Алексеев В.М.

Глава 3. Циклы чтений и усвоений: II. Основной цикл

Общие работы

На вводном цикле я задержался, считая его важнейшим. Попробую теперь при рекомендательном перечне книг основного цикла, т. е. такого, который дает не только ориентировочно-общие сведения, но и знания, на которые должно опираться последующее чтение китайского серьезного текста, быть более кратким вообще и даже более, чем я того бы хотел, памятуя и на своем примере зная, чего стоит рекомендация опытного человека даже тогда, когда в заключение всего она не оправдана ни личным вкусом читателя, ни всякими другими его соображениями.

Мне хотелось бы отметить, прежде всего, географические описания Китая, но за громоздкостью одних (Richthofen) и устарелостью других (Матусовский, McKennely), особенно чувствуемой ныне в связи с разрушением едва ли не бóльшей части прежней китайской географической номенклатуры, придется остановиться пока лишь на томе IX-ом французского издания «Всеобщей географии» (Géographie Universelle): «Азия муссонов. Китай. Япония» (Asie des Moussons. Chine. Japon, par Jules Sîon), который, мне кажется, наиболее отвечает современным (хотя и не по номенклатуре) данным. Для усвоения же, на правах учебника, географической номенклатуры, придется рекомендовать все того же Ришара (L. Richard. Géographie de la Chine. La Région du Nord. Ouvrage couronné par la Société de Géographie Commerciale. 2 éd. P., 1923), хотя и он отстал чрезвычайно; но при всей своей скудости и отсталости он является, пожалуй, наилучшим^[1]. В «Новом атласе Ларусса» (Nouvel Atlas Larousse. Texte par Léon Abensour. Géographie Universelle pittoresque. Paris, 1924), построенном, действительно, на новых началах, т. е. с большим объяснительным и иллюстративным текстом к каждой большой карте, Китаю отведено немало места. К сожалению, выдающаяся безграмотность некоторых иллюстраций^[2]лишает это прекрасное издание должного доверия.

Минуя теперь устарелые синтезы профессоров-китаистов Паркера, Джайлза и др., имеющиеся, к тому же, в безграмотных русских переводах, я опять останавливаюсь пред двумя небольшими французскими томиками общего описания Китая, принадлежащими Жоржу (не Анри) Масперо (Georges Maspéro. La Chine. Ouvrage couronné par l’Academie. P., 1918, 2-e éd. 1925), которые, мне кажется, ориентируют в китайской исторической сложности лучше других книг, и, будучи снабжены указателем, являются, к тому же, и надежным справочником.

В этом общем отделе мне не хотелось бы оставить без упоминания одну, правда, чисто беллетристическую книгу американки, долго жившей в Китае и, по-моему, его хорошо знающей и понявшей (редкое для беллетристов качество): «Землица» (The Good Earth by Pearl Buck. N. Y., 1931).

В этой книге можно, по-моему, почерпнуть гораздо больше понимания китайской деревенской жизни Китая, чем во всех предыдущих подобных описаниях  (типа Village Life in China, Chinese Characteristics и т. д. пастора Смита, Arthur Smith), притом в необыкновенно простой и сильной  форме, чем, вероятно, и объясняется совершенно необыкновенный успех этой книги^[3]. Об этой замечательной книге я своевременно написал и сдал в печать рецензию, которая к осени 1934 г. все еще не могла выйти из типографии (появилась в 1935 г.), а между тем успел уже появиться ее русский перевод (Пёрл Бак. Земля, ГИХЛ, 1934), о котором по адресу оригинала дал сочувственный отзыв т. Карл Радек на странице «Известий» от 30 мая 1934 г. (№ 125). В своей рецензии, между прочим, я реферирую отзыв об этом романе китайского критика, кажущийся мне не всегда справедливым, но чрезвычайно характерным. Китаец так же, как и мы, считает появление этой книги, равно книги ей предшествующей и книг за нею идущих, чрезвычайно знаменательным для нашего сложного времени, прогрессивным и отрадным.

Книгу профессора Линь Юй-тана («My Country and my People»), о которой я уже говорил, надо, конечно, упомянуть еще раз здесь.

История и история культуры

Как известно, с учебником китайской истории доселе дело обстоит плачевно, ибо как можно написать о Китае нечто подобное научным курсам или книгам по истории Греции и Рима, если, скажем, даже «основные истории» (чжэн ши) не только не подвергались еще синологической критике, как со стороны содержания, так и самого текста (и, следовательно, компилятор не имеет для своего научного изложения твердой научной почвы), но и вовсе не переведены (за небольшим исключением) ни на какой европейский язык?^[4]. Полагаю, что этого фатального вопроса будет достаточно для объяснения странного отсутствия научной истории Китая (по крайней мере, на некитайских языках)^[5]. Но нелишне будет указать и на ряд не менее серьезных причин, из которых едва ли не главною является труднодостижимое, при элементарных условиях подготовки китаиста (которым приходит конец), овладение конфуцианской системой, лежащей в основе конфуцианского писания конфуцианцев-историков, а без овладения ею не только критика ее не под силу, но и перевод текста будет ненадежен буквально в самых нужных и ответственных местах^[6].

