Не имея причин навязывать китайцам тот или другой государственный строй, мы с самого начала переживаемого Китаем кризиса решили держаться нейтрально по отношению происходящей там борьбы, стремясь лишь к ограждению наших интересов…»
        
С другой стороны, архивные документы выявляют важную роль российских дипломатов, как посредников в мирных переговорах между монархистами и республиканцами, а затем в переговорах с временным президентом Юань Ши-каем об отношениях Китая с Россией и официальном признании Китайской республики.
        
Статьи А.Л. Верченко (ИДВ РАН) и Э.А. Синецкой (ИВ РАН) посвящены революционным сдвигам, происходившим в республиканский период в сфере общественных идей, традиций, морали и права. Вестернизация, модернизация и эмансипация, ускоренные революцией и открытием Китая, радикально и во многом необратимо изменили вековые взгляды китайцев на семью, брак, роль женщин, равноправие полов и самые фундаментальные нормы социального поведения. Как пишет А.Л. Верченко («Изменения в семейно-брачных отношениях в Китае и на Тайване после Синьхайской революции»), борьба с предрассудками и домостроем в семье стала важной частью патриотического движения и движения за новую культуру уже вскоре после создания республики. Она велась и на уровне государства (принятие законов), и на уровне пропагандистских усилий прогрессивной общественности. Вместе с тем, как особо отмечает автор, мгновенно разрушить устоявшийся менталитет не могли никакие революционные потрясения. Даже принятый Нанкинским правительством в 1930 г. «Гражданский кодекс» ещё долго действовал лишь на бумаге, а реальное освобождение женщины шло крайне медленно. После 1911 г. перемены наметились почти во всех сферах жизни китайского общества. Но в ходе трудного развития (борьба нового и старого) приживалось лишь то, что отвечало менталитету китайской нации и её древним традициям. Чтобы быть необратимыми, преобразования должны идти постепенно, с учётом национальной специфики и особенностей психологии народа.
    
Статья Э.В. Синецкой (ИВ РАН) «"Революция свершилась": новые идеи, мораль и формы жизни накануне и после Синьхайской революции» подаёт проблему эмансипации китайских женщин как частный аспект более широкой темы адаптации отдельной личности, втянутой в бурный водоворот различных идей, культур и укладов жизни в эпоху революционных перемен. Происходившие в Китае на рубеже XIX-ХХ в. культурные сдвиги привнесли с собой фактически все передовые идеи мировой общественной мысли. Появление современного образования, прессы (например, журнал Дунфан цзажчи) и средств связи делали их доступными всё большему кругу китайцев. Складывавшийся в стране революционный климат способствовал усвоению этих идей с великим энтузиазмом. А наивысшего размаха этот процесс достиг после революции 1911 г., особенно в период «движения 4 мая». Сам автор показывает формирование «новой личности», идей, морали и форм жизни на примере новой литературы Китая. Последняя испытала мощное заморское влияние («ибсенизм» и пр.), «нередко являлась калькой западной, но . это была как бы ретрансляция . западных идей в знакомом для большинства антураже, с адаптированными для местного менталитета ходами мысли». Как пишет Э.А. Синецкая, «свершённые революции» и мировые культурные сдвиги ХХ-XXI вв. требуют от человека адаптации к иным идеям, стереотипам, формам и стилям жизни. Этот процесс не всегда проходит комфортно, неконфликтно. И тогда панацеей от всех бед нередко видится возврат к традиционному – в жизни, в поведении, в мыслях. Последнее наблюдение вполне созвучно тезису А.Л. Верченко о роли национального менталитета и традиций при постепенном осуществлении «безвозвратных преобразований».       
 
Социальная рольновой китайской прессы, на примере Дунфан цзачжи, рассмотрена в написанной в 1975, но впервые публикуемой статье Л.И. Головачёвой (1937-2011) «Быть летописцем современной мысли»: китайская периодика и журнал Дунфан цзачжи накануне и после Синьхайской революции». Как показал автор, Дунфан цзачжи отобразил на своих страницах очень наглядный, живой и широкий «срез» тех настроений, идей и течений общественной мысли, которые существовали в китайском обществе накануне Синьхайской революции (и идеологически готовили её), а также в бурное, насыщенное драматичными, судьбоносными событиями первое десятилетие республиканского периода.
 
