Скрытые смыслы «Шу-цзина»

---

     [1] Обратим внимание: о статусе Цзу И не говорится, он не назван ни по титулу, ни по должности — если не считать таковыми цзу 祖, «предок». Вообще же, складывается впечатление, что имя это было общеизвестным и каких-либо уточнений не требовалось.

 
     [2] Так мы перевели сочетание гэ жэнь 格人, исходя из следующего: кто бы ни были эти люди, они наряду с гадательными черепахами включены в перечисление субъектов, передающих благовещие знаки высших сил, т.е. относятся к медиаторам, связывающим мир людей с миром горним. Знак гэ 格 имел значение «тянуться, достигать» и использовался для описания нисхождения духов во время жертвоприношения (см., например, «Книгу песен», «Малые оды», окончание 3-й строфы оды «Жертвоприношение предкам» (№ 209, или II, VI, 5)), потому мы считаем гэ жэнь 格人 людьми, общающимися с нисходящими духами, возможно, жрецами или шаманами, о которых нам известно крайне мало, потому мы перевели этот термин описательно, как «общающиеся с нисходящими духами».

 
     [3] Речь идёт о схождении планет как наглядном выражении воли Неба. Это схождение планет имело место в конце мая 1059 г. до н.э. Проблематика схождений планет как наглядного подтверждения вручения «мандата Неба» рассмотрена в ряде работ Дэвида Панкениера, от его новаторской статьи «The Cosmo-Political Background of Heaven’s Mandate» [Pankenier 1995] и до новейшей монографии «Astrology and Cosmology in Early China» [Pankenier 2013]. См. также нашу работу о концепции мироустроительной силы дэ 德, где рассмотрено влияние упомянутого схождения на возникновение кругового расположения триграмм, известного как «триграммы последующего Неба», или «расположение триграмм по Вэнь-вану» [Блюмхен 1998].
 

 

 

Поведение Цзу И, описанное в этой главе, характер его речей и само развитие ситуации указывают на его необычный статус. Приведём цитату из предшествующей статьи: «На первый взгляд, это ничем не примечательный диалог, прекрасно вписывающийся в конфуцианскую модель добродетельного чиновника, дающего советы и наставления неправедному правителю. Вот только диалог этот никак не соответствует стандартным для поздней чжоуской идеологии представлениям о последнем шанском ване Чжоу-сине. В чжоуской традиции тот был известен как не боявшийся ни кары Неба, ни гнева духов предков тиран и деспот, с чудовищной жестокостью казнивший тех, кто противоречил ему хотя бы в мелочах… Вряд ли простой чиновник вышел бы от Чжоу-синя после таких речей живым, разве что под конвоем, направляясь в темницу или же прямо к месту казни. Да и непростой чиновник тоже — от расправы не спасали ни заслуги, ни ранг (согласно традиции, Чжоу-синь, бывало, и князей-гунов арестовывал и казнил за попытки проявить недовольство или указать на ошибки). А Цзу И ушёл… от Чжоу-синя не только невредимым, но и без малейших последствий для себя. Что же спасло Цзу И и оградило его от гнева Чжоу-синя?» [Блюмхен 2015, с. 604]. Проведённое исследование позволило нам прийти к выводу, что Цзу И (букв. «Предок И») был духом одного из основателей шанской династии, И Иня. Это объясняет и его право обращаться с наставлениями к вану Чжоу-синю, и его жалобы на то, что они, духи предков, не получают должного кормления, и весьма сдержанный, с элементами сожаления, если не раскаяния, ответ Чжоу-синя, и произнесённый Цзу И в конце главы приговор всей шанской династии. В этом сбалансированном, и, казалось бы, полностью соответствующем чжоуской политической традиции тексте всё-таки имеется определенный диссонанс. Состоит он в чрезмерно мягкой позиции, которую занял в понимании переводчиков Чжоу-синь. Это и заставило нас вновь обратиться к этой главе, чтобы уточнить перевод той краткой фразы, которой Чжоу-синь отверг упрёки и увещевания Цзу И. Чжоу-синь сказал: 嗚呼！我生不有命在天. Рассмотрим варианты её перевода различными исследователями и то, как она и её переводы соотносятся с принятым в традиционной китайской историографии психологическим портретом Чжоу-синя.
 
