Кучера С.

Становление традиции коллективной ответственности и наказания в Китае

Принципы морали применяются

для заботливого управления Срединным государством.

Строгие наказания применяются

для устрашения варварских племён.

Цзо чжуань

Приведённый эпиграф^[1]по своему философскому содержанию соотносится с известной цитатой из «Шан шу»: «Люди [племени] мяо управлялись при помощи наказаний, а не [путём] применения духовного начала. [Они] ввели пять [видов] жестоких наказаний (син), называемых законом (фа)» [24, т. 4, с. 709]^[2]. При чтении этих строк может создаться впечатление, что нехуасяские племена^[3] отличались дикостью и жестокостью и поэтому их вожди или же подчинившие их китайские правители могли управлять ими только посредством жестоких наказаний, тогда как в собственно китайских государствах порядок и спокойствие обеспечивались этическими установлениями. Между тем источники рисуют иную картину действительного положения вещей в древнекитайских государствах^[4].

Самым ранним сводом китайских законов, сохранившимся до наших дней, является «Тан люй шу-и», составление которого на основе «Тан люй» Фан Юань-лина было завершено Чжансунь У-цзи в 653 г. Известно, однако, что писаные законы существовали и в значительно более раннее время. Под 536 г. до н. э. хроника «Цзо чжуань» сообщает: «В 3‑й луне, жители [государства] Чжэн^[5]отлили [треножник дин] с текстом законов» [15, т. 31, с. 1744]. Несколько подробнее описан другой такой случай, происшедший в 513 г. до н. э.: «Зимой цзиньские [сановники] Чжао Ян и Сюнь Инь^[6], возглавив войско, обнесли [крепостной] стеной Жубинь^[7]. Затем [с жителей] Цзинь был собран налог железом в размере 1 гу^[8] для отливки треножника [с текстом] законов. [На нём] был записан текст законов, составленных Фань Сюань-цзы» [15, т. 32, с. 2154]^[9]. К сожалению, эти, а возможно и другие, законы в настоящее время неизвестны ни в своей первоначальной форме, ни в передаче других источников. Это, естественно, очень затрудняет исследование проблем древнекитайского права и судопроизводства. Тем не менее имеющиеся отрывочные сведения позволяют сделать некоторые выводы, в особенности относительно того, что условно можно бы назвать судебно-полицейской практикой.

Частным, однако не лишённым интереса фактом является различие в правовом мышлении китайцев и некоторых европейских народов, нашедшее отражение и в терминологии. Если, например, в латыни «jus a justitia appellatum est», а в русском языке «право, справедливость и правда» происходят от общего корня, то в основе всей юридической системы древнего Китая лежало понятие син 刑. Этот термин выступает и в системе пяти видов наказаний — у син 五刑, и в системе наград и наказаний — шан син 賞刑, одного из главных рычагов, приводивших в действие (в теории и на практике) государственную машину. Иероглиф син означает «наказание за преступление» (см. [27, т. 3, цз. 56, с. 2а]; ср. [35, с. 172]) и принадлежит к группе син-шэн^[10]. Он состоит из двух частей: фонемы «цзин» и семантемы «нож». И это не случайно: нож часто был орудием осуществления наказания, поскольку система у син охватывала клеймение, отрезание носа, отрубание одной или обеих ног (ступней), кастрацию и смертную казнь (см. [24, т. 4, с. 719–720])^[11]. Поэтому без особого утрирования нож можно считать символом древнекитайского закона в его и теоретическом и практическом выражении.

Сущность древнекитайской философии правопорядка и государственного устройства лучше всего передаёт следующая фраза из «Шан шу»: «Совершивший преступление наказывается смертной казнью, проявивший добродетель награждается за его достоинства» [24, т. 3, с. 310]. Исследование второй части этого изречения не входит в задачу настоящей статьи, что же касается первой, то нет сомнения в том, что смертная казнь была достаточно будничным явлением в древнем, да и в средневековом Китае. Многочисленные данные источников позволили бы даже поставить тезис о том, что смертная казнь была главным и самым распространённым видом наказания, если бы не тот факт, что неюридический характер этих источников заставляет предполагать фиксацию ими лишь важных событий, к которым относится наказание смертью, при игнорировании более мелких происшествий (отрезание носа и т. п.), если они не относились к какой-нибудь крупной персоне. Данным обстоятельством и отсутствием собственно юридической литературы — факт, сам по себе весьма знаменательный, говорящий о недостаточном развитии правового мышления древних китайцев,— очевидно, объясняется наличие наибольшего количества материалов о самом тяжёлом наказании, хотя теоретически оно предусматривалось всего лишь для 200 преступлений, тогда как, например, кастрацией каралось 300 видов преступлений, а клеймением — целая тысяча (см. [24, т. 4, с. 720])^[12]. Однако, с другой стороны, обстоятельства, сопутствующие сообщениям о применении — реальном или возможном — смертной казни, показывают, что она, по-видимому, действительно была излюбленным наказанием, щедро применяемым правящими кругами в самых разнообразных случаях.

Смертной казнью каралось, например, групповое пьянство: «[Если] кто-то донесёт [тебе] и скажет: собираются сборищем [и] выпивают, ты не растеряйся, схвати их всех и приведи [в столицу государства] Чжоу, [где] я их казню» [24, т. 4, с. 503]^[13]. Преднамеренность или рецидив даже незначительного преступления тоже приводили к применению высшей меры наказания: «Ван^[14] сказал: „Ах, Фэн, [применяй] меры наказания осмотрительно и с пониманием. [Если] человек совершает [даже] небольшое преступление не по ошибке, а преднамеренно^[15], по собственной воле не соблюдает законов, нарушает твои правила, [то, хотя] его преступление небольшое, ты не можешь не казнить [его]“» [24, т. 4, с. 485]. Нарушители закона, в особенности если они были чиновниками, поведение которых не соответствовало установленному общественно-поли­тическому порядку, отвечали за это своей жизнью: «[Тот, кто] не соблюдает закона, [подвергается] высшему наказанию, тем более [оно применяется] к вай шу-цзы^[16], наставляющим людей, к чжэн жэням, стоящим во главе [государственных ведомств]^[17], и сверх того к сяо чэням^[18], обладающим [соответствующими] полномочиями, если [они] распространяют иные, [чем положено, теории], стремятся к [тому, чтобы] народ [их] восхвалял, не думают [о моих наставлениях], не применяют [моих законов], причиняют страдания своему правителю. Именно это ведёт к преступлениям и возмущает меня. [Чтобы] положить [этому] конец, ты действуй быстро, исходя из справедливости моих [законов], и всех их казни» [24, т. 4, с. 489–490]. Таких текстов довольно много, нет необходимости приводить их все, поскольку и так вырисовывается достаточно ясная картина. Поэтому обратим внимание на отрывок из «Чжоу ли», в котором содержатся некоторые новые и интересные элементы.