Мучительные поиски ответов на вопросы о путях прекращения раскола и междоусобиц, о моделях государственного устройства, необходимых для возрождения единого и независимого Китая, продолжались в китайском обществе и через десять лет после синьхайских событий. Выходившие в те годы выпуски журнала Дунфан цзачжи дают широкую картину раздумий о причинах национальных бед, а также предложений и планов по преодолению хаоса, царившего в Китае. Серия публикаций тех лет, отразивших острые дискуссии о государственном устройстве, правительстве «добрых людей» и роли политических партий, представлена в ещё одной не публиковавшейся ранее статье Л.И. Головачёвой «"Соединённые штаты Китая" и другие планы политического преобразования страны (по материалам журнала Дунфан цзачжи 1921-1924 гг.) ».
        
Активным участником дискуссий о «самоуправлении федерации провинций» (Соединённые штаты Китая), о сути революции и эволюции, а также других проблемах развития Китая был известный общественный деятель Чжан Бин-линь. Как отмечает Н.М. Калюжная в статье «Синьхайская революция и революционное мировоззрение Чжан Бин-линя (1869-1936)», подобно многим своим современникам-интеллектуалам (Сунь Ят-сену и др.), Чжан пытался осмыслить суть революционного и эволюционного развития Китая, а также выстроить идеальную модель постреволюционного китайского общества и государства. Социальная утопия Чжан Бин-линя впитала в себя комплекс идей, почерпнутых из китайской традиционной истории, учений китайской классической мысли, а также западной философии и политологии. В целом, политическое мировоззрение, деятельность и научное творчество Чжан Бин-линя несли в себе характерные черты синтетической идеологии, сложившейся в результате соединения традиционных доктрин с западным революционным мировоззрением.
 
Неразрешенность внутренних и внешних проблем в республиканском Китае отразилась и на советско-китайских отношениях 1920х годов. А.А. Писарев (ун-т Тамкан, Тайвань) рассмотрел известный конфликт на КВЖД в неожиданном для традиционных оценок ракурсе. В статье «Советско-китайский конфликт 1929 года: причины и последствия» он доказывает, что Москва не вела в те годы активной поддержки китайских коммунистов в районе КВЖД. Правительство Китая не планировало захват территорий СССР, а его борьба с тогда ещё мизерным числом коммунистов в Маньчжурии была скорее идейным предлогом. На деле стратагема Чан Кай-ши была нацелена на то, чтобы, используя противоречия между великими державами, путём «революционной дипломатии» превратить установление полного контроля китайского правительства над дорогой в начальный этап ликвидации системы неравноправных соглашений. Что касается последствий, то действия Нанкина привели к резкому ухудшению отношений с СССР, переходу конфликта в военную фазу, и способствовали тому, что плодами советско-китайской конфронтации воспользовалась Япония, получившая через несколько лет контроль над КВЖД и, в итоге, новый плацдарм для прямой военной агрессии в Китае в 1931-1945 гг.
        
Третий раздел сборника посвящён развитию Китая после 2-й мировой войны. В него вошли три статьи, освещающие ряд важных социально-политических процессов в развитии КНР и КР на Тайване после 2-й мировой (1945) и гражданской войны в Китае (1949).
 
Тернистый путь превращения верноподданных китайского императора в сообщество полноправных граждан, культивирования гражданского сознания и гражданской культуры, на который Китай вступил после 1911 г., далеко не пройден китайским обществом и сегодня. Статья Н.К. Семёновой (ИВ РАН) «Негосударственные организации КНР – ростки демократии: история и тенденции» напоминает, что до начала периода «реформ и открытости» КПК и правительство КНР в целом придерживались негативного отношения к общественным организациям, полагая, что в социалистическом Китае невозможно формирование относительно независимого гражданского общества. После 1978 г. позиция КПК в отношении гражданского общества постепенно изменилась от отрицания до признания. В последние годы в китайском обществе появились признаки роста гражданского сознания. Эта тенденция пока не стала доминантой гражданского общества в КНР, но уже выявила направление его развития. В целом, уровень автономности, независимости и добровольности негосударственных организаций Китая все ещё довольно низок.
 