В основе большинства вариантов перевода интересующей нас фразы лежит фундаментальный перевод «Шу-цзина», выполненный Дж. Леггом, где данный фрагмент передан так: «Oh! was not my birth in accordance with the appointment of Heaven (in favour of my House)?» («О! Разве я не родился согласно повелению Неба (во благо моего Дома)?») [Legge Shoo-king 1, p. 271–272]. Сходный вариант перевода предлагает и Б. Карлгрен: «Oh, my life, has it not been decreed in Heaven?» («О, разве моя жизнь не предопределена повелением Неба?») [Karlgren 1950, p. 27]. Перевод В.М. Майорова весьма близок к версии Б. Карлгрена: «Что ж! Не у Неба ли предопределение моей жизни?!» [Чтимая…, с. 234]. Г.С. Попова[1] в своём переводе этой главы ещё более усиливает предполагаемый фатализм Чжоу-синя, трактуя эту фразу как «Мои недостатки не [позволят мне] сохранить небесное повеление» [Попова, Рукопись], то есть Чжоу-синь как бы соглашается с Цзу И, но при этом признаёт свою неспособность совладать со своими недостатками.
 
Как было указано выше, ранее нами был предложен следующий перевод этой фразы: «Ван сказал: „Увы, [но] мой [необузданный] характер не позволяет мне получить [подтверждение] повеления на Небе“» [Блюмхен 2015, с. 605]. Перевод этот основывался на следующих предпосылках: знак шэн 生 рассматривался не как «рождение», а в ином значении — «характер, природа; врождённые качества; дикий, неприрученный; не поддавшийся обработке; непокорённый». Использование данного круга значений позволило рассматривать этот знак в интересующем нас контексте как указание на дикость и необузданность характера Чжоу-синя, что вполне соответствовало чжоуской историко-идеологической традиции. Такое понимание позволяло объяснить и приведённую в 38-й главе «Сун Вэй-цзы ши цзя» («Наследственный дом сунского Вэй-цзы») «Исторических записок» Сыма Цяня фразу «Что же в этом случае можно сделать?» [Сыма Цянь, т. V, с. 123], дополняющую ответ Чжоу-синя, но отсутствующую как в «Шу-цзине», так и в 3-й главе «Инь бэнь цзи» («Основные записи [о деяниях дома] Инь») «Исторических записок».
 
Тем не менее такая трактовка — при полной её совместимости с чжоуской традицией описания последнего шанского вана — не принимает во внимание два момента. Во-первых, это особенности личности Чжоу-синя. Вот как его характер описал Сыма Цянь:
 
帝紂資辨捷疾，聞見甚敏；材力過人。手格猛獸，知足以距諫，言足以飾非；矜人臣以能，高天下以聲，以為皆出己之下。好酒淫樂，嬖於婦人。
 
«Император Чжоу отличался красноречием, живостью и остротой, воспринимая всё быстро, а способностями и физической силой превосходил окружающих. [Он мог] голыми руками бороться с дикими зверями. Чжоу знал достаточно, чтобы отвергать увещевания, был достаточно красноречив, чтобы приукрасить неправду. [Он] бахвалился перед подчинёнными [своими] способностями, славой вознося себя над Поднебесной, считая всех остальных ниже себя. [Чжоу] любил вино, распутство и развлечения[2], питая пристрастие к женщинам» (пер. Р.В. Вяткина; [Сыма Цянь, т. I, с. 175]).
 
