Чжан Бинлинь

Речь на торжественном собрании китайских студентов...

Речь на торжественном собрании китайских студентов, обучавшихся в Токио¹

Удостоившись ныне на этом торжественном собрании вашего дружеского расположения, я, право, не могу справиться с охватившим меня смущением. Я никогда не отличался ни малейшим зазнайством, ещё и поэтому крайне смущён. Сейчас позвольте мне вкратце поведать вам историю моей жизни и рассказать, что я намереваюсь предпринять в ближайшие дни.

В детстве я прочитал «Дун хуа лу» господина Цзяна², где описаны судебные дела Дай Минши³ и Цзэн Цзина⁴, вызвавшие у меня глубокое возмущение. Я осознал, что в хаос Китай ввергли инородцы⁵. Так впервые в моем сердце зародилась ненависть к ним. Позднее я прочитал книги Чжэн Сонаня⁶ и Ван Чуаньшаня⁷, содержащие рассуждения о сохранении ханьской нации, благодаря им я постепенно стал приверженцем идей национализма. Однако утверждения этих двух господ не были научно обоснованы. Только после 1895 г.⁸,  общих чертах ознакомившись с произведениями [авторов] различных стран Востока и Запада⁹, я систематизировал основные научные положения.  В то время я, бывало, заводил с друзьями речь об изгнании маньчжуров и  независимости, а они, как правило, недоуменно качали головами. Некоторые заявляли, что это безумие, другие называли это изменой, а третьи уверяли, что я обрекаю себя на верную смерть. Пусть я, по их словам, сумасшедший, я все же сохранил свои безумные идеи.

