Синьцзян

(Восточный Туркестан) в рамках и вне рамок реальной истории (о стиле и методах исследований современного Синьцзяна)
 
Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера.
Боком одним с образцом схож и его перевод…
А.С.Пушкин
 
Без светоча истории тактика – потемки
А.В.Суворов
 
1. Два новейших исследования Синьцзяна: некоторые плюсы.
 
Отечественную синьцзянистику нельзя назвать гиперактивной областью востоковедения или под-областью китаеведения. Тем важнее сам факт защиты двух кандидатских диссертаций, посвященных современному Синьцзяну – Е.А.Афанасьевой и А.В.Бондаренко (см. [3;4]). Их появление – прекрасный стимул для углубленной оценки не только проблем синьцзянистики, но и – шире – проблем истории Восточного Туркестана, Китая, да и философии истории как таковой.
 
Обе указанные работы проведены с немалым положительным результатом. Они дают весьма полное представление о политическом устройстве, экономическом развитии, а также национальной специфике крупнейшей провинции КНР, населенной т.н. «национальными меньшинствами», о национальной политике КПК применительно к СУАР.
 
Так, Е.А. Афанасьеваподчеркивает существенные отличия Синьцзяна от прочих западных провинций КНР, уделяет 3-ю из четырех глав диссертации анализу статуса, возможностей и политической роли системы китайских военных поселений, объединенных в Производственно-строительный корпус (за рубежом подробности его организации и несения службы малоизвестны). В работе приведены данные о соотношении численности населяющих Синьцзян этносов, что проливает свет на степень остроты национального вопроса в Китае. Также сделан важнейший вывод о нищете уйгуров Синьцзяна и, как следствие, их высокой смертности даже среди нацменьшинств КНР. Не менее важны указания автора на комплекс мер по китаизации Синьцзяна.
 
В работе А.В. Бондаренко освещается триединство проблем современного Синьцзяна – развитие политическое, развитие экономическое, а также международный контекст того и другого. Немалое внимание в работе уделяется таким внешнеполитическим аспектам положения в Синьцзяне, как развитие сотрудничества Китая со странами Средней Азии и Россией в рамках Шанхайской организации сотрудничества, проблематике борьбы против «трех зол» (сепаратизма, терроризма и религиозного экстремизма), которые изначально находятся в центре внимания ШОС. Внутриполитическое положение Синьцзяна автор неизменно рассматривает в международном контексте. Важное место в работе уделено сложному административному устройству СУАР. Не менее ценны подробности функционирования «районной национальной автономии» в Синьцзяне, где на высшем провинциальном уровне на 17 руководителей-некитайцев приходится 19 китайцев. В работе А.В.Бондаренко важное место занимает рассмотрение углубляющихся внутренних противоречий, обзор нарастающих беспорядков в Синьцзяне конца ХХ ‑ начала ХХI вв. с указанием оппозиционных организаций, включая эмигрантские.
 
2. Обзор «благ и бедствий»
 
Избранный Е.А. Афанасьевой более чем краткий период новейшей истории Синьцзяна – с 1991 по 2006 гг. ‑ весьма уязвим, ибо не может рассматриваться автономно, он требует расширения исторического контекста и обязательного обращения к предыстории. Только в этом случае можно достигнуть целей исследования – определения степени эффективности национальной политики КНР и шансов положительного решения национального вопроса в этом регионе. Обе проблемы имеют длительную историю, их корни проходят через весь период существования КНР во времена задолго до ее основания. Обращение к предыстории вопроса обязательно не только для более полного представления проблем Синьцзяна: без логического синтеза прошлого, настоящего и вероятного будущего Синьцзяна невозможен ни адекватный прогноз его развития, ни тем более определение шансов на успех национальной политики КНР. Данное требование чрезмерным не представляется: даже если отнести кандидатскую диссертацию к сфере «тактики», то, исходя из приведенной выше мысли А.В.Суворова (см. [22, с. 137]), без углубленного исторического подхода не обойтись. К тому же оригинальные исследования должны стремиться к уровню «высшей тактики» («оперативного искусства» практической полезности). Но к важнейшим вопросам истории автор переходит лишь в главе 4 своей работы.
 