И вот этот человек, принявший при жизни титул ди 帝, т.е. «царский предок-небожитель», в ответ на упрёки Цзу И говорит: «О! Разве я не родился согласно повелению Неба (во благо моего Дома)?» (Легг), «О, разве моя жизнь не предопределена повелением Неба?» (Карлгрен), «Что ж! Не у Неба ли предопределение моей жизни?!» (Майоров), «Мои недостатки не [позволят мне] сохранить небесное повеление» (Попова). Предложенный нами перевод («Увы, [но] мой [необузданный] характер не позволяет мне получить [подтверждение] повеления на Небе») также имеет оттенки самокритики и фатализма, что непохоже на modus vivendi Чжоу-синя. Очевидное несоответствие между общепринятым в китайской историографии психологическим портретом Чжоу-синя и фатализмом всех без исключения переводов этой фразы заставило нас внимательнее присмотреться к её смыслу. Из реакции на неё со стороны Цзу И вполне очевидно, что последний воспринял её как отказ что-либо изменить и указание на неисправимость Чжоу-синя. Но его неисправимость отнюдь не была связана с неисправимым фатализмом или слабоволием, да и критику он воспринимал весьма остро (вспомним судьбу критиковавшего его Би-ганя, которому вырезали сердце). Столкнувшись с критикой, Чжоу-синь скорее пошел бы на обострение разговора, нежели на демонстрацию фатализма.
 
Во-вторых, непонятное уважение к Небу и признание его главенства. Нет никаких сведений (кроме позднейших чжоуских морализаторских текстов), что в Шан существовало официальное признание культа Неба. Зато есть рассказ о непримиримой борьбе с этим культом со стороны ещё прадеда Чжоу-синя, вана У-и. Так, согласно «Историческим запискам» Сыма Цяня, У-и «был совершенно лишён добродетелей. Он [приказал] сделать фигурку человека и назвал её „духом Неба“. [Затем он] стал играть с этой фигуркой в азартные игры, заставляя приближённых играть за неё. [Когда же] „дух Неба“ проигрывал, император поносил и оскорблял его. [У-и приказал] сделать кожаные торбы, наполнял их кровью и, подвесив, стрелял по ним, называя это „стрельбой по Небу“. Как-то У-и охотился между реками Хуанхэ и Вэйхэ, разразилась гроза, и У-и был убит громом» [Сыма Цянь, т. I, с. 174]. Этот сюжет был подробно рассмотрен нами в [Блюмхен 2015].
 
Поэтому вряд ли можно считать убедительной трактовку, по которой Чжоу-синь принимает Небо как вершителя своей судьбы и демонстрирует свою, шанского вана, готовность принять волю Неба. Ведь для Чжоу-синя культ Неба есть не что иное, как ересь, а само Небо — ложное божество, которому поклоняются враги шанского дома (чжоуская коалиция) и предатели внутри шанской элиты.
 
С учётом вышесказанного мы предлагаем вариант перевода ответа Чжоу-синя, учитывающий эти две особенности. Фразу «嗚呼！我生不有命在天» можно перевести как «О! [По праву] моего рождения мне [и] не нужно получать повеления [на правление] на Небе». Такой наполненный гордыней ответ делает психологически оправданными последующие инвективы Цзу И, а также ссылки на неисправимость Чжоу-синя в описаниях этого разговора, приведённых в «Шу-цзине» и 3-й главе «Исторических записок». Он же позволяет вполне определённо говорить о дополнении к ответу в 38-й главе «Исторических записок» как о позднейшей (по отношению к «Шу-цзину» и использованным Сыма Цянем при написании 3-й главы источникам) интерполяции.
 
Не противоречит предложенной трактовке и используемое вводное междометие у-ху 嗚呼. Обычно оно переводится в негативном смысле (так, «Большой китайско-русский словарь» приводит для него значения «увы; ах!; о, горе!» [БКРС, т. 3, с. 507, № 7699], связанные с разочарованием и скорбью). Однако согласно «Большому словарю китайского языка», это междометие использовалось для обозначения весьма широкого спектра сильных эмоций, причём не только сожаления, но также одобрения, похвалы (см. подробно [ХЮДЦД, т. 3, с. 466]), а значит, и похвальбы, что не противоречит предлагаемой нами трактовке.
 
В заключение несколько слов о возможно легендарном характере этой фразы. Включение реплики, допускающей двоякое понимание, в одну из глав «Шу-цзина» указывает на то, что горделивое высказывание Чжоу-синя было произнесено им (или приписано ему) в ином контексте, чем разговор с Цзу И, однако стало использоваться позднее недоброжелателями Чжоу-синя как иллюстрация всей глубины его морального падения и пренебрежения Небом. При составлении главы «Си-бо привёл к покорности Ли» именно эта фраза стала тем моментом кульминации, ради которого и было задумано создание всей этой главы (в речах Цзу И никаких принципиально новых обвинений против Чжоу-синя не содержится). Это позволяет уточнить мотивационный механизм создания аналогичных текстов, которые могли возникать в рамках существующей парадигмы, но предназначаться для предельно краткой характеристики персонажа или ситуации с использованием подобной легендарной фразы.
 