Весной 1902 г., приехав в Японию, я встречался с небезызвестным Чжуншанем¹⁰. В то время среди обучавшихся там китайских студентов, общавшихся с Чжуншанем, было не более одного-двух его единомышленников. Остальные общались с ним от случая к случаю и, как правило, считали Чжуншаня странным. Они рассматривали его как музейную редкость и не горели желанием спасать ханьцев. В глубине души я полагал, что эти сумасбродные надежды нелегко претворить в жизнь, и тогда вознамерился облачиться в кашью¹¹,   чтобы стать монахом и больше никогда не общаться с представителями научных и политических кругов. И я никак не ожидал, когда после трехлетнего пребывания в тюрьме снова приехал сюда, что число обучающихся здесь китайских студентов, готовых помочь мне раскрыть глаза, возрастет по сравнению с тем временем в 100 раз. Только сейчас я понял, что устремления людей явно эволюционировали. Раньше некоторые тоже были заинтересованы в устранении маньчжуров и возрождении ханьцев. Но эти чувства обычно таили в глубине души, и только теперь они вырвались наружу. Мои прежние разговоры можно лишь уподобить выражению «журавль чувствует полночь, а петух — рассвет». Это отнюдь не означает, что журавль или петух способны вызвать наступление полночи или рассвета; просто они предчувствуют эти природные явления. Дружное кукареканье побуждает людей просыпаться и приниматься за дела. Это немаловажно. В настоящее время научные теории национализма, о которых вы все рассуждаете, отличаются исчерпывающей полнотой и точностью. Вот уж действительно, приходящий позже занимает более высокое положение, разве я отважусь тягаться  с вашим поколением? Только хочу кое-что сказать вам сейчас. Как правило, если человека при жизни называют сумасшедшим, он с этим никак не желает соглашаться. Это свойственно всем, за исключением выдающихся поэтов и художников, о дерзких поступках которых речь не идет. Я единственный, кто признает себя сумасшедшим, я действительно страдаю нервным заболеванием¹²; но вопреки всему разговоры о моем безумии, о моем нервном заболевании радуют меня. В чем же причина? В большинстве случаев, если человек не страдает нервным заболеванием, он ни за что не придумает оригинальную идею, а если и придумает, то не отважится ее высказать. Если же и заведет о ней речь, то, столкнувшись с трудностями и мучениями, не сможет непреклонно в одиночку претворять в жизнь собственную идею. Поэтому издревле великие дела творили только те ученые, которые страдали нервным заболеванием. Посмотрите, господа, разве греческий философ Сократ не был нервнобольным? А Руссо, основатель [учения] о народовластии и свободе, преследуя собаку, бросился в речку. Это тоже свидетельство нервного заболевания. Или основатель ислама Магомет, который, согласно заключению современных религиоведов, болел сифилисом. Подобные [примеры] есть и у нас, ханьцев. Военная стратегия Сюнь Тинби¹³, жившего в период династии Мин, издревле не имела себе равных. Однако, судя по его рассуждениям, приведенным в [сочинении] «Жизнеописание Ци Сина», Сюнь Тинби был прямо-таки безумцем. В новое время жил некий Цзо Цзунтан¹⁴, который защищал холуев-маньчжуров и жестоко истреблял соплеменников. Он не достоин того, чтобы о нем говорить. Однако его стратегия, смысл которой — застать врасплох и одержать победу — заслуживает признания. В юности, когда этот Цзо Цзунтан учился в академии Юэлу¹⁵, он вел себя как-то странно. Думаю, это общеизвестно. Еще был немец Бисмарк. Как-то, проживая в гостинице, он вызвал администратора, а когда тот не откликнулся, открыл стрельбу. О, каков темперамент!¹⁶ Если хорошенько подумать, то таланты и успехи этих шести человек проистекали из их нервно-психического заболевания. Вот почему и я признаю себя нервнобольным. Я также желаю, чтобы у каждого из вас, единомышленники, в какой-то степени проявилось нервное заболевание. В последнее время распространяются слухи о том, что не один, так другой страдает нервным заболеванием. С моей точки зрения, не страшна нервная болезнь, а страшно выздоровление от нее, когда перед тобой возникает соблазн богатства, почестей, выгоды и карьеры. Вот чего нельзя допустить ни в коем случае! Некоторые достаточно образованные люди, обретя толику богатства, почестей, выгод и карьеры, не обязательно приблизятся к излечению своего нервного заболевания, но смогут полностью исцелиться, испив ядовитую настойку из трудностей и бед. Это означает, что они нетвердо стоят на ногах и ни при каких условиях не способны добиться успеха. Мне слишком часто доводилось принимать эту ядовитую настойку. Если считать с 1898 года, то я семь раз подвергался преследованию; но шесть раз не был пойман и лишь на седьмой подвергся аресту¹⁷. Первые три раза касались не лично меня, я проходил как соучастник по делам других, тогда шли повальные аресты членов новой партии. Последние четыре дела касались исключительно меня и были связаны с [деятельностью], направленной на изгнание маньчжуров. Однако я нисколько не сожалею, что оказался в водовороте этих трудностей и бед. Никакие ядовитые препараты никогда не излечат мое нервное заболевание. Может, именно по этой причине вы, господа, и проявляете ко мне уважение. Существуют и такие суждения: если человек страдает нервным заболеванием, то он наверняка действует сумбурно, разве он способен поступать логично? Но я же говорю о таком нервном заболевании, которое проявляется не в грубости и несдержанности, не в буйстве и сумасшествии; я имею в виду такую нервную болезнь, которой присущи тщательно продуманные идеи. Приведу такое сравнение: идеи - это некий товар, а нервное заболевание – это некое судно. Без идей пустопорожнее нервное заболевание не имеет ценности; а без нервного заболевания разве смогут идеи самостоятельно прийти в движение? Вот вкратце история моей жизни.

Что касается направления деятельности в ближайшие дни, то всем вам оно понятно применительно к политике, законодательству, военному строительству, поэтому нет необходимости на этом останавливаться. На мой взгляд, в первую очередь необходимо сосредоточиться на чувствах. Даже если среди вас будет миллиард Наполеонов и Вашингтонов, лишенных чувств вам не удастся  сплотиться, несмотря на единомыслие. Ранее Платон утверждал: «Чувства человека на самом деле сродни алкоголизму»¹⁸, здесь также речь идёт о нервном заболевании. Для того, чтобы возбудить такие чувства, нужно  начать решать две важнейшие задачи: во-первых, обратиться к религии, чтобы положить начало вере и усовершенствовать мораль (даодэ)¹⁹ народа (гоминь)²⁰; во-вторых, использовать национальные реликвии (гоцуй)²¹, чтобы воспитать национальный характер и разжечь патриотический энтузиазм.