Вот почему среди «нужд и пожеланий для улучшения синологических занятий» (заявленных на первой американской конференции по развитию синологических знаний)^[7] стоит краткий, но весьма выразительный пункт: с. 5 «общие истории Китая на европейских языках»; и это при наличии немалого их количества (Fries, Moyriac de Mailla, Boulger, McGowan, Cordier, Conrady, Rosthorn, Grousset, Franke и т. д.)!  И, действительно, нужда в таком учебнике большая, особенно для русских читателей, ибо на их языке, если не упоминать бесконечно устарелых, да и ничтожных самих по себе, очерков Авенариуса, Тужилина и рукописных переводов Иакинфа, это дело еще и вовсе не предпринималось^[8].

Тем не менее, я по-прежнему рекомендовал бы в первую очередь труды профессоров синологии, ибо, даже если их покидает научное мастерство историка и писателя, остается все же научная грамотность умеющего читать китайский исторический текст, а это – первое условие, ибо, повторяю, китайский текст, особенно в пересказе, требует весьма критического наблюдения.

С этой точки зрения и интереснейшею, хотя и не без синологической предвзятости (не очень опасной, между прочим, и сводящейся к излишне упрощенным взглядам на зависимость Китая и китайской культуры от индийской, высказанным более подробно в его же «Индийском влиянии в Китае» - Indischer Einfluss in China и подвергнутым сомнению в рецензии Шаванна («T’oung Pao», 1906, с. 401), является «История Китая», принадлежащая самому крупному германскому синологу-теоретику, профессору Конради (Conrady A. «China» в серии «Weltgeschichte» : Pfluck und Harttung. Bd. 3. Berlin, Ullstein, 1910. P. 457-567). Конечно, по дате она должна быть рекомендована лишь частично, но вообще, по-видимому, охватить исторически и древний и новый Китай еще долго не удастся, ибо документ и действительность редко живут в дружбе, тем более книга и газета.

 О книге профессора Франке^[9], которая уже давно начала выходить, я должен упомянуть как о весьма значительной, но доктринально тенденциозной. Остается, минуя многие другие немецкие «Истории Китая», рекомендовать краткую популярную книгу Ростхорна (Rosthorn), как принадлежащую китаисту, делавшему не раз научные разыскания в китайском основном историческом материале («Чуньцю»). От этого последнего принципа рекомендации книг по изучению Китая мне, вообще, не годится и не хотелось бы отступать, но, если обилие информации и мастерство изложения делают книгу приемлемой, придется и ее включить в список рекомендуемых книг, просто уже потому, что указанные качества редки. К таковым учебникам китайской истории надо отнести двухтомную книгу Груссе (René Grousset. Histoire de l’Extrême Orient. P., 1928-1929). Несмотря на то, что автор не китаист, его книга, как известно, была просмотрена с большой тщательностью крупнейшим китаистом наших дней, профессором Пеллио и потому заслуживает доверия. Кроме того, обилие отлично отсортированной библиографической информации, дающей возможность контролировать автора на каждом шагу – качество, не встречавшееся доселе нигде. Несколько одностороннее приурочивание исторических фактов и эпох к истории китайского искусства не может не быть оправдано как наибольшею разработанностью в Европе этой именно части китайской культуры, так и, особенно, документальным ее характером, легко наблюдаемым в музеях Европы и в великолепных изданиях наших дней, это искусство изучающих и воспроизводящих^[10].

Однако, ставя в очередь все эти основные книги по собственному Китаю, я хотел бы предпослать им наиболее из всех их важные для китаиста и открывающие ему научные перспективы далее и лучше всех других (ибо в них он увидит свое место среди других исследователей, что весьма полезно для слишком часто замыкающихся в себе, обремененных иероглификой китаистов) две небольших по размеру, но чрезвычайно насыщенных научной сущностью и перспективой брошюры профессора Пеллио: «La Haute Asie» par Paul Pelliot, Membre de l’Institut и его же «Explorations et voyages dans la Haute Asie». Лучше всего было бы эти две брошюры усвоить, приняв к сведению все их данные и определив с их помощью себя или как китаиста, не выходящего за пределы Китая, или же как китаиста, служащего интересам исследования всего того обширного мира, который, так или иначе, отражен в китайских письменах.