В разделе, посвящённом описанию судебно-полицейского аппарата чжоуского государства, возглавляемого главным судьёй, имеется статья об обязанностях чиновников чжан лу^[19]. Они «ведали смертными казнями разбойников и лазутчиков, которых [публично] четвертовали [обнажёнными]. Всех, кто убил [кого-либо из] своих родственников, сжигали на костре; [всех], кто убил [кого-либо из] родственников вана, казнили четвертованием» [19, цз. 9, с. 23а]. В этом отрывке обращает на себя внимание особо жестокое возмездие за убийство родственников. Совершивших такое преступление ждало более мучительное наказание, чем даже убийц родственников вана и лазутчиков, т. е. государственных преступников. Очевидно, это являлось отражением весомости и значимости родовой системы и кровнородственных отношений в тогдашнем Китае, и поэтому закон брал родственников под особую защиту^[20]. При этом понятие «родственники» охватывало очень широкий круг лиц — всех, по кому носился любой из видов траура: сы-фу и нэй или у-фу и нэй, т. е. от прапрадеда (и более отдалённых родственников) и до внуков по женской линии; кроме того, в эту категорию входили родичи по боковой линии: дети братьев и сестёр отца и матери, родители жены и т. д.

Приведённые материалы при всём различии их содержания и происхождения имеют одну общую черту — условно-теоретический характер. В них поясняется или устанавливается, что может или должно произойти, если будет совершено преступление, за что преступник будет наказан смертью и в какой форме. Возникает вопрос: как выглядела действительность? Как часто и при каких обстоятельствах применялась смертная казнь?

Многочисленные случаи применения смертной казни, описанные в источниках и относящиеся к разным китайским государствам, свидетельствуют о том, что в правовом мышлении хуася отсутствовали многие основные идеи римского, а затем европейского права, как, например, nullum crimen sine lege (нет преступления без закона, т. е. лишь то является преступлением, что как таковое определено законом). Существовал только lex regia (королевский закон), и то главным образом как jus gladii (право меча). Поэтому лишение человека жизни по повелению правителя или от имени крупного сановника, в особенности если для этого имелись хотя бы малейшие предпосылки, воспринималось древними китайцами как явление нормальное и вполне законное. Характерно, например, сообщение апокрифического текста «Чжу-шу цзинь-нянь», в котором произвольное решение судьбы человека приписано Великому Юю, личность и правление коего считаются образцовыми в китайской традиции: «Весной 8‑го года [своего правления Юй] собрал чжухоу в Гуйцзи^[21]. [Опоздавшего на эту встречу главу] рода Фанфэн [Юй] казнил» [22, цз. а, с. 4б]^[22].

О полнейшем произволе свидетельствуют не только материалы легендарного характера, но и сообщения хронистов: «Жители Чу схватили посланца [государства] Чэнь Гань Чжэн-ши и казнили его» [23, т. 31, с. 1785]. Обстоятельства этого происшествия были следующие: в 534 г. до н. э. умер правитель государства Чэнь — Ай-гун и на престол вступил Хуй-гун. Чэньский сановник (дафу) Гань Чжэн-ши был направлен в Чу, чтобы сообщить о смене государя. Он не совершил никакого преступления и тем не менее был казнён в результате ложного обвинения (см. [15, т. 31, с. 1788]).

Если в данном случае существовала ещё какая-то, пусть ложная, точка опоры, то Хань Фэй-цзы описал казнь человека, стремившегося помочь правосудию: «В Чу жил некий Чжи Гун^[23]. Его отец украл овцу, о чем [Чжи Гун] сообщил чиновнику. Первый министр (линъинь) приказал казнить его (Чжи Гуна.— С.К.), так как [хотя он и] был честным по отношению к правителю, но лицемерным по отношению к отцу. [Чжи Гун] был осуждён и казнён» [14, т. V, с. 344]^[24]. С моральной точки зрения поступок Чжи Гуна можно оценить по-разному, однако несомненно, что в его действиях не было состава преступления.

При таком подходе к юридической практике не удивляют сообщения «Цзо чжуани» о том, что в 653 г. до н. э. «летом в [государстве] Чжэн, воспользовавшись клеветой Юань Тао-ту, казнили [дафу] Шэнь Хоу, чтобы ублажить [государство] Ци» [15, т. 28, с. 514–515]^[25], или что в 621 г. до н. э. «в [государстве] Цзинь казнили дафу Ян Чу-фу» под предлогом, что он «вмешивался [в дела других] чиновников» [23, т. 28, с. 740, 747].

Такого рода сообщений в источниках, особенно в хрониках «Чунь-цю» и «Цзо чжуань», довольно много, и нет надобности приводить их все. Однако некоторые из них заслуживают внимания, так как показывают специфические черты юридического мышления хуасясцев. «Чунь-цю» информирует, что в 576 г. до н. э. «в [государстве] Сун казнили дафу Шаня» [23, т. 29, с. 1096]. В данном случае виновность казнённого и правомерность самого наказания не вызывают сомнений: пользуясь «слабостью правящего дома, Дан Цзэ (т. е. Шань.— С.К.) убил сына гуна Фэя» [15, т. 29, с. 1098]^[26]. Интересным представляется, однако, основание наказания: Шань «восстал против своего рода» [15, т. 29, с. 1098]^[27]. Для хрониста, а по-видимому, и для тогдашних людей, более существенным, чем факт убийства человека, было то обстоятельство, что своими действиям Шань нарушил родовые устои, выступив против своего рода, и это было более тяжёлым преступлением, чем само убийство.