Философские аспекты работы Е.А.Афанасьевой не менее уязвимы. В заявленном подходе к проблематике модернизации Китая не проведено различие понятий подражательной модернизации западного образца и органического развития на базе собственного наследия. Без этого (и адекватного исторического подхода) нельзя понять очевидного: у собственно Китая и у Синьцзяна (Восточного Туркестана) не может быть одинаковых исторических основ ни органического развития в русле традиции, ни модернизации вопреки такой традиции. Впрочем, у исторического решения проблемы в работе шансов немного: истории как таковой посвящены всего пять страниц. Поверхностный подход к истории Восточного Туркестана приводит к тому, что даже появление Синьцзяна в составе Китая оказалось отнесено к 1884 г. (дате основания провинции Синьцзян), тогда как наместничество Синьцзян возникло после захвата страны империей Цин (в 1760 г.)
 
Дефицит исторического подхода приводит автора к неадекватному положению о «выгоде всей нации» в развитии Синьцзяна. Понятие «единой китайской нации» является китаецентристским и некитайцы (особенно уйгуры Синьцзяна) его не приемлют, а потому о единой «выгоде» Синьцзяна и центра говорить нелогично. Тем не менее автор безоговорочно приписывает властям КНР «стремление к примирению, любви и сохранению национального единства». Как примирить с этим утверждение автора, что власти КНР проявляют к культуре уйгуров лишь «видимость уважения», а на деле те «исключены из прогресса» на собственной территории (см. [3, с. 293, 258])? Не меньше вопросов вызывает и утверждение о том, что в целом политика властей КНР в Синьцзяне в 1991‑2006 гг. была «успешной» (и это при нарастающей конфронтации властей и местного населения и в условиях начавшейся партизанской войны). Впрочем, силу растущего сопротивления уйгуров китайским властям Е.А. Афанасьева считает незначительной, хотя весомых аргументов не приводит. Тогда почему за полвека существования КНР в Синьцзяне произошло восстаний примерно вдвое больше, чем за двести предшествущих лет? И почему китайское руководство в 2001 г. срочно преобразовало Шанхайский форум в ШОС? Изучив предысторию вопроса, можно было об этом задуматься и найти относительно верный ответ. Однако сомнительно, что определить эффективность национальной политики КНР в Синьцзяне можно лишь из комплекса политических мер и правовых актов, без audiatur et altera pars (т.е. без учета настроений уйгуров – автохтонов Синьцзяна и объектов политики).
 
Не меньше вопросов и замечаний вызывает и работа А.В.Бондаренко. Курьезно утверждение автора о «близости региона к Кавказу» (см. [4, с. 139]). Даже в геополитике, где кривизна геопространства – в интересах стратегии – задается иная, чем в обычной и даже военной географии, такое вряд ли возможно. В плане историческом работа А.Бондаренко также вызывает вопросы: например, почему не определены хронологические рамки темы? «Конец ХХ – начало XXI вв.» – это, как говорили римляне, nec caput, nec pedes (ни головы, ни ног). Из работы не видно, откуда на исторической арене появилась эта «захолустная окраина» (с. 3), и откуда от нее столько проблем? В плане конкретики вызывает удивление термин «движение «Восточный Туркестан» (на с. 67, 105). Восточный Туркестан – страна, а не движение (которое называется на самом деле Исламским движением Восточного Туркестана).
 