Вопрос о расколе и объединении Китая, возникший ещё в 1895 г., после японской аннексии Тайваня, а затем резко обострившийся после революции 1911 г., так и остаётся нерешённым даже сегодня, в XXI в. История долгой борьбы и споров Тайбэя с Пекином по вопросам объединения страны обобщена в статье А.Г. Ларина (ИДВ РАН) «Принцип "одного Китая" во взаимоотношениях двух берегов Тайваньского пролива». Как показал автор, за 60 с лишним лет Тайбэй и Пекин не раз меняли толкования принципа «одного Китая» и, сообразно, тактику своих политических действий. По сути, допуская разные толкования, этот принцип вовсе не является неодолимым барьером для сепаратистских тенденций в виде движения за «независимость» Тайваня. Не может он служить и гарантией объединения двух частей Китая. Его реальное значение состоит в том, что он укрепляет (хоть и не фиксирует намертво) statusquo острова, затрудняет дрейф Тайваня к независимости и создаёт прочную основу для стабильного развития взаимовыгодных связей двух берегов Тайваньского пролива. Не будучи достаточным, он служит необходимым условием для поступательного движения к решению тайваньской проблемы. По мнению А.Г. Ларина, облик, который обрели взаимоотношения Пекина и Тайбэя на современном этапе, в высокой степени отвечает интересам обеих сторон, а равно и целям укрепления безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
        
Проблемы регулирования сложных процессов китайской миграции в современном состоянии и исторической перспективе показаны в статье Е.В. Чиркова (МГИУ) «Развитие миграционных процессов и становление их правового регулирования в КНР». Острота темы связана с тем, что растущая мобильность граждан КНР и рост зарубежной китайской диаспоры влекут серьёзные геополитические, социально-экономические и демографические последствия и для самой Поднебесной с её огромным населением, и для Азиатско-Тихоокеанского региона, и для всего мира. Наряду с масштабным вывозом за рубеж избыточной и дешёвой рабочей силы, в последние годы в самой КНР поощряется массовый приток зарубежных квалифицированных специалистов, с целью активного использования их в самых разных сферах науки, техники и производства. В отличие от России, считает автор, опыт Китая показал большую продуманность системы миграционного контроля. Это связано не столько с отличиями социально-политического и конституционного строя, сколько с более последовательно формируемой и выверяемой Пекином политикой регулирования внутренней и внешней миграции в текущих и долговременных национальных интересах.
        
Заключительный Четвертый раздел сборника содержит пять историографических статей, которые знакомят с наблюдаемой в КНР, на Тайване, в России и в мировой науке эволюцией подходов к оценкам революции 1911 г., исторической роли Чан Кай-ши, Чжан Чжи-дуна и других выдающихся деятелей Китая, существенно влиявших на его развитие с конца XIX в. Статьи исследуют метаморфозы этих нередко противоречивых подходов и оценок в ХХ столетии, а также новые тенденции в историографии XXI в., особенно заметно проявившиеся в ходе торжеств по случаю столетия Синьхайской революции и КР.
        
Череда посвящённых юбилейным датам академических встреч на Тайване коротко представлена в совместной статье Аринчевой Д.А. (НИУ ВШЭ) и Головачёва В.Ц. (ИВ РАН) «Столетие Синьхайской революции и Китайской республики: обзор "юбилейных" научных форумов на Тайване». Как показали указанные международные формы, Тайвань и сегодня остаётся ведущим мировым центром изучения новейшей истории Китая. Этому способствуют мощная научная традиция и подготовка учёных на острове. Свободный выбор, смелая постановка и неформальное обсуждение острых проблем позволили показать, что революция 1911 г., оцениваемая в вековой ретроспективе, стала реальным поворотом к будущему возрождению Китая. КР существует уже больше века. Стронутые революцией общественные макропроцессы продолжаются и сегодня. А идейное наследие Сунь Ят-сена, нередко казавшееся в ХХ в. наивной утопией и авантюризмом, всё шире учитывается в современной политической жизни (в т.ч. на Тайване), сохраняя потенциал и актуальность в отношении будущего Китая, Азии и всего мира в XXI в. В этом смысле можно согласиться с тем, что «Синьхайская революция» все ещё не завершена.
        