Сначала поговорим о религии. В последнее время личности, подобные Бентаму²² и Спенсеру²³, поклоняются утилитаризму и индифферентно относятся к религии. Но без религии не усовершенствуешь мораль (даодэ). Ведь борьба за существование ведется исключительно в интересах [отдельно взятого] индивида, и даже если сильно захотеть,  сплотиться не удастся, подобно тому, как из чашки высохшей пшеницы не вымесить тесто. Страны Европы и Америки исповедуют только христианскую религию, и хотя она крайне ущербная, не будь христианства, они не смогли бы достичь нынешнего положения. Кидд в «Социологии»²⁴ уже подверг критике рассуждения Спенсера. Какой же религии следует придерживаться нам в Китае? В конфуцианстве много достоинств. В различных[китайских] религиях немало мистики и непонятных рассуждений, а конфуцианское учение можно считать неоскверненным [подобными пороками], но и в нем немало дурного. Кун-цзы²⁵ жил в эпоху всевластия аристократии, когда простой народ не имел возможности получить чиновничью должность. Вынашивая мысль о противостоянии аристократии, Кун-цзы обучил три тысячи учеников, чтобы они смогли стать профессиональными чиновниками. В результате с тех пор у простых людей появилась возможность становиться чиновниками. Однако Конфуций был слишком трусливым. Несмотря на свое намерение создать конкуренцию аристократии, он не рискнул объединиться с простым народом, чтобы свергнуть аристократическое правление. И хотя в [произведении] «Весны и осени» есть пассаж об «осуждении наследственных министров», это не более чем словесная угроза и письменное порицание, попыток претворить [критические выступления] в жизнь не было. Поэтому его ученики, как правило, работали на других [людей], а самые лучшие из них, достойные служить наставниками императоров или помощниками князей, никогда не смели и помышлять о месте подле императора и довольствовались самыми низкими должностями — вэйли и чэнтянь²⁶. Ознакомимся, господа, с жизнью Конфуция. Занимая пост первого советника, он, опираясь на поддержку правителя княжества Лу, объездил 72 других княжества. На склоне жизни он оставил чиновничью карьеру и вернулся домой доживать свой век. В то время он получал помощь от Цзи Ши. Неужто его чувство [долга] постепенно истощилось? Самым большим позором учения Кун-цзы было то, что оно побуждало людей не оставлять мысли о богатстве, знатности, барыше и карьере. После того, как ханьский император У-ди воздал особые почести конфуцианскому учению, с каждым днем стало расти число людей, рвущихся к богатству, знатности, барышам и карьере. И если ныне, когда мы мечтаем совершить революцию, ратуем за народовластие, малейший соблазн богатства, почестей, выгоды и карьеры подобно мельчайшим насекомым и тлетворным бактериям начнет разлагать весь организм. Вот почему конфуцианское учение абсолютно не пригодно. Что касается христианства, то распространение его на Западе первоначально принесло пользу; в Китае же оно оказалось бесполезным. Ибо китайцы, исповедующие христианство, поклоняются не Верховному владыке (Шан-ди)²⁷, а западному богу. Наиболее способные из них прибегают к помощи христианства, чтобы, выучив английский или французский язык, претендовать на незаурядность. Другие, а именно голодающие и обездоленные, используют [его] для безрассудного прожигания жизни; наконец, самые низкие опираются на силу христианских миссий, чтобы грабить темный деревенский народ, притеснять и обижать соплеменников. Поэтому христианство в Китае – это, в сущности, фальшивое, а вовсе не истинное христианство. Но даже истинное христианство ныне не принесет пользы. Если истинное христианство исповедуют варвары, они со временем смогут достичь цивилизации; но если его использует цивилизованный народ, он тут же возвратится к варварству. Обратим свои взоры на годы расцвета Рима. В то время его управление и науки пребывали в прекрасном состоянии. А после принятия христианства всякие философские диспуты были запрещены, идеи о всеобщей свободе погребены. В конце концов, науки постепенно деградировали, политическое управление пришло в упадок и Рим тут же погиб. Возьмем другой случай — германскую расу, которая в древности представляла собой варварскую, презренную нацию. Но  когда [германцы] восприняли христианскую мораль, их крайне жестокая натура постепенно изменилась и со временем [они] смогли вступить на путь цивилизации. Разве это не очевидное доказательство? И хотя нынешний Китай нельзя поставить на одну доску с Римом, он мало чем от него отличается, и уж никак нельзя сравнивать [китайцев] с древними германцами. Поэтому истинное христианство принесет Китаю скорее вред, нежели пользу. Что касается христианского учения, то в нем много абсурдного и забавного, не соответствующего философской науке. Даже элементарно образованные люди ни в коем случае не станут его исповедовать; это не нужно даже обсуждать. Если ни конфуцианство, ни христианство не годятся, то какая же религия подойдёт нам, в конце концов? Изначально наш Китай превозносили как буддийское государство. В доктрины буддизма непременно поверят высоко- образованные люди, а буддийские заповеди обязательно воспримут малограмотные. Если учение доступно всем — и образованным и малограмотным — следовательно, оно самое пригодное. Однако распространенный ныне буддизм содержит много наносного, не имеющего ничего общего с изначальной религией, он принесёт пользу лишь при его усовершенствовании. Ибо такая секта как «Цзин ту»²⁸ вызывает особое доверие невежественных мужчин и женщин. Они молят о благополучии сейчас и  о счастье для своих потомков. Люди, ранее уважавшие науку, теперь соединили с учением «Цзин ту бессмыслицу таких [творений] как «Тайшан ганьин лянь» («Книга об отклике великого учителя на мольбу»²⁹) и «Запись о тайных добрых делах святого Вэнь Чана»³⁰». Такие несерьезные и отвратительные обряды, как сжигание жертвенной бумаги, молитвы и покаяния, перерождение, гадание и другие, о которых нет ни слова в буддийских канонах — все это приобщили к буддийской религии. Поэтому приверженцы буддизма, выделяясь низменным, безобразным обликом, не обладают таким душевными качествами как отвага и бесстрашие. Сегодня мы должны использовать учения хуаянь³¹ и фасян³² для усовершенствования старых законов. Учение хуаянь, утверждающее, что «во имя спасения всех живущих стоит пожертвовать собственной головой»³³, с точки зрения морали, самое полезное. Согласно учению школы фасян множество дхарм (фа) - это всего лишь душа (синь), а как облики, имеющие форму, так и не облеченные в форму переживания, — все они не более чем мираж и иллюзия и не являются истинной реальностью. Кант и Шопенгауэр в современном мире считаются самыми гениальными философами. «Двенадцать категорий» Канта³⁴ это в сущности всего лишь «деление на облики». А утверждение Шопенгауэра о том, что «мир сложился в результате действия слепой, неразумной воли», также содержит смысл «зарождения по двенадцати причинам»³⁵. Существует немало и других философских положений, с которыми вам, господа, не приходилось сталкиваться. Вот почему сегодня немцы поклоняются буддизму. С точки зрения философии это учение сегодня наиболее приемлемо. Только эта религия внушает отвагу и бесстрашие, а волю народа превращает в монолитную силу³⁶,способную вершить любые дела. Хотя в буддизме содержится немало рассуждений о покровительстве внешних сил, его [школы] хуаянь и фасян не признают различия между тремя понятиями: сердцем, Буддой и всеми живыми существами. Будда, которому я вверяюсь, и есть мое собственное сердце. Разве такой подход не лучше, чем поведение христиан, которые полагаются на бога, боязливо опираются о стену в надежде на поддержку могучего покровителя³⁷.