Весьма своеобразное равенство перед законом рисует следующий отрывок, датированный 528 г. до н. э.: «Ши Цзин-бо^[28]отправился [в качестве свата] в Чу. Шу-юй^[29]был его помощником [и заменял его на время отсутствия]. Син-хоу и Юн-цзы^[30] спорили из-за земли. Юн-цзы подарил свою дочь Шу-юю, чтобы добиться [выгодного для себя] решения. В день вынесения судебного решения Шу-юй обидел Син-хоу^[31], который убил Шу-юя и Юн-цзы во дворце [правителя]. Хань Сюань-цзы^[32] горевал об этом. Шу-сян^[33] сказал: „[Все эти] три негодяя [совершили] одинаковые преступления. Прошу казнить оставшегося в живых (т. е. Син-хоу.— С.К.) и опозорить мёртвых“. „Как же это так?“— спросил Сюань-цзы. В ответ [Шу-сян] сказал: „[Яншэ] Фу продал [своё] решение, Юн-цзы купил его, [заплатив] своей дочерью, Син-хоу, не будучи [судебным] чиновником, вторгся в его [права]. За подарок продать справедливость государства, разорвать родственные отношения, чтобы купить выгодное решение, не будучи сыкоу, узурпировать [право] казни — это одинаковые преступления“. Син-хоу, услышав об этом, бежал, и тогда применили [закон] к роду Син-хоу^[34], а тела Шу-юя и Юн-цзы были выставлены на рынке» [2, с. 173; 15, т. 31, с. 1911]^[35]. Здесь следует обратить внимание на два обстоятельства. Во-первых, убийство двух людей рассматривается одинаково с дачей и принятием взятки, хотя неравноценность этих преступлений, казалось бы, должна быть очевидной, особенно такому образованному человеку, как Шу-сян. При этом возможное объяснение его оценки страхом наказания по причине его родственных связей с Яншэ Фу вряд ли обоснованно, так как идентичный подход проявили и другие лица, участвовавшие в данном деле, а также хронисты и их комментаторы. Во-вторых, объяснение Шу-сяном преступления Юн-цзы — разрыв родственных отношений — перекликается с приведённым выше толкованием преступления Шаня — выступление против своего рода. В обоих случаях существенным считался не действительный состав преступления, а нарушение родовой системы, её морали и роли в жизни индивидуума.

Может быть, оборотной стороной этой морали и была широко применявшаяся в древнем, а затем по традиции и в средневековом Китае система коллективной ответственности за совершённое — фактически или лишь по мнению властей — преступление. В то же время она несомненно являлась логическим продолжением, во-первых, такого положения, при котором смертная казнь использовалась очень часто не только, и может быть даже не столько, как метод наказания, а как метод устрашения, захвата имущества казнённого и т. п. И, во-вторых, коллективное наказание в период своего становления было и следствием недифференцированности пенитенциарной системы, при которой одинаково наказывались смертью пьянство в компании и попытка поднять мятеж (см., например [15, т. 30, с. 1597; т. 31, с. 1675]), чрезмерная роскошь и получение взятки от других государств (см. [15, т. 30, с. 1405; т. 29, с. 1175, 1211]) и многие другие деяния^[36].

Психологическое восприятие коллективного характера наказания при отсутствии научно-правового мышления как бы заменяло теоретические предпосылки или концепцию закона и ставило проблему наказания на практическую почву. Основы коллективной ответственности в сознании людей и в практике применения наказаний несомненно восходят к далёкому прошлому хуася. Об этом свидетельствуют, например, материалы «Шу цзина». Так Ци, сын Юя, унаследовавший в III тысячелетии до н. э. его престол, обращение к армии перед сражением под Гань^[37][ваши] семьи, а вас [самих] обезглавлю» [24, т. 3, с. 238].

Тан, основатель династии Шан-Инь, стремясь обеспечить прочную поддержку народа в борьбе против последнего правителя династии Ся, жестокого тирана Цзе, обратился к соплеменникам с аналогичной речью, в которой, между прочим, обещал им награды за оказание помощи. Своё выступление он закончил так: «[Если] вы не послушаетесь [моих] слов, то я порабощу [ваши] семьи^[38], а вас обезглавлю и никому не будет пощады» [24, с. 261].

Угрозу истребления членов семьи использовал и Пань Гэн (XIV в. до н. э.), правитель династии Шан-Инь, чтобы погасить недовольство народа, вызванное переселением в новый центр — Инь. Пань Гэн предупредил, что тем, кто отнесётся без уважения к его приказам или попытается поднять бунт, он «отрежет носы и полностью истребит их, не оставив [в живых их] потомства» [24, с. 316].

Кровожадность в наказаниях восприняла и династия Чжоу. Например, Бо-цинь^[39], желая обеспечить себе прочную поддержку жителей полученного им удела в Лу в борьбе с враждебными племенами, также обещал награды за хорошую службу и строгое наказание за ослушание. При этом последний элемент довлеет в его речи. Это строгое наказание — у юй син (букв. «наказание без остатка») предполагало репрессии и по отношению к членам семьи — родителям, жене и детям, братьям и сёстрам (см. [24, т. 4, с. 750–752])^[40]. Для приведённых выше материалов о коллективных наказаниях характерны два обстоятельства. Во-первых, они имеют потенциальный характер: наказание обещается, однако неизвестно, могло ли оно быть приведено и приводилось ли в исполнение. Во-вторых, за исключением Пань-гэна, остальные примеры связаны с военными действиями и, следовательно, с особыми условиями. Поэтому необходимо выяснить, применялся ли такой вид наказания по отношению к гражданским лицам и в повседневной обстановке.

В «Цзо чжуани» под 632 г. до н. э. отмечается: «Некто обвинил Юань-сюаня^[41]перед вэйским хоу^[42], сказав: „[Юань-сюань стремится] возвести на престол Шу-у“^[43]. Его (Юань-сюаня.— С.К.) сын Цзюе состоял в свите [Чэн-]гуна, и [Чэн-]гун велел казнить его» [15, т. 28, с. 648]. Как видно, здесь за преступление отца жизнью поплатился сын. О другом эпизоде, относящемся к 575 г. до н. э., сообщает «Чунь-цю»: «В девятой луне цзиньцы арестовали Цзи-сунь Хан-фу и поместили его в Тяоцю» [23, т. 29, с. 1114]^[44]. К этому событию «Гун-ян чжуань» даёт следующий комментарий юридического характера: «[Если] подданный-чиновник совершил преступление, [следует] арестовать его правителя; [если] сын совершил преступление, [следует] арестовать его отца» [4, т. 34, с. 553]. На практике это правило действовало в обоих направлениях, так как в данном случае Цзи-сунь Хан-фу отвечал за поведение своего правителя, который отказал Цзинь в военной помощи так же, как в предыдущем примере Цзюе отвечал за своего отца. В 531 г. до н. э. «правитель Чу, спрятав солдат в засаде, устроил в Шэнь приём для правителя [государства] Цай^[45]. [Когда тот] опьянел, схватил его... и казнил. [Вместе с ним] наказал 70 человек его сановников (ши)» [15, т. 31, с. 1826–1827]. Правитель Цай — Лин-хоу (542–531) по имени Бань был наказан за то, что в 543 г. до н. э. убил своего отца Цзин-хоу (591–543), который вступил в связь с женой Баня, происходившей из Чу (ср. [15, т. 30, с. 1595]). Чиновники же понесли наказание за то, что были верными подданными отцеубийцы. В утерянной книге «Фа цзин», автором которой будто бы был Ли Куй, советник вэйского Вэнь-хоу (424–387), содержалось такое положение: «[Если] первый министр получит золото (т. е. возьмёт взятку.— С.К.), его подчинённые будут наказаны»^[46].