Тема «синьхайских» торжеств, но уже не на Тайване, а в материковом Китае, продолжена в работе Е.Ю. Стабуровой (Рижский ун-т им. П. Страдыня) «Столетие Синьхайской революции как политический проект». Используя китайские и, частично, тайваньские материалы о праздновании юбилея, автор показал, что в КНР были привлечены огромные ресурсы для реставрации памятников революции, обновления и упорядочения музейных экспозиций, открытия и поддержки специальных электронных сайтов, проведения конференций и торжественных мероприятий. Смысл столь гигантских затрат Е.Ю. Стабурова видит в том, что китайские политики гибко и расчётливо использовали юбилей и для актуализации исторического события, и как средство достижения своих политических целей. В рамках синьхайской темы идёт конструирование общекитайской (включая Тайвань) идентичности. А в роли двух главных инструментов для демонстрации единения с Тайванем в свете исторического юбилея используются нарративы о единстве всех китайцев и китайско-тайваньские мероприятия. В нарративах можно выделить ряд главных тем: 1) общее историческое наследие революции; 2) Сунь Ят-сен и его идеи, как объединяющая ценность; 3) революционеры и политики эпохи Синьхая, как общее достояние.
 
Хотя Тайвань воспротивился совместной организации торжеств на официальном уровне, это не остановило мощный поток китайских инициатив, в которых участвовали и тайваньцы. Существующие в тайваньском обществе политические разломы, пишет Е.Ю. Стабурова, лишь помогли КНР провести юбилей Синьхая как демонстрацию китайско-тайваньского единства.
        
Статья Е.Ю. Стабуровой «Чжан Чжи-дун как предтеча Синьхайской революции...» посвящена теме переоценки исторической роли Чжан Чжи-дуна (1837-1909). Отход от шаблонных схем истории Китая изначально служил идейным фоном взятого в 1978 г. курса на реформы и модернизацию. По мере этого отхода Чжан превратился из цинского сановника-компрадора в зачинщика модернизации. Но восприятие Чжан Чжи-дуна как революционной личности иидея революционизирующей роли иностранцев в Хубэе – новое явление, за которым, как полагает Е.Ю. Стабурова, ясно виден политический курс, сформулированный Ху Цзинь-тао в 2006 г. Он нацелен на поддержку ряда политических задач внутри и вне страны, в том числе: радикальный отход от исторических догм и ярлыков первых лет КНР и времён «культурной революции»; примирение сторонников революционного и эволюционного развития Китая в XX в.; поиск общего языка с китайской диаспорой и Тайванем; наведение более широких мостов между Китаем, странами Запада и Японией; создание базы доказательств для возможных заявлений о том, что Китай давно не является периферией «международного сообщества», что уже со 2-й пол. XIX в., при помощи иностранцев, страна была не только реципиентом, но и активным «мотором» мирового прогресса. 
    
В целом, заключает автор статьи, эти имеющие политический импульс сигналы не были услышаны на Западе, но могли быть чутко восприняты на Тайване и в среде зарубежных китайцев. При этом выработанная к столетию революции 1911 г. переоценка исторической роли Чжан Чжи-дуна не обрела единодушной поддержки китайских историков. Будет ли руководство КНР и дальше пересматривать свои посылы международному сообществу, и как это отразится на историографии, в этом и состоит интрига ближайших лет.
        
Феномен Синьхайской революции (1911-1913 гг.) нашёл отражение в работах российских китаеведов уже в 1920-х гг. В последующие десятилетия они уделяли ей довольно скромное внимание. Но с рубежа 1970-х гг., на волне юбилеев Октябрьской (1967) и Синьхайской (1961 и 1971) революций, а также, видимо, под влиянием событий «культурной революции» в КНР, «синьхайская» тема вновь оказалась в фокусе внимания советских учёных. Основные направления, тематика и выводы их исследований за последние 40 лет представлены в статье С.Г. Андреевой (ИВ РАН) «Историография Синьхайской революции в материалах конференции "Общество и государство в Китае"». Хотя число «синьхайских» статей в сборниках «Общество и государство в Китае» не превышает и полусотни, т.е. очень малую часть в общем объёме публикаций (около 3000 статей за 40 лет существования этой конференции), тем не менее, оно демонстрирует заметный вклад российских китаеведов в изучение истории революции 1911 г. Как отмечает С.Г. Андреева, в 1990-2000 гг. новые работы по этой теме почти не появлялись в материалах конференции «Общество и государство в Китае». Но в последние годы наметился новый подъём научного интереса к Синьхайской революции.^[2]
 