Некоторые спрашивают: почему буддизм в Китае не принес положительных результатов, хотя имеет хождение уже две тысячи лет? Тому имеется серьезное обоснование. Все религии в целом можно разделить на три вида: многобожие, единобожие и безбожие. Как и политические системы, которые делятся на три формы: аристократическая олигархия, монархия и республика. Необходимо пройти этап монархического строя и только после этого можно постепенно перейти к республиканской политической системе. Если же аристократическую олигархию сразу же преобразовать в республику, то в республиканской системе правления сохранятся пережитки аристократической олигархии. Необходимо преодолеть этап единобожия, прежде чем постепенно прийти к безбожию. Если же многобожие в один миг преобразовать в безбожие, то в нём наверняка сохранится примесь многобожия. Даосизм древнего Китая представляет собой многобожие. Проникший в Китай позднее буддизм являлся безбожием. Между ними не было этапа единобожия, поэтому люди рассматривали Будду как одного из демонов, то есть его отождествили с различными бесами и божествами даосизма. Отсюда и произошли такие обряды, о которых я только что говорил, — сжигание жертвенной бумаги, молитвы и покаяния, перерождение, гадания и тому подобное, к чему призывали Юань Ляофань³⁸, Пэн Чиму³⁹ и Ло Тайшань⁴⁰. Почти никому не удалось избежать этой ловушки; потому-то буддизм и не дал положительного эффекта. Ныне же появившееся в стране христианство своей разрушительной силой начало подрывать многобожие, поэтому новое обращение к буддизму наверняка даст очевидные результаты.