Приведённые материалы, охватывающие период с VII по IV в. до н.э., позволяют дать определённый ответ на поставленные вопросы. Однако из-за некоторой разрозненности источников и довольно больших промежутков времени, разделяющих отдельные сообщения, рисуемая ими картина не является достаточно полной, последовательной и систематизированной. Восполняют её материалы, в которых устойчивые и повторяющиеся термины довольно точно классифицируют круг людей, на которых распространялось наказание. Этими терминами являются ме цзя, или ме ши («уничтожить семью»), ме цзу, или просто цзу («уничтожить род»), и сань цзу («истребить три поколения»). Возможно, что существовали ещё более тотальные формы наказания в виде и цзю цзу («истребить девять поколений»)^[47] и и сян («истребить весь округ»)^[48]. Последнее наказание, если оно вообще имело место, то только в государстве Вэй, но отсутствие соответствующих материалов не даёт возможности рассмотреть эту часть проблемы более детально.

Приведём примеры ликвидации семьи или рода. В 546 г. до н. э. в государстве Ци возникли разногласия в семье первого министра Цуй Чжу. Распря привела к тому, что его сыновья Чэн и Цян убили младшего брата своей мачехи, второй жены Цуй Чжу, и её сына от первого брака. Раздосадованный Цуй Чжу пожаловался своему другу и подчинённому Цин Фэну. Тот решил наказать виновных. Посланные им люди «уничтожили [всю] семью Цуя, убили Чэна и Цяна и забрали всё домашнее [имущество]. Жена [Цуй Чжу] повесилась». Когда Цуй Чжу, вернувшись домой, увидел, «что [ему] негде преклонить толову (букв. „некуда возвратиться“)», он тоже повесился [15, т. 30, с. 1520–1521]. А ведь Цуй Чжу был первым министром!

В 538 г. до н. э. Цин Фэн, сменивший Цуй Чжу на посту первого министра, сам стал объектом действия этого закона. Из-за провала мятежа, в котором он принимал участие, Цин Фэн бежал в Лу, а затем в У (см. [15, т. 30, с. 1530–1533], но по обвинению в убийстве правителя^[49] и участии в мятеже он был схвачен и казнён, а «его род полностью уничтожен (цзин ме ци цзу)» [15, т. 31, с. 1703].

Оба случая произошли в Ци^[50]. Однако этот вид наказания применялся не только там. В 515 г. до н. э. в результате ложного обвинения был казнён один из чуских сановников, Си Ван, и «полностью были истреблены его род и челядь», причём, по свидетельству хрониста, Си Ван «был честен [в служении правителю] и миролюбив, и народ любил его» [15, т. 32, с. 2114 и 2112]. Такой вид наказания применялся также в государствах Цзинь (см. [15, т. 30, с. 1420]), Вэй (см. [18, цз. 25, с. 25]), Цинь (см. [11, цз. 6, с. 3б–4а]) и др.

Что касается наказания и сань цзу, то, по-видимому, оно применялось первоначально в более ограниченном географическом районе. Согласно «Ши цзи», «в 20-м году [правления циньского Вэнь-гуна] впервые было [определено] преступление, [наказуемое истреблением] сань цзу» [11, цз. 5, с. 56]^[51]. Аналогичное сообщение встречается и «Чжу-шу цзи-нянь»: «в 25‑м году [правления чжоуского Пин-вана] в Цинь впервые было применено наказание цзу» [22, цз. 6, с. 12а]^[52]. Через полвека, в 695 г. до н. э., один из хронистов описал конкретный случай применения такого наказания: «В 3‑м году [правления У-гуна] были казнены Сань-фу и другие и истреблены [их] сань цзу за то, что они убили [прежнего правителя Цинь] Чу-гуна» [11, т. 2, цз. 5, стр. 6б].

В период Чжаньго (V–III вв.) наказание трёх поколений, хотя, может быть, и не в форме их истребления, существовало, по-видимому, также и в Чу (см. [6, с. 363])^[53].

Среди комментаторов относительно понятия сань цзу существуют разногласия. Жу Чунь (ок. 221–265 гг.) считал, что сань цзу означает «род отца, род матери и род жены» [11, т. 2, цз. 5, с. 5б, коммент.], т. е. три рода, не объединённых кровными узами и связанных с родом преступника только через двух женщин — его мать и жену. Эта интерпретация представляется недостаточно обоснованной, так как женщина после замужества становилась членом семьи мужа и её связи с собственным родом значительно ослабевали. Поэтому трудно представить, чтобы, с точки зрения тогдашних людей, было оправдано такое суровое наказание столь слабо взаимосвязанных коллективов. Затруднения вызывала бы и реализация наказания, ибо эти роды могли жить в разных, порою довольно отдалённых, районах. Наконец, это было бы небезопасно для самого правителя, так как три таких рода вместе с их клиентелой могли обладать достаточно внушительной силой, чтобы в случае игры ва-банк поставить под угрозу его положение и жизнь. Поэтому пояснение Чжан Яня (III в.), что сань цзу — это «родители, братья, жена и дети» [11, т. 2, цз. 5, с. 5б, коммент.], т. е. три поколения: преступник, его родители и дети, можно считать более логичным, и оно взято за основу данного выше перевода^[54].

Дальнейшее развитие система наказания трёх поколений получила в государстве Цинь при Шан Яне (ум. в 338 г. до н. э.). Он «объединил законы о совместной ответственности [за преступления] и установил наказание [в виде] истребления трёх [поколений]» [1, т. 7, цз. 23, с. 11б]. Поскольку такое наказание уже было известно в Цинь, то, по-видимому, Шан Ян придал ему официальный статус. Нововведения Шан Яна были рассчитаны на создание и укрепление централизованной, тоталитарной и деспотической власти монарха, а поэтому упоминаемое наказание распространялось прежде всего на чиновников, которые, будучи наделены изрядными полномочиями, в большей степени могли ущемлять прерогативы государя, чем простой народ. «Если среди чиновников,— говорилось в „Шан-цзюнь шу“, — которые обязаны соблюдать закон и нести служебные обязанности, найдутся невыполняющие царские законы, им не избежать смертной казни, [более того, наложенное на них] наказание распространяется на три [категории их] родственников» [25, т. 5, с. 29]^[55]. Насколько широко понималось выражение «нести служебные обязанности», показывает пример Фан Суя, которому угрожало это наказание за то, что его протеже не справился с возложенной на него задачей [11, т. 18, цз. 79, с. 11б]^[56]. Отметим, что и сам Шан Ян пал жертвой собственных законов. В 338 г. до н. э. умер его покровитель Сяо-гун, наследник которого не терпел Шан Яна. Попытка последнего спастись бегством не увенчалась успехом, он был казнён, а его семья уничтожена (см. [11, т. 16, цз. 68, с. 7а–б]).