Но это даже не самое главное. С учетом всех приведенных автором проблем и катаклизмов Синьцзяна можно ли (в заключении диссертации) считать ситуацию в крае «относительно стабильной»? Как показала практика, открытие новых национальных школ, мечетей, разрешение паломничества в Мекку не снимают противоречий и ожесточенной вражды; запоздалые меры уже не адекватны остроте ситуации, а свободы вероисповедания и отправления национальных обычаев недостаточно, т.к. эти стороны жизни подвержены жесткому контролю властей. В работе дан обзор состава оппозиционных сил Восточного Туркестана внутри страны и в эмиграции. Возможности всех этих сил не поддаются четкой оценке. Автор считает освободительное движение Восточного Туркестана слишком слабым, чтобы победить без прямой помощи США. Но здесь нужно учитывать слишком много факторов развития обстановки в Азии (как и мире в целом), а обстановка усложняется, причем все быстрее и быстрее. Сомнительно в этой связи видеть будущее Синьцзяна неизменным и «достаточно оптимистичным» (см. [4, с. 168‑169]). Как можно считать обстановку в Синьцзяне радикально улучшившейся с 1999 г., когда в 2003 г. там началась партизанская война? Скорее верен принцип multa renascentur: «многое может возродиться из того, что признали умершим»…
 
Сомнительно, чтобы результаты исследования А.Бондаренко могли быть сочтены достаточными, коль скоро объект исследования подчинен целям и задачам, а предмет и хронологические рамки отсутствуют.
 
3. Недопустимые вольности
 
В работе Е.А.Афанасьевой читаем вещи абсолютно неприемлемые ни в науке, ни в общественной жизни – оскорбительные отзывы об уйгурахкак этносе. Автор сравнивает их с цыганами (оскорбительно в адрес последних), огульно обвиняет в нарушениях заповедей ислама (хотя вряд ли имеет право судить), наконец, опирается на предвзятые отзывы китайской полиции. Все приведенные факты говорят лишь о неприятии уйгурами китайских порядков на своей родине. Работа Афанасьевой свидетельствует о недостаточном знании (или вовсе незнании) как истории уйгурской цивилизации (ровесницы русской), так и законов Российской Федерации. Унижение достоинства уйгурского народа нарушает ст. 13 Конституции РФ и подпадает под ст. 282 (комм. 2) Уголовного кодекса РФ «Унижение национального достоинства». Унижение достоинства уйгуров (в т.ч. живущих в России, и ранее относившихся к России исключительно позитивно) угрожает безопасности Российской Федерации, если учесть попытки влияния на уйгуров со стороны исламских экстремистов и террористических организаций.
 
4. Mater et magistra vitae
 
Редко кем и когда признается значение истории в качестве «учительницы жизни». Чаще говорят, что она «ничему не учит», (хотя В.О. Ключевский напоминал об обратном: не научит, так проучит).
 
Китайцы руководствуются опытом истории, и в данном плане с них стоит брать пример (см. [9, с. 58]). Истина и история по-китайски почти омонимы (ши с разными тонами произношения). Пренебрежение историей в Китае восприняли бы как безумие и святотатство.
 
Из работ Е.Афанасьевой и Е.Бондаренко совершенно не ясно, когда же Синьцзян образовался и как он попал в состав Китая: 1759 г. (дата цинского завоевания Восточного Туркестана) даже не упоминается. Как в «Грозе» А.Н.Островского, – «Литва на нас с неба упала».
 
Бросается в глаза незначительное обращение авторов диссертаций к истории изучаемой страны (Е.А. Афанасьева ограничивается «историей развития экономики Синьцзяна к началу 90-х гг.»). Синьцзян – не обычная провинция КНР с некоторым «довеском» неханьского населения, а целая страна(Восточный Туркестан) с более чем 2-тысячелетней историей (она прослеживается по китайским же источникам); собственно «Восточный Туркестан» – не название подрывной организации (c. 257), а географический термин, введенный классиком российского китаеведения Н.Я.Бичуриным (что считает необходимым напомнить нам живой классик российского востоковедения Б.А.Литвинский; см. [21, c. 4]).
 