Некоторые рассуждают так: ведь индусы наиболее ревностные поклонники буддизма, почему же их государство пребывает в гибельном состоянии? Это также имеет серьезное объяснение. Индия обладает религией, но какие-либо законы управления там отсутствуют. Ведь «Свод законов Мана»⁴¹ был составлен брахманистами. А государства, у которых никогда не было законов управления, независимо от того, какой религии они придерживаются, неминуемо обречены на гибель. Их беда не в буддизме, а в отсутствии законов управления. В Китае существуют законы управления, и с ним не случится того, что произошло с Индией. Если сомневаетесь, обратите, пожалуйста, взоры на Японию. Разве она не является государством, в котором верят в буддизм? А разве она такое же гибнущее государство, как Индия?

Некоторые говорят: согласно буддизму все живые существа равны, следовательно, он не благоприятствует зарождению идей национализма и [распространению] призывов к изгнанию маньчжуров и возрождению ханьцев. Но они совершенно не понимают, что буддизм, придавая такое значение равенству, наверняка стремится к уничтожению всего, что ему препятствует. Раз маньчжурское правительство относится к нам, ханьцам, как к неравным [субъектам], разве его не следует прогнать? К тому же, в соответствии с учением брахманизма произошло разделение на четыре варны⁴² - самый отвратительный [обычай] в буддизме. И еще — отношение цинцев к нам, ханьцам, в десять раз более жестокое, нежели третирование шудр кшатриями. Изгнание маньчжуров и возрождение ханьцев как раз и согласуется с идеями буддизма. К тому же буддизм сильнее всего ненавидит власть монарха. Во всех канонах махаяны⁴³ говорится: «Если монарх проявляет жестокость, бодхисатва облечен властью низложить его». И еще: «убить одного человека во имя спасения множества людей — так должен поступить бодхисатва». В других канонах правитель и разбойник упоминаются вместе. Поэтому когда Будда, приходившийся сыном правителю, ушел из дому, чтобы сделаться монахом, он полагал, что стать правителем равносильно тому, чтобы стать разбойником. Такой подход соотносится с рассуждениями о возрождении народовластия. Вот почему, с точки зрения морали общества, пропаганда буддизма, конечно, самое важное дело. Она крайне важна и с точки зрения морали нашей армии революции. В общем, надеюсь, господа, что вы проникнетесь единодушным устремлением обрести отвагу и бесстрашие. И тогда мы добьемся исполнения нашего самого заветного желания.

Во-вторых, поговорим о национальных реликвиях. Зачем их популяризировать? Отнюдь не с целью заставить людей почитать конфуцианское учение, а чтобы пробудить в них любовь к истории ханьской нации. В широком смысле в этой истории можно выделить три аспекта: первый — язык и письменность, второй — система законов, третий — жизнеописания личностей. В последнее время кое-кто из европеизированных деятелей принялся разглагольствовать о том, что китайцы сильно отстали от западноевропейцев, и самоуничижительно твердят, что Китай обречен на гибель, а желтая раса неминуемо исчезнет. Так рассуждать могут лишь те, кто не уразумели достоинств Китая. Зная о них, они не считают, что ими следует дорожить. Поэтому их любовь к родине, к своей нации день ото дня хиреет. Если бы они осознали [эти достоинства], то, как мне кажется, даже у лишенных чувства долга и справедливости, любовь к родине и собственной нации наверняка вырвалась бы наружу неудержимо, как вихрь. Мои рассуждения отличаются от толкований «постигающих природу сокровенных тайн древности»⁴⁴, в которых сходство Китая с Европой притянуто за уши; но они отличаются и от трактовок последователей школы Гунъян⁴⁵, в которых эволюцией считаются какие-то три эры⁴⁶, а «девять целей»⁴⁷ означают допуск варваров в Китай, результатом чего становится почтительное отношение к самым поверхностным и убогим учениям Европы. Я коротко остановлюсь лишь на нескольких особых достоинствах нашего Китая.