Однако в политической и правовой программе Шан Яна принцип коллективной ответственности, не ограниченной рамками лишь и сань цзу, являлся не просто продолжением более древней традиции. Он подвергся существенным изменениям, приобретя новое содержание, масштабы и значение. Дело в том, что в период Чжаньго по сравнению с эпохой Чуньцю (VIII–V вв.) произошло определённое ослабление родовых связей в жизни и психологии людей. В некоторых государствах проводились мероприятия, стимулировавшие этот процесс. В частности, У Ци (ум. в 381 г. до н. э.), первый министр Чу, в последние годы своей жизни провёл ряд реформ: удалил от двора дальних родственников вана, упразднил несколько должностей, ограничил право наследования третьим поколением, переселил часть знати на пустующие земли (см. [11, т. 16, цз. 65, с. 5б; 14, т. 5, с. 67; 9, т. 6, с. 283]; ср. также [30, с. 17])^[57].

Такие же цели преследовали и реформы (356 г. до н. э.) Шан Яна. Он постановил: «Те из народа, кто, имея [в семье] двух и более мужчин, не разделил [с ними хозяйства], платят двойной налог. Имеющий воинские заслуги получает от правителя ранг знатности в соответствии с [установленным] порядком... [Члены] знатных домов, не имеющие воинских заслуг, рассматриваются как не имеющие права быть внесёнными в списки знати» [11, т. 16, цз. 68, с. 3а–б] (цит. по [29, с. 98]). Необходимость раздела семейного достояния ослабляла экономические связи внутри знатных родов, а получение рангов знатности в зависимости от военных заслуг меняло социальный состав знати. Всё это не могло не затронуть родовой системы.

К тому же принцип коллективной ответственности, носивший прежде всего семейно-родовой характер, уже не удовлетворял новых потребностей централизованной власти. Он слишком слабо содействовал её укреплению, был недостаточно общим и повсеместным, а главное — не способствовал предотвращению преступлений, поскольку не снабжал власть постоянным потоком информации о поведении людей. И тогда Шан Ян ввёл систему круговой поруки, которая по существу дожила до наших дней. Он «приказал разделить народ на десяти- и пяти[дворки] для взаимного наблюдения и взаимной ответственности [за преступления]. Тот, кто не донесёт о преступнике, будет разрублен пополам; тот, кто донесёт о преступнике, будет награждён так же, как отрубивший голову врага (т. е. получит рант знатности.— С.К.); тот, кто спрячет преступника, будет наказан так же, как сдавшийся врагу (т. е. он сам будет казнён, а его семья порабощена.— С.К.)» [11, т. 16, цз. 68, с. 3а]. Приказом Шан Яна завершался длительный путь становления принципа коллективной ответственности и коллективного наказания в китайском праве и окончательного его утверждения не только де-факто, но и де-юре. Этим постановлением доносительство возводилось в ранг государственной доблести, и ему, а также коллективной пенитенциарной системе придавался тоталитарный и повсеместный характер. В рамках своей десятисемейной группы все должны были следить друг за другом, доносить на всех и отвечать за всех и за всё. Таким образом обеспечивался постоянный и полный контроль за людьми в каждый момент их жизни. При этом армия осведомителей ничего не стоила правительству, ибо она не оплачивалась, а награды получала в основном за счёт пострадавших.

Принцип коллективной ответственности, разработанный в ту эпоху, в дальнейшем лёг в основу всего китайского правопорядка, включая законодательство маньчжурской династии. Следует, однако, отметить некоторые новые моменты. Сопоставление уголовных кодексов средних веков с материалами, относящимися к древности, позволяет выявить, что по мере развития китайского общества в целом и детализации правовых предписаний происходит законодательная фиксация этого принципа и круга лиц, которые должны были нести коллективную ответственность. Ясно определяется, что ответственность перед законом ложится на людей, связанных кровными, территориальными и административными узами, т. е. на родственников, соседей, глав учреждений — за своих подчинённых, местных властей — за события на подведомственной им территории и т. п. В то же время в результате дифференциации правовых установлений, создания и более точной разработки законодательных норм, усложнения юридической практики меняются также формы коллективного наказания. Происходит его разграничение, оно начинает охватывать практически все виды наказаний, а не только смертную казнь (и порабощение членов семьи), как это было в период Чжоу–Цинь.

Проиллюстрируем это лишь двумя примерами, достаточно разными и показательными для средневекового периода и отмеченных выше изменений. Одна из статей танского законодательства гласит: «Бунт и преступление против государя наказываются отсечением головы. Отцы и сыновья [преступников] старше 16 лет [подлежат казни] через удушение. [Сыновья], не достигшие 15 лет, а также матери, дочери, жёны, наложницы, деды, внуки, братья, сёстры и их зависимые (буцюй), имущество, земли и жилища конфискуются в казну. Мужчины, достигшие 80 лет, а также страдающие тяжкими недугами, женщины, достигшие 60 лет, а также являющиеся инвалидами, освобождаются от наказания. Дяди и племянники ссылаются за 3000 ли независимо от того, были ли они внесены в списки населения вместе [с семьёй преступника]» [17, т. 3, с. 40]. Здесь речь идёт о совместной ответственности людей, связанных кровнородственными узами.

Второй пример показывает применение коллективного наказания в совсем другой сфере человеческой деятельности и по отношению к лицам, соединённым иными узами. В «Своде законов династии Мин» в статье «О необработке земли» говорится: «Староста ли наказывается 20 ударами плети, если на подведомственной ему территории беспричинно не обработана ¹/₁₀ внесённой в реестры, обложенной налогами и повинностями пахотной земли или же земли, отведённой под тутовые деревья и коноплю. За каждую последующую ¹/₁₀ [необработанной земли] наказание усиливается на одну степень, но не может быть больше 80 ударов палки. Уездные чиновники наказываются на одну степень легче. Причём сначала наказывается начальник уезда, а затем его помощники. Владелец земли наказывается 20 ударами плети, если он не обработает ¹/₅ принадлежащей ему пахотной земли или земли, отведённой под тутовые деревья и коноплю. [За необработку] каждой последующей ¹/₅ наказание увеличивается на одну степень. Все налоги, следуемые за прошедшее время, взыскиваются в казну» [5, т. 1, цз. 5, с. 17а]^[58].

Приведённые примеры показывают действие принципа коллективной ответственности на протяжении длительного отрезка времени и по отношению к разным преступлениям и лицам. При этом следует отметить, что таких постановлений значительно больше и их можно найти и в законах других династий.