Внимание к истории Восточного Туркестана не просто желательно, а обязательно прежде всего по трем важнейшим причинам методологического свойства. Во-первых, история составляет важнейшее, ключевое звено гео[историо]политики как ее «энергетический» элемент. Во-вторых, А.В.Суворов подчеркивает, что «без светоча истории тактика – потемки» (а геополитика и вовсе тьма кромешная; О.З.). В-третьих, классики военной науки и геополитики XIX-XX вв. К.Клаузевиц и А.Е.Снесарев напоминают, что «история – единственный путь к цели». Все они исходят из этимологии латинского термина «historia» – «знание»; адекватное знание страны и ее современности немыслимо вне рамок истории (см. [16, c. 10; 31, c. 240]). Наконец, М.Венюков дает полезный совет: «чтобы рационально судить о политических отношениях данной страны к России, должно вспомнить ее историю» (см. [6, c. 282‑283]).
 
Утеряв «единственный путь к цели», можно оказаться в ситуации, описанной Е.П.Ковалевским, участником посольства в Китай в 1849-1851 гг.: «на обратном пути в Пекин мы опять плутали между нивами, избами, прудами, канавами, кучами навоза… чтобы только избежать мостовой» (см. [17, c. 58]). Поведение российского посольства объяснялось конкретными (и не самыми благоприятными) причинами; повторять в науке данный опыт никак не разумно.
 
Разумный и перспективный подход к изучению истории, полезному в смежных дисциплинах, предлагает П.Л. Лавров (С.С. Арнольди). Полковник Лавров (как впоследствии ген. А.Е. Снесарев, специалист в области высшей математики) проявил себя как незаурядный историк и социолог (вторая параллель с А.Е. Снесаревым). Лавров обосновывает наличие законов истории, в которых сомневался известный историк Н.И.Кареев, и выдвигает триединство фактов и взаимопорожденных законов и гипотез в исторической науке: по Снесареву и В.И.Вернадскому, здесь ресурс фактов исторического времени-и-пространства С, энергия Е законов и органичное целое М гипотез; C+E+M=F являют сумму материальных факторов истории. Далее следуют [целесообразно S и понятно W] cоображенные факты как объективного [F], так и субъективного [Ψ], пользующиеся орудиями как объективных, так и субъективных приемов [Р] мысли; S+W+P=Ψ как сумма духовных факторов истории; комплексная государственная мощь выглядит как Рр=(С+Е+М)(S+W+P) у ген. Снесарева и ∫=KFΨt у его тезки французского генерала Андрэ Бофра. У Бофра t означает, естественно, время, а K – замедлитель времени. У Лаврова фигурируют две группы законов: 1) законы «повторяющихся» явлений в естественных науках и социологии, 2) законы исторического развития (см. [2, c. 15‑18; 18, c. 53‑58; 34, c. 45]) Очевидно, что у ген. Бофра первой группе законов соответствуют в первую очередь элементы KF, второй группе – прежде всего элементы Ψt. Не секрет, что явления естественные и объективно-социальные эволюционируют в замедленном К времени и легче воспринимаются (перевоспринимаются) на опыте. Явления же исторической эволюции развиваются в быстротечном времени t и требуют интеллектуального Ψ освоения, поскольку опытное воспроизведение исторических событий нереально. Интеграл комплексной государственной мощи (совокупного геополитического потенциала Рр, или ∫) у П.Лаврова фигурирует как «предел суммы» (по определению ген. Снесарева) «ЭПохальных Элементов» (ЭПЭ, франц. épée – шпага; «Epée de la nation» Ш. де Голля).
 
5. Новейшие странности
 
Складывается впечатление, что авторы обеих диссертаций рассматривают Синьцзян (Восточный Туркестан) преимущественно в «замедленном» режиме KF (география С, экономика Е, политический М статус-кво), тогда как исторической эволюцией Ψt откровенно пренебрегают. Отсюда отсутствие в тексте и библиографии даже тех работ по истории Восточного Туркестана, которые указаны в энциклопедиях и существующих публикациях. В обеих работах не фигурируют труды ни классиков – Н.Я. Бичурина, В.В. Бартольда, Ч.Ч. Валиханова или, наконец Л.Г. Корнилова, ни современных авторов – Б.А. Литвинского, Л.А. Чвырь (у Е. Афанасьевой) и целого ряда других (см. напр. [10]). (Еще более странно то, что ИВ РАН, основанный 190 лет назад, даже не упоминается у обоих авторов как первый и старейший центр востоковедения в России.)
 