С учётом ссылки на подтверждение «мандата на правление» на Небе можно обоснованно утверждать, что фраза эта была произнесена после схождения планет в мае 1059 г. до н.э. (см. примеч. 3) и, скорее всего, после того как Си-бо Цзи Чан объявил себя ваном[3], апеллируя к получению им «мандата Неба». На что Чжоу-синь высказался в смысле, что ему такой «мандат Неба» не требуется, ибо он и так обладает властью по праву рождения. Позднее эта ставшая крылатой фраза была использована чжоускими историографами для конструирования главы «Си-бо кань Ли».
 
Литература
БКРС — Большой китайско-русский словарь / Под ред. проф. Ошанина И.М. В 4-х т. М., 1984.
Блюмхен 1998 — Блюмхен С.И. Дэ и триграммы «И цзина» // От магической силы к моральному императиву (Категория «дэ» в китайской культуре) / Под ред. Л.Н. Борох, А.И. Кобзева. М.: ГРВЛ, 1998. С. 118–147.
Блюмхен 2015 – Блюмхен С.И. Скрытые смыслы Шу-цзина: разговор Цзу И с Чжоу-синем в главе Си-бо кань Ли // 45-я научная конференция «Общество и государство в Китае». Т. XLV. Ч. 1. М.: ИВ РАН, 2015. С. 602–610.
Попова, Рукопись — Попова Г.С. Шу-цзин: «Канон записей» / Исследование, перевод с китайского, комментарии и указатели Г.С. Поповой. (Рукопись).
Сыма Цянь — Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи). Т. I / Пер. Р.В. Вяткина, В.С. Таскина. М., 1972; Т. V / Пер. Р.В. Вяткина. М., 1987.
Чтимая книга: Древнекитайские тексты и перевод «Шан шу» («Шу цзин») и «Малого предисловия» («Шу сюй») / Подгот. древнекит. текстов и ил., пер., прим. и предисл. В.М. Майорова; послесл. В.М. Майорова и Л.В. Стеженской. М.: ИДВ РАН, 2014.
Karlgren 1950 — Karlgren B. The Book of Documents. Stockholm, 1950.
Legge Shoo-king 1 — Legge J. (tr.). The Chinese Classics: with a Translation, Critical and Exegetical Notes, Prolegomena, and Copious Indexes. In Seven Volumes. Vol. III. Part I. The First Parts of the Shoo king, or the Books of T’ang; the Books of Yu; the Books of Hea; the Books of Shang; and the Prolegomena. Hongkong, London, 1865.
Pankenier 1995 — Pankenier D.W. The Cosmo-Political Background of Heaven’s Mandate // Early China. Vol. 20. 1995. Pp. 121–176.
Pankenier 2013 — Pankenier D.W. Astrology and Cosmology in Early China. Cambridge University Press, 2013. Kindle Edition.
ХЮДЦД — Ханьюй да цыдянь 漢語大詞典 (Большой словарь китайского языка) / Гл. ред. Ло Чжу-фэн 罗竹风. Т. 1–12. Шанхай, 1986–1993.
Чжан Шоу-цзе — Чжан Шоу-цзе 張守節. Ши-цзи чжэн-и 史記正義 (Истинный смысл «Исторических записок»). Цз. 2–4 (разд. паг.) // Цинь-дин сы-ку цюань-шу. Ши бу. 欽定四庫全書·史部 (Высочайше утверждённое полное собрание книг четырёх хранилищ. Раздел истории). Шанхай, 1926.
 
S.I. Blyumkhen
Hidden meanings of “Shang shu”: Zhou Xin’s answer to the charges of Zu Yi in “Xi-bo kan Li” chapter
 
ABSTRACT: The paper interprets the response of the last Shang ruler Zhou Xin to the charges of Zu Yi. Different approaches to interpretation of the phrase are considered. The author proposes a variant of interpretation excluding the repentance element from Zhou Xin’s answer.