Анализ материалов об индивидуальном и групповом наказаниях свидетельствует, что применение этих кар не определялось нормами закона, а зависело только от воли отдавшего приказ о наказании или даже от его исполнителей. Ни одно постановление не разъясняло, в каких случаях прибегать к индивидуальной каре, а в каких — к коллективной, а также какая степень коллективности наказания должна быть использована. Этой общей картины не меняет предположение, что, возможно, некоторые принципы вынесения смертного приговора имелись в «Фа цзине», так как данный свод законов был создан лишь на рубеже V–IV вв.,  а сфера его действия ограничивалась в основном государством Вэй и позднее частично Цинь.

Источники, как правило, не сообщают о судебном разбирательстве дела, из чего можно заключить, что оно нередко вообще отсутствовало или имело крайне простую форму, возможно ограничиваясь констатацией, что данное преступление фактически было совершено.

Действительный состав преступления не только не обусловливал степени наказания, но чаще всего вообще не имел существенного значения при определении наказания.

Отсутствовало также точное определение понятия «преступник». Это являлось обязательным условием коллективного наказания, так как в противном случае нельзя было бы подвергать репрессиям фактически ни в чём не повинных людей.

И последнее обстоятельство. В цитируемых источниках чаще всего встречаются названия двух государств — Цинь и Чу. Напрашивается вывод, что их окраинное положение, проникновение на их территории разнородных этнических элементов и вследствие этого ускоренное размывание родовых связей и более ограниченное присутствие определённых сдерживающих начал, которые всё-таки имелись в китайской культуре, были причинами этого явления.

В свете приведённых материалов очень интересной представляется проблема классовости пенитенциарной системы. Классовость существует тут как бы наоборот: следовало бы ожидать, что строгость наказания и несправедливость будут расти по мере того, как встаёт вопрос о классах и социальных прослойках, находящихся всё ниже и ниже на социальной лестнице. В то же время послабления со стороны закона, различные привилегии, снисходительность будут увеличиваться с повышением социального статуса обвиняемого. Между тем засвидетельствованные в источниках случаи применения крайних мер наказания — ме ши, ме цзу, и сань цзу — относятся преимущественно к представителям древнекитайской аристократии и даже к её верхним слоям. Возможно, отчасти это обусловлено характером источников и социальным положением их авторов, однако скорей всего истоки этой юридической аномалии следует искать в специфике исторического развития Китая. Такое коллективное наказание было возможно только в условиях, когда «на всём берегу, что кругом омывают моря, повсюду на этой земле только слуги царя» [26, т. 8, с. 1072] (цит. по [33, с. 280]), т. е. когда все жители каждого китайского государства независимо от их социального положения должны были подчиняться, по крайней мере теоретически, воле правителя, который единолично распоряжался их жизнью и смертью^[59].

Террор по отношению к знати и чиновникам более эффективно служил цели устрашения всего народа и упрочения положения правительства. По-видимому, не случайно, что именно в государстве Цинь, где эти формы наказания достигли апогея, была создана самая сильная власть монарха. И наконец, применение таких крайних наказаний не было только проявлением жестокости правителей и политического строя, хотя и этот элемент здесь присутствовал. Более важным фактором являлись политические или экономические выгоды, которые мог получить правитель или кто-нибудь из его приближённых от истребления какого-то рода. А это прежде всего было возможно только по отношению к знатным лицам. Поэтому отсутствие упоминаний о подобных казнях крестьян или ремесленников, не говоря уже о рабах, кажется не случайным или вызванным невниманием авторов источников и хронистов, а скорее всего отражает действительное положение вещей.