6. Философия истории и философия войны
 
Указанный выше подход не позволяет (при всем желании) «[практически Р] действовать сообразно [целенаправленному S] знанию и пониманию[W истории], приспосабливаясь [к реалиям времени и пространства С и организованно М] уравнивая [силы Е] в борьбе; Рр=(С+Е+М)(S+W+P) – при расшифровке П.Лаврова методом А. Снесарева (см. [18, с. 53]) находя «единственный путь к цели». (Основы геополитической теории А.Е. Снесарева узнаются из его труда «Философия войны»; см. [34; 11]).
 
«Единственный путь к цели» отыскивается стратегическим методом. По определению классика российской военной мысли ген. А.А.Свечина, ‑ «Стратегия начинается там, где видится ряд последовательных целей – этапов достижения конкретных целей... Стратегия должна заглядывать вперед и учитывать будущее… в очень широкой перспективе. Изучение стратегии должно происходить параллельно размышлениям о прошлом, настоящим и разгадке будущего» ‑ таковы в общих чертах приоритеты историка, сформулированные ген. Свечиным. В отличие от стратегии, тактика озабочена не перспективой истории, а решением сугубо текущих задач (cм. [27, с. 510-511; 26, с. 280]). Предлагая задолго до Свечина собственную версию стратегического метода историка, А.Е. Снесарев так формулирует «единственный путь к цели»: «руководствоваться историей более дальних столетий и особенно ближе знакомого прошлого – первой его половины» (см. [32, с. 303]). Таков алгоритм исторической стратегии, вышедший (скорее всего) из недр криптографии – инструментария математика и военного разведчика. Логично предположить, что «законы повторяющихся явлений» у военного математика Лаврова – аналог стабильной части ключа к шифру, а «законы исторической эволюции» – аналог часто меняющейся половины ключа [c. 4]. (Ген. Снесарев определяет законы как «соотношения явлений реального мира», что опять-таки ближе к принципам криптографии; см. [29, c. 103, 123, 230]).
 
7. СКИФы и СФИНКСы
 
Методы Лаврова, Снесарева и Свечина помогают уверенно работать со СКрытыми Историческими Фактами (СКИФ; аббревиатура наша ‑ О.З.), которые ускользают (и неожиданно возвращаются), как древние скифы в войнах с персами. Н.И.Кареев считает социальную историю наукой чисто описательной, а законы общественного развития относит к социологии(трактующей законы не развития, а повторяющихся явлений). Вечную повторяемость явлений он находит в виде «биологической [в пространстве С] и экономической [Е] борьбы, [органично М] проявляющейся в волевых [S] процессах, мыслях [W] и чувствах [практического опыта P]»; Рр=(С+Е+М)(S+W+P). Тем не менее, он признается в своей неспособности справиться со скрытыми историческими фактами, и направляет читателей к известному юристу-историку права С.А. Муромцеву (см. [14, с. 92; 15, c. 25, 27‑28]).
 