Во-первых, следует сказать о языке и письменности. Китайская письменность коренным образом отличается от письменности других стран мира. В ней каждый иероглиф имеет как основное, так и переносное значение. В других странах для передачи переносного значения обязательно изменяется окончание слова, а одно слово никогда не имеет несколько значений⁴⁸. В китайской письменности не так. Например, иероглиф «тянь». В своем основном значении он имеет смысл «голубое небо», а в переносном значении имеет смысл «высокочтимое», а также — «природа». Три разных значения передаются одним иероглифом «тянь». Поэтому существуют различные словари — «Шо вэнь», «Эр я», «Ши мин»⁴⁹ и другие, которые поясняют смысл видоизмененных и заимствованных иероглифов. Далее. В разных местах Китая разговаривают по-разному, кроме того, один и тот же иероглиф произносится не одинаково, а один и тот же предмет имеет различные названия. Поэтому помимо словаря «Эр я» существует словарь «Фан янь»⁵⁰, который разъясняет смысл синонимов и различного начертания. Такая область науки называется в Китае «сяосюэ»⁵¹. По своему объему она отличается от «сравнительной лингвистики», но по характеру в какой-то мере близка ей. Но существует еще одна вещь, о которой ученые, занимающиеся сяосюэ, никогда не толковали. Поскольку иероглифы создавались в разные эпохи, некоторые из них имеют написание лишь в стиле сяочжуань⁵² и не встречаются в стиле дачжуань. Отдельные иероглифы исполнены лишь в стиле лишу, но не встречаются в стиле сяочжуань. Существуют и такие случаи, когда иероглифы, начертанные в стиле лишу, в период Хань не встречаются, а содержатся лишь в словарях «Юй пянь» и «Гуан юнь»⁵³. А бывают и такие иероглифы, которых нет в словарях «Юй пянь» и «Гуан юнь», они включены лишь в словари «Цзи юнь» и «Лэй пянь»⁵⁴. По времени создания иероглифов можно проследить время появления тех или иных вещей и событий. Например, в словаре «Шо вэнь» содержится два иероглифа «сюн» (старший) и «ди» (ранг), которые не имели основного значения и отнесены к категории видоизмененных. Это свидетельствует, что в то время, когда древние люди создавали эти иероглифы, еще не существовало термина «сюнди» (старший и младший брат; братья). Или возьмем иероглиф «цзянь» (господин; отец; муж; правитель); он изображался древними людьми в виде «инь» (правитель, начальник), то есть, как и иероглиф «фу» (отец) содержал элемент «рука с палкой». Это свидетельствует, что в период, когда древние люди создавали этот иероглиф, существовал родовой строй и не было различия между властью главы [рода] и властью отца [семейства]. И тому подобное. Обо всем сразу и не расскажешь. Поясню, что эта отрасль науки является также частью социологии. И если не иметь хотя бы элементарного представления о сяосюэ, то все написанное в исторических книгах нельзя будет понять с исчерпывающей полнотой. В последнее время ученые постоянно твердят о постепенном увеличении количества новых вещей и явлений, уверяя, что они станут пригодными к употреблению только после того, как в обязательном порядке будут сконструированы дополнительные иероглифы. Безусловно, в этом существует крайняя необходимость. Однако без освоения в той или иной степени сяосюэ созданные иероглифы наверняка не будут соответствовать законам Шестикнижия⁵⁵. Что касается составления единого термина из двух иероглифов «хэ» (мир, согласие, гармония) и «хэ» (находиться в согласии, уживаться…), то человек, не познавший глубоко сяосюэ, никогда не сможет сделать это должным образом. К тому же главное в литературном произведении — стиль. В дотанский период все образованные люди были хорошо сведущи в сяосюэ, поэтому их великолепные сочинения затрагивали человеческие чувства. После двух династий Сун, когда малая наука постепенно захирела, все термины и художественные выражения употреблялись как попало, среди них не было таких, которые хоть сколько-нибудь волновали читателя. В конце концов, жители любой страны с интересом читают произведения любой страны. Но они не понимают, например, каковы достоинства стихов греческих и итальянских [поэтов] по сравнению с нашими [Цюй Юань[|Цюй Юанем]]⁵⁶ и Ду Фу⁵⁷. Однако, с нашей точки зрения, безусловно прекрасны только [наши] национальные произведения. Очень жаль, что из-за постепенного увядания сяосюэ художественные произведения не сравнить с теми, что были созданы в прошлом. Если мы займемся пропагандой сяосюэ и добьемся возрождения древнего облика нашей литературы, то любовь к нашей стране и стремление к сохранению нации усилятся многократно.