Во время чтения этих книг я бы рекомендовал, за отсутствием пока лучшего свода материалов по китайской истории, отражающих китайский оригинал (но только свода, ибо есть отдельные, к сожалению, слишком частичные, хотя лучшего качества, переводы китайских исторических хроник), обращаться к «историческим текстам» Вигера (Wieger L. Textes historiques; la Chine à travers les âges, 2-e ed. Précis, index biographique, index bibliographique, [Hsien-hsien] Impr. de Hien-hien, 1924) как к дающим идею более полного, чем обычный, пересказ исторического текста. Однако, читая Вигера сплошь, надо всегда остерегаться отожествления его с источником, как теперь слишком часто делается легковерными китаистами. Уже Шаванн, всегда старавшийся поощрять французское научное творчество, отмечает легкомыслие Вигера, «сводящего историю к серии анекдотов» и дающего слишком часто свои соображения, которые скорее увеселительны, чем глубоки (см. «T’oung Pao», 1904, с. 481). И действительно, если даже не идти дальше оглавления, то такое, например, деление китайских исторических периодов, как «Религиозный Китай», «Радостный Китай» (La Chine joyeuse), «Старческий Китай» (La Chine senile), «Поднадзорный Китай» (La Chine en tutelle) и т. п., способны отпугнуть от доверия к автору-переводчику самого неприхотливого читателя. И перевод, и его пересказы, и объяснения к ним – все это пригодно лишь для первых шагов учащегося-миссионера, который обычно больше учит других, чем учится сам. Всеми же прочими книги Вигера должны, по-моему, читаться с осторожностью и, по-возможности, не поступать в дальнейший, особенно научный, обиход.

Итак, вопрос о настоятельных пособиях китаиста по истории стоит остро, как то достаточно мною указано самым выбором рекомендуемых книг. Ясно, что от европейцев трудно будет дождаться такого пособия и что надо, в виде временной меры, прибегнуть к переводам китайских учебников. Профессор истории Цзян Тин-фу в личной беседе со мной очень рекомендовал в качестве наилучшего учебного пособия «Древнюю историю Китая» («Чжунго гудай ши») профессора Ся Цзэн-ю (вышла в «Серии университетских учебников», издаваемой «Commercial Press» в Шанхае, в 1934 г.). Можно начать эти необходимые учебные переводы хотя бы с этого учебника. Далее, хорошо бы перевести учебник Ван Тун-лина («Чжунго ши») как наилучше оборудованный схемами, диаграммами, таблицами, чертежами и т. д., очень важными для сложных и запутанных периодов китайской истории.

Что до столь излюбленных «историй» Китая с точки зрения европейцев, то за последнее время китайская наука сама занялась историей сношений Китая с Западной Европой и Россией, так что прежняя привилегия незнающих китайского языка европейцев изготовлять тома этих «историй» потеряла свое ведущее значение, и каждому историку этих сношений в первую очередь приходится считаться именно с китайскими дипломатическими документами, которые усердно опубликовываются, и «Quarterly Bulletin of Chinese Bibliography» (1, 4, 217) сообщает о выходе в свет (1934) собраний цинских дипломатических документов за период 1875-1911 гг. («Цин цзи вайцзяо шиляо»), изданных Ван Янь-вэем и Ван Ляном и снабженных указателем, хронологическими таблицами и географическими картами. Таким образом, труды H. Cordier (Histoire des Relations), Morse’а и других компиляторов теперь имеют лишь весьма одностороннее значение, и китаисту, желающему миновать китайские материалы, это уже не удается^[11].

История китайской культуры как свободный предмет не трактовалась, собственно, доселе никогда, если не считать социологических группировок вышеупомянутой книги Вернера (E. T. C. Werner. Descriptive Sociology Chinese). Писать ее было еще труднее, чем историю Китая, ибо строй материалов нужно было отбирать, а не брать его прямо полосами со страниц китайских историй.

Так что, может быть, следует откровенно признать, что все «истории китайской культуры», написанные не китайцами, а европейцами – односторонни и во всех отношениях недостаточны. Придется опять возвратиться к утверждению, что для знания Китая или даже для введения в это знание требуется овладение литературой предмета на самом китайском языке. Так, например, если как следует перевести на одни из западных языков (в том числе и русский) «Историю китайской культуры» (Чжунго вэньхуа ши, издательство Чжун-шаня (Сунь Ят-сена) в Нанкине, 1932) профессора Лю И-чжэна, то можно получить действительно историю китайской культуры в большом и оригинальном ее охвате, где каждая статья весьма нова и далека от избитых повторений. Нарекания критика этой книги Чэнь Сюй-цзина (Su-ching Chen в «Nankai Social and Economic Quarterly», published by Nankai Institute of Economics, Nankai University. China. Vol. VIII. № 1. April 1935. Р. 192 - 193) сводятся к весьма спорным положениям (например, о приоритете даосизма над буддизмом, о неправильном понимании «культуры» в смысле культурной жизни культурных людей и т. д.), но и он признает, что с этой книгой нельзя и думать сравнить какую-либо другую на каком-то ни было языке.