По его определению, СКИФы являются фактами, которые предстают перед историком без достаточной определенности. Исторические факты бывают достоверными и мнимо достоверными – как скрытыми, но явно имеющими отношение к определенным реалиям, так и вовсе неясными с точки зрения содержания и контекстуальных связей. Налицо феномен Скрытых Фактов Истории при Неясности Контекстуальных Связей (СФИНКС). Эта неполная определенность отличает их, с одной стороны, от фактов определенных, с другой – от вовсе неизвестных. Все три вида исторических фактов представляют интерес и определенную ценность: в русле теории ген. Снесарева неизвестные факты представляют исторический ресурс С, к выявлению которого прилагается энергия Е исследования и которые по мере организационного М оформления превращаются в скрытые (неопределенные) факты. Далее целенаправленная S работа позволяет понять W реальную степень неопределенности скрытых фактов и поэтапно их преобразовать Р из неопределенных в относительно определенные; Рр=(С+Е+М)(S+W+P). Скрытыми фактами истории могут оказаться как события, так и общественные институты, отдельные свойства или моменты их исторического существования. «Взаимодействие Индукции и Дедукции» (ВИД; синтез индукции и дедукции происходит в методе обратной дедукции, предложенном Д.С.Миллем (см. [29, c. 214; 23, c. 109]) позволяет прояснять их (свойств) характер, опираясь на «исторические соотношения» («законы»; определение, идентичное снесаревскому). В работе с ними недостаточно Прямых Свидетельств Источников (ПСИ); скрытые факты выявляются «по [целесообразной S] инициативе исследователя, исходя из [понятныхW] общих положений – продуктов предварительного знания, [практически Р] поставленных в состояние связи с фактическим материалом» Ψ=S+W+P. Базисом этой работы являются конкретные исследования языка [людей определенной страны C], [социально-экономических E] нравов и государственного устройства [M]; (cм. [21, c. 54, 69, 79, 208]); F=C+E+M; Рр=(С+Е+М)(S+W+P). В данном плане «историческая наука приобретает новый интерес и раздвигает свои рамки». Это происходит при условии «согласования со всеми попутными скрытыми фактами предшествующими и последующими». Обобщая условия [прошлого] образования, [современного] существования и [будущего] изменения соответствующих реалий, удается «пролить свет на скрытые исторические области» (Обобщения, ПРОливающие Свет – ОПРОС истории) или «Доказывать Отдельные События» [в Конкретных Аспектах; ДОСКА (см. [21, c. 64‑65, 102, 109, 182, 205]).
 
При обращении к текстам указанных выше диссертаций заметно присутствие фактов всех трех видов – определенных, скрытых, негласное присутствие неизвестных. К категории СКИФ в обеих работах относится большинство фактов синьцзянской современности, смыслы и роли которых в отрыве от исторического контекста недостаточно ясны, а неизвестные величины современности Восточного Туркестана выражаются через другие – исторические – неизвестные величины («x» через «у»). Например, степень включенности Синьцзяна в единый организм Китая дана неточно: Синьцзян – не обычная провинция с некоторым присутствием неханьского элемента, а иная цивилизация; он не интегрирован в организм Китая. Понять это можно, лишь идя вернейшим путем (кит. дао) исторической перспективы.
 
8. Будущее Синьцзяна: гадание и прогноз
 
Давать однозначный прогноз будущего Синьцзяна нельзя: прогноз может быть только (а) с точки зрения исторической перспективы, и (б) альтернативным. Однозначный прогноз исходя из нынешнего (неустойчивого) положения нарушает принципы исторической перспективы («народного бытия в прошлом, настоящем и будущем»; см. [30, c. 232]). Подход к географической С₁, этносоциальной С₂, экономической Е и политической М характеристикам Синьцзяна вне полноценного исторического рассмотрения искажает картину, приводит к неверным выводам и не достигает поставленных целей. Схожим образом формальная сдача военных экзаменов в империи Цин не обеспечивала империю полноценными военными кадрами: экзаменующиеся демонстрировали фехтование мечом (в XIX в.!), поднимали и клали на место камни определенного веса, писали диктант из содержания канона «Семи военных классиков» (У цзин; см.[35]) ‑ и только. В данном случае исторический подход (история и камень по-китайски омонимы «ши») был как «приподнят», так и положен на то же место; работа свелась к фехтованию «мечом» устаревших концепций и неполных данных, а затем к «диктанту» из китайских источников либо Интернета. В итоге получился дикорастущий кустарник там, где в реальности должна присутствовать модель САД – [целенаправленных S] Соображений, [понятных W] Аналогий и [интуитивных P] Догадок (см. [12, c. 47; 30, c. 227]); Ψ=S+W+P.
 