Во-вторых, поговорим о системе законов. Государственным строем в Китае всегда была абсолютная монархия, которая по существу не заслуживает уважения. Но почему же так, а не иначе строилась чиновничья система? Почему существовало именно такое административное деление?⁵⁸ Какова была необходимость именно в такой структуре войск? Почему требовалось именно так, а не иначе взимать налоги? Для всего этого существуют определенные мотивы, и не нужно огульно отрицать все то, что предпринимало абсолютистское правительство. Только если будущее правительство будет четко себе представлять, что следует преобразовать, а что возродить, тогда все это будет возможно осуществить. Особое достоинство Китая, неизвестное странам Европы и Америки, - [система] всеобщего [наделения] полями⁵⁹, соответствующая социализму. Не говоря уже о [системе] колодезных полей⁶⁰, распространенной в III в., система всеобщего [наделения] полями существовала всегда, начиная от династий Вэй, Цзинь и вплоть до династии Тан. Поэтому не наблюдалось резкого контраста между бедными и богатыми, а местным властям не составляло труда следовать [системе] на практике. Пожалуйста, взгляните на политическое правление в период, предшествовавший эпохе Тан, и [убедитесь], что, начиная от двух династий Сун и до сегодняшнего дня, не существовало ничего мало-мальски похожего. И это еще не самое крупное и сложное дело. Среди прочих — вся китайская законодательная система, в целом близкая социализму. Даже самые плохие дела и те сродни социализму. Я сейчас вкратце остановлюсь на двух примерах. Первый — судебное уложение. Китайские законы тяготеют к жестокости, с времен династии Восточная Хань, когда было введено законодательство, и поныне не практиковалась замена наказания денежным штрафом. И только в том случае, когда чиновник или женщина приговаривались к битью палками и батогами, разрешалось внести выкуп. В остальных случаях, будь ты даже такой богач как Тао Чжу и И Дунь⁶¹, подвергаешься наказанию наравне с бедняком. Другой — отбор ученых путем экзаменов⁶². Нечего и говорить, что этот экзаменационный отбор в высшей степени отвратителен; однако чем объяснить, что после династий Сун и Тан пользовались такого рода экзаменационным отбором, но не учебными заведениями? А причина в том, что после этих двух династий постепенно возросло количество книг и, несомненно, все стало не так просто, как при двух династиях Хань. Чтобы купить книги для учебы в школе, необходимо потратить немало денег. К тому же посещение многочисленных уроков возможно лишь при временном прекращении занятий ремеслом и земледелием; не в пример жителям времен двух династий Хань, когда можно было заниматься землепашеством, прихватив с собой каноническую книгу. А при наличии общедоступных стихотворных текстов достаточно было потратить 1–2 ляна, чтобы приобрести их согласно определенному образцу экзаменационных сочинений и зазубривать, словно напевая песни. Тогда можно было беспрепятственно заниматься одновременно ремеслом и землепашеством. В этом случае у бедняков непременно теплилась надежда выбиться в чиновники. В противном случае получение образования и чиновничьей должности придется уступить богатым, у бедняков же, как у утопленников, оказавшихся в морской пучине, никогда не появится возможность принять участие в политическом управлении. Даже эти два примера, по существу неприемлемые, тем не менее содержат некоторые признаки социализма. Что же тогда говорить о положительных примерах? Наше нынешнее уважительное отношение к китайской законодательной системе означает лишь преклонение перед нашим социализмом. Все негодное необходимо преобразовать; а всему положительному обязательно следует поклониться до земли. Это необходимо сделать и в отношении чувств.