Литература

1. ↑ См. [23, т. 28, с. 624, 25-й год Си-гуна] (635 г. до н. э.).
2. ↑ Данное сообщение по традиции датируется примерно XXIII в. до н. э. и является одной из версий легендарного характера об истоках китайского права, согласно которой система пяти наказаний (у син) была заимствована у племён мяо. Она представляла собой суть и основу всего раннего периода становления китайского права.
3. ↑ Термином хуася древнекитайские источники обозначают собственно китайский этнос, т. е. те элементы, которые заложили основы китайской национальности, цивилизации и культуры; нехуася — иноплеменное окружение хуасясцев, впоследствии частично ассимилированное ими.
4. ↑ Так как в настоящей статье исследуется только становление традиции коллективной ответственности, то её рамки ограничены древностью. Отдельные экскурсы в более поздние периоды имеют своей целью показать лишь некоторые тенденции развития китайского уголовного законодательства и его результаты.
5. ↑ Чжэн — одно из древнекитайских государств, находилось на территории нынешней пров. Шэньси в районе совр. уезда Хуасянь (см. [20, с. 1201]).
6. ↑ Государство Цзинь было расположено к северу от нынешнего Тайюаня в пров. Шаньси (см. [20, с. 703]). Сюнь Инь и Чжао Ян — высокие сановники и полководцы этой страны (см. [21, с. 840, 1417]).
7. ↑ Местность, находившаяся в районе теперешнего уезда Сунсянь совр. пров. Хэнань, была захвачена цзиньцами у племён лухунь (см. [20, с. 869]).
8. ↑ Древнекитайская мера веса и объёма.
9. ↑ Фань Сюань-цзы — цзиньский учёный и художник (см. [21, с. 710]). По свидетельству источников, эти законы были составлены на основе материалов, собранных им в районе И 夷. Поскольку тот же иероглиф применялся для обозначения нехуасяских племён и, то это сообщение ввело в заблуждение некоторых синологов, решивших, что китайцы заимствовали свои законы у этих племён (см., например [31, с. 46–47, примеч. 26]). Между тем И — это часть домена чжоуского вана, захваченная государством Цзинь, вероятно, в 678 г. до н. э. и лежавшая в самом центре тогдашнего Китая (см. [15, т. 27, с. 379–380; т. 28, с. 741], в обоих случаях текст и комментарий Ду Юя; см. также [20, с. 300]).
10. ↑ Китайские иероглифы по своей конструкции и употреблению подразделяются на шесть категорий: сян-син, чжи-ши, хуй-и, син-шэн, чжуан-чжу и цзя-цзе (подробнее см. [39, с. 10–11]).
11. ↑ Чжэн Сюань (127–200) писал: «[Чжан лу] обезглавливали [преступников] при помощи топора... и умерщвляли [их] при помощи ножа» [19, цз. 9, с. 23а]. Подробнее о чжан лу см. примеч. 19.
12. ↑ Учитывая любовь китайцев к круглым числам, приведённые цифры следует принимать с осторожностью, однако других материалов нет, а эти данные «Шу цзина» повторяются и в других классических книгах, например в «Сяо цзине» (см. [12, т. 37, с. 111]).
13. ↑ Цитата взята из главы «Предписание об употреблении алкоголя» («Цзю гао») — одной из самых достоверных глав «Шан шу». Описываемые события относятся к XII–XI вв. до н. э. Можно полагать, что, как и во многих других главах, эту речь произносит Чжоу-гун (Дань) в период своего регентства при чжоуском Чэн-ване (1115–1079), обращаясь к своему младшему брату Фэну, известному также под именем Кан-шу, впоследствии ставшему главным судьёй (сыкоу) чжоуского государства (см. [21, с. 919]). Однако строгость обещанного наказания, по-видимому, вызывала сомнения комментаторов, и поэтому Кун Ань-го, известный учёный и исследователь «Шан шу» (II—I вв.), пояснял: «Я (Дань.— С. К.) из них выберу тех, чьё преступление [особенно] тяжело, и казню их». Такая интерпретация данного текста не является невозможной, тем более что в предыдущей главе «Предписания [для] Кан[-шу]» («Кан гао») Фэну неоднократно даются советы осмотрительно применять наказания и, в частности, ставится в пример Вэнь-ван (XII в. до н. э.), который «был осторожен [в применении] наказаний» [24, т. 4, с. 481]. Но и сам текст цитаты, и другие материалы не исключают такой интерпретации данного отрывка, согласно которой смертной казни подвергались все участники попойки.
14. ↑ Существуют две точки зрения относительно того, какой ван имеется в виду: У (1122–1116) или Чэн (1115–1079). Для настоящего анализа этот вопрос не имеет первостепенного значения, поэтому достаточно отметить, что традиционная версия о Чэн-ване представляется лучше аргументированной.
15. ↑ Некоторые комментаторы дают следующую интерпретацию: «постоянно», «в течение всей своей жизни».
16. ↑ Шу-цзы, или чжу-цзы, — чиновники в ранге сядафу, ведавшие обучением детей чжоуской аристократии в пределах домена чжоуского вана (см. [10, т. 17, с. 43 и сл.]). Вай шу-цзы выполняли те же функции в других районах и государствах древнего Китая. Возможно, однако, что в данном отрывке «Шан шу» этот термин имеет более широкое содержание и означает вообще людей, занимавшихся обучением народа.
17. ↑ Цитируемый отрывок принадлежит к тем частям памятника, которые при их несомненной достоверности вызывают тем не менее филологические споры и с трудом поддаются интерпретации и переводу. Ограничимся лишь самыми необходимыми комментариями. В данном случае перевод затрудняется и тем, что непонятно, почему перечисляются именно эти чиновничьи должности, и к тому же в такой странной последовательности, и почему не используется термин бай гуань, или бай гун (100 чиновников, т. е. все чиновники), который встречается в других местах «Шан шу» (см., например [24, т. 3, с. 137; т. 4, с. 480]). Данных вопросов не разрешает и комментарий. Учитывая эти трудности, мы предполагаем, что под термином чжэн жэнь следует понимать у чжэн — возглавляющие пять (т. е. все) государственных ведомств, о которых говорится в «Цзо чжуани» (см. [15, т. 27, с. 170]) и «Ли цзи» (см. [8, т. 19, с. 186]). На этом предположении и построен перевод.
18. ↑ Сяо чэни — чиновники в ранге шан ши, ведавшие исполнением мелких поручений, временных заданий и т. п. (см. [10, с. 67]). Более поздние комментарии к «Го юю» («Повествования о государствах») поясняют, что сяо чэни — это евнухи, которые следили за выполнением женщинами, работавшими во дворце, приказов правителя, контролировали их работу и т. д. (см. [2, с. 102]).
19. ↑ Этот термин можно перевести как «ведающие казнями». Вероятно, они были чем-то большим, чем просто старшими палачами, так как эти посты занимали представители аристократии, хотя и самого низкого ранга — ся ши.
20. ↑ Эта юридическая традиция сохранялась в период всего средневековья и даже при династии Цин (1644–1911). Намерение совершить убийство кровного родственника и тем более его осуществление влекли за собой самые суровые наказания (см., например [13, с. 419–420]).
21. ↑ Гуйцзи — название горы и района вблизи нынешнего Шаосина в провинции Чжэцзян (см. [3, карта № 2; 20, с. 1021]).
22. ↑ О роде Фанфэн см. [21, прил. (буи),с. 9; прил. «Син-ши као-люе», с. 24]. Для характеристики правового мышления древних китайцев эта запись представляет несомненный интерес, хотя с источниковедческой и исторической точек зрения она вряд ли является достоверной.
23. ↑ О Чжи Гуне почти ничего неизвестно, кроме того, что он был предком ханьского сановника Чжи Бу-и, который славился своей честностью и служил трём ханьским императорам: Вэню (179–157), Цзиню (156–141) и У (140–87) (см. [21, с. 598]).