Попытка целостного взгляда на биографию, роль и место Чан Кай-ши в истории Китая ХХ в., с учётом изменений в современных оценках мировых экспертов, а также сведений из опубликованных дневников генералиссимуса, предпринята А.Н. Карнеевым (ИСАА МГУ) в очерке «Наброски к биографии Чан Кай-ши в контексте анализа современной китайской историографии». Как отмечает автор, всплеск интереса в КНР к личности и деяниям Чан Кай-ши вызвал лавину новых публикаций и исследований. Причём в последние годы стало уместным подчеркивать неизменность патриотической позиции генералиссимуса, противостоявшего «империалистическим» замыслам великих держав, к которым причисляют и СССР. Отход современных китайских учёных от марксистских оценок истории ведёт к постепенному сближению позиций историков по обе стороны Тайваньского пролива, облегчаемому ростом научно-образовательных связей КНР и КР на Тайване. В целом, оценка жизни и политической деятельности Чан Кай-ши по-прежнему вызывает немало дискуссий среди историков КНР и, как заключает А.Н. Карнеев, отражает ведущуюся в современном Китае острую идейно-политическую борьбу, в том числе и по вопросам истории. 
 
Очевидно, пересмотр итогов Синьхайской революции и всей истории республиканского Китая требует повторного обращения к давно известным истокам событий и историческим источникам. Сегодня, в свете векового «китайского опыта», по новому выглядят и могут интерпретироваться даже те главные цели, о которых Сунь Ят-сен говорил ещё 21 декабря 1906 г. в известной речи «Три народных принципа и будущее Китая»:
        
«Итак, цель нашей революции – добиться счастья для Китая. Поскольку мы против диктатуры кучки маньчжуров, мы стремимся к национальной революции. Поскольку мы против самодержавной власти монарха, мы стремимся к политической революции. Поскольку мы против диктатуры богачей, мы стремимся к социальной революции. Если нам не удастся достичь хотя бы одной из этих целей, значит, мы не претворим в жизнь своих первоначальных намерений. После осуществления всех трёх целей Китай станет самым совершенным государством».^[3]
        
Хотя сегодняшний Китай всё ещё очень далёк от превращения в «самое совершенное государство», в целом за минувшее столетие ему удалось успешно решить проблему национальной независимости, ликвидации самодержавия и, что не менее важно, избавления от тяжелейших оков имперско-монархического сознания. Наконец, классовая борьба с диктатурой богачей уступила место борьбе против засилья бедности, за достижение общегосударственной «социальной гармонии». При этом стремительное продвижение «Большого Китая» и «стран конфуцианского культурного ареала» по предначертанной ещё древними мудрецами траектории «от сяо кан (малое благоденствие) к да тун (великое равенство-единение)» является сегодня ещё одной неоспоримой реалией глобального значения, позволяющей утверждать, что главная цель китайской революции («добиться счастья для Китая») во много достигнута,  а во многом – вполне достижима.
        
Как позволяют судить материалы сборника, изучение Синьхайской революции и вековой истории республиканского Китая остаются предметом постоянного и пристального внимания отечественных учёных. Их исследования охватывают российскую и мировую историографию, которая, сама по себе, требует дальнейшего обобщения и изучения. Важной задачей остаётся и дальнейшее превращение достижений российских учёных в общее достояние всего мирового китаеведения. Хочется верить, что публикуемый нами сборник станет хорошим подспорьем для решения названных задач, а также для новых исследований, связанных с осмыслением роли революций, эволюции и модернизации в историческом и современном развитии Китая.
        
Авторы и редакторы искренне благодарны за помощь в проведении конференции и издании сборника президенту фонда «Взаимодействие цивилизаций» Р.Я. Эмануилову, И.Н. Жуковой, Ф.М. У Цзинь-жэню и сотрудникам ИВ РАН.

---

1. ↑ Синьхай – Название 1911-1912 года в китайском 60-летнем цикле по лунному календарю
2. ↑ См. также: Сотникова И.Н. Обзор историографических работ по Синьхайской революции // Вековой путь Китая к прогрессу и модернизации. К 100-летию Синьхайской революции. Тезисы докладов XIX межд. н.к. «Китай, китайская цивилизация и мир. История, современность, перспективы». Москва. 19-21.10.2011. М.: ИДВ РАН, 2011. С.336-338.
3. ↑ Сунь Ят-сен. Избранные произведения. Изд. 2-е, исправленное и дополненное. М., 1985.