В-третьих, поговорим о деяниях различных личностей. Среди [известных] китайских деятелей имелись и преступники. О них, разумеется, не идет речь. Нам надлежит брать пример с наделённых талантом и твердостью духа. Мы не сможем уподобиться европейцам и американцам, если станем учиться у них, но, по крайней мере, сможем сохранить свой исконный облик, если станем учиться у древнекитайских деятелей. Среди них двое заслуживают особого почитания. Один из них — Лю Юй⁶³, занявший престол в конце династии Цзинь, а другой — Юэ Фэй⁶⁴, покаравший циньцев в период Южной Сун. Оба они с помощью южных войск одержали победу над северными племенами «ху», чем способствовали росту нашей отваги и мужества. В области науки подобных личностей значительно больше. Науки в Китае еще не набрали силу, и особенно неприятно, что мы отстаем от других в философии. Тем не менее, это не касается философских учений Чэнов, Чжу, Лу и Вана⁶⁵. Самыми учеными людьми были авторы философских трактатов, созданных в периоды Чжоу и Цинь⁶⁶. В отличие от европейских и индийских сочинений в них трудно вычленить твердые постулаты. Но если сравнивать их с японскими учеными — Буцу Мокэем (более известен под именем Огю Сорай. - Ред.) и Дайдзай Дзюнхаем, то дистанция между ними огромная. Сегодня, когда в Японии происходят реформы, этих ученых  продолжают восхвалять с неослабевающей силой. Разве же можно предать полному забвению идеи наших Чжуан Чжоу⁶⁷ и Сюнь Цина⁶⁸. В новое время жил еще один человек, выходец из уезда Сюнин области Хуйчжоу, по фамилии Дай и по имени Чжэнь, известный также как господин Дун Юань⁶⁹. Распространяя конфуцианское учение, он вместе с тем не признавал сунское неоконфуцианство⁷⁰. Он часто повторял: «Законы убивают людей, но людей все-таки еще можно спасти, а когда неоконфуцианство убивает людей, их спасти уже невозможно». Для такого заявления имелись основания. Господин Дун Юань жил в конце правления маньчжурского императора Юнчжэна⁷¹. А этот император в начертанном красной тушью указе требовал от чиновников совершенства, хотя сам отнюдь не придерживался буквы закона. Он всегда твердил: «Где ваша совесть? Вы сами спросите у своей совести, разве можно поступать бесстыдно?» Этих нескольких фраз из рассуждений сунских неоконфуцианцев достаточно, чтобы произвольно убивать людей. Современники часто утверждают, что Юнчжэн был самым жестоким императором, но они не понимают, что этому способствовало неоконфуцианство. Поэтому господин Дун Юань, обливаясь слезами, сочинил небольшое произведение, в котором он, хотя открыто и не поносит маньчжуров, однако при чтении этой книги возникает глубокая ненависть к ним. Боюсь, что вы, господа, не полностью осознали это обстоятельство, поэтому я его особо подчеркиваю. Как я уже говорил ранее, если мы хотим укрепить нашу любовь к родине, мы должны выбрать несколько [исторических] личностей, добившихся успехов в делах или научных сферах, и навсегда сохранить их в наших сердцах. Это самое важное. Даже если лично нас [их деятельность] не затрагивает, поступки и дела наших предков способны пробудить в нас мысли о любви к своей стране. В свое время, когда Гу Тинлинь⁷² задумался об устранении маньчжуров, то, не имея никаких военных сил, он стал бродить по разным местам в поисках древних мемориальных плит и стел, о которых рассказал потомкам. Его действия как раз и имеют этот смысл.

Все вышесказанное представляет собой направления нашей деятельности на ближайшее время. Обратим все [силы] на [пропаганду] религии и национальных реликвий. Сегодня я лишь вкратце рассказал о них. Я сам по возможности всемерно постараюсь не выходить за рамки этих двух задач. Надеюсь, что и вы, господа, сосредоточитесь на них. Одним словом, я хочу всех вас, более того — все наши 400 миллионов заразить нервным заболеванием. Что касается учений о национализме, то их на сегодня вы имеете уже в изобилии. Публикуйте разъяснения, печатайте статьи. Я хочу, чтобы все вы, господа, потрудились за меня.