24. ↑ Интересно отметить, что в средневековом Китае наказания за донос на собственных родственников, совершивших преступления, получили законодательное оформление. Так, в кодексе танской династии имелось несколько статей, посвящённых этой проблеме. В частности, донос на родителей, за исключением сообщений о преступлении против императора, бунте и измене, карался смертной казнью через удушение (см. [17, т. 3, с. 113]; см. также [5, т. 2, цз. 22, с. 30а–31б]).
25. ↑ Юань Тао-ту, или Юань Сюань-чжун, был сановником государства Чэнь. Он враждовал с Шэнь Хоу в течение нескольких лет и в 655 г. до н. э. оклеветал его (ср. [15, т. 28, с. 486, 495]).
26. ↑ Фэй был сыном правителя государства Сун — Вэнь-гуна (610–589).
27. ↑ Шань, как и Фэй, был отпрыском правящего дома государства Сун, потомком Хуань-гуна (681–651).
28. ↑ Ши Цзин-бо, или Ши Ми-лу,— верховный судья государства Цзинь, известен также как математик и строитель (ср. [21, прил. (буи), с. 1]).
29. ↑ Шу-юй — второе имя Яншэ Фу, сановника из Цзинь. Род Яншэ — потомки цзиньского правителя Цзин-хоу (858–841). Их удел находился в Яншэ, отсюда и фамилия (см. [21, прил. «Син-ши као-люе», с. 18]).
30. ↑ Син-хоу — цзиньский дафу, сын беженца из государства Чу, который получил надел в местности Син государства Цзинь, и поэтому его сына называли Син-хоу.
    Юн-цзы — чуский дафу. После эмиграции в Цзинь сохранил своё звание и получил землю    в местности Чу (см. [20, с. 1069]). Из-за границ этого надела и шла тяжба между ним и Син-хоу. Иероглифа, обозначающего эту местность, в словаре Ошанина нет; он состоит из иероглифов № 1820 и 2152 (см. [28]).
31. ↑ Шу-юй вынес решение не в пользу Син-хоу, хотя правда была на стороне последнего.
32. ↑ Хань Сюань-цзы — цзиньский чиновник, который приказал Шу-юю решить эту тяжбу.
33. ↑ Шу-сян — второе имя Яншэ Си. Упомянутый выше Яншэ Фу был его младшим братом, родившимся от наложницы.
34. ↑ Комментарий поясняет, что «применили [закон]» означает «схватили» (т. е. арестовали); контекст и сравнение с «Цзо чжуань», где также описан этот случай, показывают, что речь идёт о казни самого Син-хоу и его семьи.
35. ↑ «Го юй» и «Цзо чжуань» здесь дополняют друг друга, что и было использовано при переводе. В частности, «Цзо чжуань» отмечает, что в споре из-за земли Юн-цзы был неправ и поэтому ему пришлось подкупить Шу-юя и что Син-хоу (без упоминания о его бегстве и привлечении к ответственности его семьи) был казнён.
36. ↑ «Наказуемыми смертью преступлениями были: грабёж, убийство, отсутствие сыновней почтительности и братской любви, недостойное поведение. „Искажение слов, для того чтобы сломить силу законов; запутывание названий, для того чтобы изменить то, что было окончательно решено; применение бесчестных приёмов для того, чтобы вызвать хаос в правительстве; создание или использование безнравственной музыки, странной одежды, удивительных приспособлений и необычайных орудий; упорствование в лицемерном поведении и страсть спорить при помощи лицемерных речей; изучение ошибочного; подача ложных донесений о появлении духов, о временах года и днях и о гадании по черепашьим панцирям и стеблям“— всё это наказывалось смертью» [37, с. 220].
37. ↑ Местность Гань находилась к юго-западу от уезда Хусянь в Шэньси (см. [20, с. 239]).]закончил следующими словами: «[Те, кто] выполнят [мои] приказы, получат награду в [храме моих] предков. [Те, кто] не выполнят [моих] приказов, будут казнены на [алтаре] земли: я порабощу[[ref: Здесь возможна и другая интерпретация: «Я казню [ваших] жён и детей».
38. ↑ Здесь возможна и другая интерпретация: «Я казню [ваших] жён и детей».
39. ↑ Бо-цинь — сын Чжоу-гуна Даня, известного политического деятеля династии Чжоу; согласно традиции, умер в 1063 или 1062 г. до н. э.
40. ↑ Лу — район современного Цюйфу в нынешней пров. Шаньдун.
41. ↑ Высокий чиновник и дафу государства Вэй.
42. ↑ «Цзо чжуань» в данном месте именует правителя Вэй-хоу, однако в действительности он носил титул гун, который на одну ступень выше хоу. Здесь речь идёт о Чэн-гуне (634–600).
43. ↑ Шу-у был братом Чэн-гуна.
44. ↑ Цзи-сунь Хан-фу (Цзи Вэнь-цзы) был дафу в государстве Лу и на протяжении правления трёх луских гунов — Сюаня (608–591), Чэна (590–573) и Сяна (572–542) — занимал пост первого министра; известен также своей крайне скромной жизнью (см. [21, с. 557]).
45. ↑ Шэнь некогда было самостоятельным государством. Его территория находилась к северу от совр. уезда Наньян в пров. Хэнань (см. [20, с. 244]). Вероятно, в 688 г. до н. э. оно было аннексировано Чу (см. [15, т 27, с. 340]).
46. ↑ Цит. по [6, с. 367]. Дун Юэ поясняет это положение следующим образом: «Наказание не распространялось (букв.: „не достигало“.— С.К.) на первого министра, поэтому наказывали [его] приближённых» [там же]. Необходимо, однако, отметить, что аутентичность «Фа цзина» («Книги законов») и её авторство вызывают серьёзные сомнения учёных. Подробнее см. [36, с. 96–121].
47. ↑ О таком наказании, охватывавшем поколения от прапрадеда до праправнука, не приводя конкретных материалов, сообщает «Цы хай» (см. [16, т. I, раздел чоу, с. 284, 2]). Оно могло существовать разве только в теории, ибо если даже предположить, что в момент наказания праправнуку исполнился только один день, а на каждое последующее поколение отвести всего лишь 15 лет, то прапрадеду должно было бы быть 120 лет, что несомненно было исключительно редким явлением. Можно, однако, предположить, что целью такой номинации наказания было стремление охватить все живущие поколения рода преступника, что не обеспечивалось применением и сань цзу.
48. ↑ О нём будто бы говорилось в «Фа цзине» (см. [6, с. 366, 369]). Размеры округа (сян) различные источники оценивают неодинаково: от 2 тыс. до 12,5 тыс. семей.
49. ↑ Вместе с Цуй Чжу он принимал участие в убийстве циского Чжуан-гуна (553–548).
50. ↑ Следует, однако, отметить, что в момент казни Цин Фэн жил в У, а казнён был по приказу правителя государства Чу Лин-вана (540–529).
51. ↑ 20-й год правления Вэнь-гуна соответствует 746 г. до н. э.
52. ↑ 25-й год правления Пин-вана совпадает с 20-м годом правления Вэнь-гуна, т. е. тоже приходится на 746 г. до н. э.
53. ↑ Не исключено, что этот вид наказания применялся и в других государствах. В «Чжоу ли» читаем: «Если в стране [осуществлялось наказание] у-чжу, то [чиновник сы-сюань ши] отвечал за освещение [погребальной] ямы». К этому тексту Чжэн Сы-нун (I–II вв.) даёт следующий комментарий: «У-чжу означает истребление трёх поколений». Поскольку, однако, у-чжу интерпретируется и как «казнить в закрытом помещении» (см. [19, цз. 10, с. 3б–4а, текст и коммент.]), то сделать более конкретные выводы невозможно.
54. ↑ Подробнее о различных интерпретациях понятий сань цзу и цзю цзу см. [35, с. 113 и сл.], а также [38, с. 243, примеч. 98]; ср. также [8, т. 25, с. 2038, коммент.; 7, т. 15, с. 153].
55. ↑ Цит. по [29, с. 206]. В своём переводе понятия сань цзу как «три [категории их] родственников» и в пояснении, что это «патронимии отца, матери и жены преступника», Л. С. Переломов принимает точку зрения Жу Чуня (см. [29, с. 295, примеч. 18]).
56. ↑ Это случилось в 260 или в 259 г. до н. э.
57. ↑ У Ци постигла та же участь, что и Шан Яна: он был убит, а весь его род — свыше 70 семей — истреблён (см. [11, т. 16, цз. 65, с. 6а]).
58. ↑ Цит. по [32, с. 102]. В этой работе читатель найдёт довольно значительный материал о действии коллективного наказания в минский период.
59. ↑ В свою очередь принцип коллективного наказания подтверждает правильность наблюдений «Ши цзина».