Невольное искажение истории объясняется субъективностью исторических оценок: личностными качествами С₂ (во времени и пространстве С₁), мировоззрением S₁, специфичной целенаправленностью знаний S₂, понятийными навыками W и практическими умениями Р, силами симпатий E и органичностью антипатий M; Рр=(C₁+C₂+E+M)(S₁+S₂+W+P); «большая» снесаревская формула геополитической мощи близка поговорке «восемь бессмертных плывут через море» (см. [24, c. 70]). На почве субъективизма возрастает вероятность бессознательных либо сознательных фальсификаций по причинам: ложных [время-пространственных С] оснований, эклектики [сил Е] аргументации, ложного тезиса М, [целенаправленного S] ухода от предмета, [понятийной W] демагогии, ложных [практических Р] доказательств, неаргументированных ссылок на авторитеты Рр; Рр=(C+E+M)(S+W+P). В качестве противоядия здесь необходимы полноценный синтез разрозненных фактов и знаний, аналитическое выявление причин с обоснованием важности каждой. В своей статье полк. Агеев анализирует и такие методы искажения истории, как переход на личности и домыслы о порочной мотивации поступков оппонента (см. [1, c. 59, 61-64]). Невнимание к истории, отказ от учета ее скрытых фактов (как и фактов ранее вовсе неизвестных) открывает дорогу масштабным заблуждениям, намеренным фальсификациям и риску попадания под враждебное рефлексивное управление в ходе психологических операций. Первопричиной печального положения может стать неадекватность исторического знания и сознания вследствие Крайней Разобщенности ИЗвестных ИСточников (КРИЗИC; см. [13, c. 51; 25, c. I-II]). На базе КРИЗИСа прогноз, естественно, нереален, хотя дело не столько в «разобщенности источников», сколько в дефиците теоретического знания (например, в китайской теории априорного господства над иноземцами).
 
9. Краткий итог
 
«Страницы истории – не могильные памятники, а оружие, ключ к пониманию [истины]», - напоминает ген. Свечин (см. [26, c. 501]). Но в случае пренебрежения и бессистемных «экскурсов в историю» они превращаются в СФИНКСов и СКИФских «каменных баб». Подспорьем при изучении истории Восточного Туркестана может быть далеко не все: например, нужно с оглядкой пользоваться работами акад. В.В.Бартольда, давно раскритикованного А.Е. Снесаревым (см. [28, c. 35‑39]). (Бартольд некогда провозгласил «конец истории» Восточного Туркестана.) Вряд ли случайно китаевед В.П. Васильев назвает алхимика Бертольда Шварца Бартольдом Шварцем (см. [5, c. 1]).
 
С историей лучше и эффективнее работать стратегическим методом – итогом методологических поисков российских ученых (не в последнюю очередь востоковедов). Стратегический метод ген. Снесарев определяет как «ключ к законам истории» (см. [29, c. 103]); все исторические факты обретают смысл как стратегические (геополитические) элементы, представляющие «растянутую в[историческую]даль экономию духовных и материальных сил»; аналог китайского понятия цзинцзи (теперь экономика), означавшего цзинши цзиминь («управление миром, помощь народу» (см. [33, с. 202; 19, c. 30]).
 
Рассмотренные диссертации, конечно, полезны коллегам-востоковедам информацией об этническом, экономическом и политическом состоянии современного Синьцзяна; «тактические» задачи в целом в них решены. Но «стратегические» цели, в них заявленные, достигнуты не вполне или не достигнуты вовсе. Потому эти работы, полезные в дальнейшем научном процессе, не могут быть прогностическим либо каким-то иным подспорьем ни для неспециалистов, ни для специалистов-практиков.
 
