как отражение древнеиндийских культурно-политических реалий и мифолого-космологических представлений

Походы Чакравартина, о которых наиболее подробно рассказывается в сутрах на тему деяний царя Мурдхагата, служат главным способом непосредственной реализации его статуса: последовательно посещая все земли, находящиеся по четырем сторонам света от его домена, вселенский правитель устанавливает там свое владычество. При этом в ряде текстов («Сутра о четырех континентах», «Сутра о словах Будды о царе Вэньтоцзе», «Сутра о словах Будды о древних деяниях» — см. приложение, таблица V) в качестве таких земель называются четыре континента буддийской космографии — Джамбудвипа, Аварагодания, Пурвавидеха и Уттаракуру, которые мыслились находящимися соответственно к югу, востоку, западу и северу от космической горы Сумеру (Меру), помещаемой в центре мирового пространства. Изначальное государство (домен) Чакравартина в этих текстах чаще всего располагается на континенте Джамбудвипа, что тоже отвечает индо-буддийской космографии, в которой этот континент ассоциировался с собственной ойкуменой (то есть с Индией).

Однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что в палийских версиях канонических сутр и в наиболее ранних китайских переводах (тексты из свода «Чжан э хань цзин») для походов Чакравартина указывается только их пространственная ориентация, причем в строго определенной последовательности: восток, юг, запад и север. Такой порядок походов Чакравартина оказывается идентичным последовательности действий, совершаемых древнеиндийскими царями в ходе исполнения ими церемонии обряда посвящения на царство (раджасуя): царь делал шаг в сторону последовательно востока, юга, запада, севера и верха, что имитировало установление им своей власти над четырьмя сторонами света и его отождествление с Индрой — божественным покровителем царской власти в Древней Индии. Последнее из перечисленных действий (шаг вверх) тоже находит отражение в эпизодах походов царя Мурдхагата — посещение им Тридцать третьего неба и резиденции Индры. Поясним, что как Тридцать третье небо (санскр. Трайистримша, кит. сань ши сань тянь 三十三天) в индо-буддийских верованиях поднималась высшая небесная сфера, находившаяся на вершине космической горы Сумеру и служившая местом обитания царя богов Индры и небесных божественных персонажей, обозначаемых как «боги Группы тридцати трех». В развитой буддийской космологии Тридцать третье небо соотносится со второй сферой чувственного мира (камалока) — низшей из трех вертикально ориентированных главных пространственных зон (миров) буддийского психокосма. Примечательно, что о других мирах и высших сферах чувственного мира в разбираемых текстах не упоминается.

Указанная последовательность действий посвящаемого в церемонии обряда раджасуя и походов Чакравартина имеет отчетливую солярную семантику, повторяя дневное движение солнца. Это — еще одно весомое доказательство генетического родства древнеиндийского комплекса представлений о правителе с солярным культом. Кроме того, исходя из пространственной композиции обряда раджасуя, очевидно, что царь мыслился находящимся в центре мира, а все остальное космическое пространство подразделялось на четыре горизонтально расположенные и ориентированные по четырем частям света зоны. Подобная космологическая модель тоже является одной из общечеловеческих универсалий. Она была присуща многим древним цивилизациям, обладавшим централизованной государственностью и развитой верховной властью, как, например, Древний Египет и империя майя. Но в самом отчетливом виде эта модель присутствует в культуре Китая, определяя собой все местные геополитические, антропологические и социальные воззрения.

При этом на материале текстов канонических сутр создается впечатление, что все пять пространственных зон (центр и зоны, соответствующие четырем частям света) исходно мыслились в древнеиндийской космографии находящимися на одной суше: в китайских переводах континенты чаще всего определяются как «государства» или «царства» без упоминания о разделяющем их водном пространстве, хотя в китайском языке исходно существовали термины для обозначения островов.

Буддийская космография, признававшая существование четырех континентов и космической горы Сумеру, внешне сохранила выделенную пространственную модель. На самом же деле она привела к ее серьезным искажениям. Дискретность мирового пространства и изъятие фигуры вселенского правителя из его центра разрушали идею универсализма верховной власти. То, что уже в раннебуддийском учении о Чакравартине исходный смысл совершаемых им походов начал утрачиваться, видно по изменению последовательности этих походов, которая становится явно алогичной. А отказ от идеи универсализма верховной власти вселенского правителя как раз и привел к появлению типологий царей-чакравартинов.

Итак, можно сделать вывод, что учение о вселенском правителе опиралось на древнейшие для индийской культуры космологические представления, которые и определяли собой исходные для нее воззрения на верховную власть и связанную с царским институтом обрядовую деятельность.

Из других мифологем, сохранившихся в учении о вселенском правителе, отдельного упоминания заслуживает осмысление северного континента Уттаракуру как «благого места». Об этом свидетельствует помещение на нем чудесных растений, некоторые из них (дикорастущий рис) оказываются типологическими аналогами растений бессмертия, и человеческого сообщества, обладающего «идеальным» устройством, представители которого наделяются необыкновенными качествами — способностью к предельно долгой жизни, прекрасной внешностью, физическим совершенством и духовностью. Такое осмысление северной пространственной зоны тоже проистекает из архаических солярных представлений, в рамках которых место захода (смерти) солнца — запад или север — обычно считалось сакральной зоной и могло отождествляться с источником бессмертия. Данный тип мифолого-космологических представлений существовал, например, в культуре южных регионов Древнего Китая, став впоследстии частью даосской космологии и космографии (сакрализация запада).

Еще одной существенной новацией раннебуддийского учения о вселенском правителе, принципиально отличающей его от архаико-религиозных комплексов представлений о верховной власти, является введение в него морально-этических регламентаций, соблюдение которых провозглашалось обязательным условием обретения правящим царем статуса Чакравартина.