P.S. Недаром сказал Гиппократ: «наука обширна, случай шаток, опыт обманчив, суждение затруднительно». Все это – данность истории как вечной игры сил и судеб – histrionia (драма; игра слов напоминает, что «весь мир – театр», а игры бывают и стратегическими (см. [7])…
 
Литература
1. Агеев Н.В. Почему и как происходит искажение истории // Военная мысль. 2006, № 9. С. 59-65.
2. Арнольди С.С. (Лавров П.Л.) Задачи понимания истории. М., 1898.
3. Афанасьева Е.А. Синьцзян-Уйгурский автономный район во внутренней политике Китая (1991-2006 гг.). Томск, 2007
4. Бондаренко А.В. Проблемы и перспективы развития Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР в начале XXI в. М., 2007.
5. Васильев В.П. Открытие Китая. СПб, 1900.
6. Венюков М. Россия и Китай. СПб, 1877.
7. Военная игра, ч. 1. СПб, 1874.
8. Гольев Ю.И. и др. Криптография: страницы истории тайных операций. М., 2008.
9. Девятов А.П. Китайские циклы бытия // Китайская философия и современная наука. М., 2008.
10. Зотов О.В. Китай и Восточный Туркестан в XV-XVIII вв.: межгосударственные отношения. М., 1991.
11. Зотов О.В. Смысл войны в истории человечества // А.Е. Снесарев. Философия войны. М., 2003.
12. Иконников В.С. Опыт русской историографии. Киев. 1891, т. 1, кн. 1
13. Каранкевич В.М. Как научиться обманывать противника // Военная мысль. 2006, № 9. С. 4-58.
14. Кареев Н.И. Историка (теория исторического знания). Пг, 1916.
15. Кареев Н.И. Основные вопросы философии истории. СПб, 1897
16. Клаузевиц К. Основы стратегического решения. М., 1924.
17. Ковалевский Е.П. Путешествие в Китай. СПб. 1877, ч. 1.
18. Лавров П.Л. Противники истории. СПб. 1906
19. Лапина З.Г. Учение об управлении государством в средневековом Китае. М., 1985.
20. Литвинский Б.А. Исторические судьбы Восточного Туркестана и Средней Азии // Восточный Туркестан и Средняя Азия. М., 1984.
21. Муромцев С.А. Очерки общей теории гражданского права, ч. 1. М., 1877.
22. «Наука побеждать» генералиссимуса Суворова. М., 2007.
23. Плэтт В. Информационная работа в стратегической разведке. М., 1958
24. Прядохин М.Г., Прядохина Л.И. Краткий словарь недоговорок-иносказаний китайского языка. М., 2001.
25. Сведения, касающиеся стран, сопредельных с Туркестанским военным округом, Вып. 1. Ташкент, 1898.
26. Свечин А.А. Постижение военного искусства. М., 1999.
27. Свечин А.А. Стратегия. М.-СПб, 2003.
28. Снесарев А.Е., рец. на: Бартольд В.В. История Ирана. // Сведения, касающиеся стран, сопредельных с Туркестанским военным округом, в. 49, Ташкент, 1904, № 1.
29. Снесарев А.Е. Введение в военную географию. М., 2006
30. Снесарев А.Е. Единая военная доктрина // Военное дело, 1920, № 8.
31. Снесарев А.Е. рец. на: Клаузевиц К. Основы стратегического решения // Военная мысль и революция, 1924, № 4.
32. Снесарев А.Е. Северо-Индийский театр [войны]. Ташкент, 1903, т. 1.
33. Снесарев А.Е. рец. на: Фалькенгайн Э. фон. Главное командование (1914-1916) // Военная мысль и революция, 1922, № 3.
34. Снесарев А.Е. Философия войны. М., 2003.
35. У цзин: семь военных классиков Древнего Китая. СПб, 1998.
36. Beaufre A. La nature des choses. Paris, 1969.
 
Ст. опубл.: Общество и государство в Китае: XXXIX научная конференция / Ин-т востоковедения РАН. - М.: Вост. лит., 2009. - 502 стр. - Ученые записки Отдела Китая ИВ РАН. Вып. 1. С. 491-502.