Таким образом, я высказываюсь за перевод этой книги на русский язык, с которым в руках можно будет дать начинающему возможность быстрого охвата труднейшей части вводного цикла и вывести его сразу же из цикла чтения европейцев, всегда отдающих азами и банальностями^[12]. И очень хорошо, что за это дело взялся известный уже читателю этой книги покойный профессор Вильхельм (Richard Wilhelm), который и выполнил его, во всяком случае, для первого раза весьма хорошо (Richard Wilhelm. Kulturgeschichte Chinas, 1928). Книга имела успех и вышла во французском переводе (Richard Wilhelm. Histoire de la civilisation chinoise. Traduction française de G. Lepage, ancien attaché l’École Française d’Extrême Orient, 1932). Содержание этой книги расположено в историческом порядке и во многом пользуется уже появившимися китайскими синтетическими трудами, но, конечно, оригинальная инициатива, столь присущая автору и столь для него характерная, не покидает его ни на шаг и делает этот первый в данной области труд необходимым всякому, особенно после чтения «сухих» историй Китая.

Однако это все-таки только общий очерк. Настоящей книгой истории китайской культуры надо считать уже упомянутую мною книгу профессора Анри Масперо «Античный Китай» («La Chine Antique»), которую я несколько остерегался вполне рекомендовать в качестве вводной книги, но не откажу себе в удовольствии сделать это полностью здесь. Вчитаться в эту прекрасную книгу, написанную с безукоризненной тщательностью, с исключительным знанием обширнейшего предмета и редкой критической изощренностью; усвоить себе ее содержание как редкий по научности и мастерству изложения итог синологических достижений - вот, что выпадает ныне на долю начинающего китаиста. Для меня ясно, что если бы я в свое время мог иметь доступ к этой или подобной книге, я сохранил бы себя от мучительных недоразумений на десятки лет.

Это одна из книг, делающих поворот в науке, в смысле закрепления ее высших фронтов на достигнутых, но далеко не всеми китаистами охватываемых позициях. Книга Масперо освободила нас от дилетантских россказней китаистов XIX в., типа Джайлза, Паркера и многих других, на которых приходилось воспитываться, например, мне^[13].

Правда, книга Масперо в этой первой своей части пока касается лишь одного из отделов китайской истории (другой отдел - средневековье (La Chine médiévale et l’Empire Mongol) только еще предположен к изданию в 8-ом томе сборника «История мира» - Histoire du Monde, publiée sous la direction de M. E. Cavaignac) (объявленная книга Масперо не была издана. 8-ой том должен был состоять из двух книг: «Средневековый Китай» Масперо и «Империя монголов» Груссе (Париж, 1941) – ред.). Однако именно этот отдел классического Китая, как легший неким культурным лексиконом в культурный язык Китая и возбуждавший еще в XIX в. столько химерических теорий^[14], требовал и нашел у Масперо, наконец, достойные научные формулы. Здесь с сурово отчетливой критикой изложены достигнутые наукой положения о происхождении китайцев и их истории, об их общественной и религиозной жизни (с глубоким и точным анализом тех элементов, о которых говорят тексты); о линиях, прослеживаемых в феодальном хаосе IX - III в.в. до н. э. (труднейшее из синологических предприятий); о литературе и философии древнего Китая, в которых трудно разобраться не только по источникам, но и по европейской литературе, которая часто представляет собою хаос догадок, исходящих из нелепого обращения с непроверенными и непродуманными текстами; о самом происхождении китайской историографии, часто обрабатывающей вместо фактов романтические баллады; наконец, о научном движении и иностранных влияниях. Во всех этих статьях профессор Масперо дал нам отправные пункты. И учащемуся можно только порекомендовать их усвоить, чтобы с них начинать свое дальнейшее развитие и свой дальнейший научный поиск^[15].

Книга Масперо заставила всех синологов вместе с нею переоценить многое из усвоенных ими в их школьном переводе и даже кое-какие из их собственных теорий. Пессимизм и суровая критика исторических основ, в такт с некоторыми новыми китайскими учеными (Гу Цзэ-ган), все же держатся здесь в научной мере и не делают из разрушения романтической веры новую веру, обратную предыдущей, но столь же неистовую. Трудно отделаться от близкого к этому впечатлению при чтении большого, имеющего большой успех^[16], важного и нужного синологии труда профессора Гране о китайской цивилизации (La civilisation Chinoise. La vie publique et la vie privée... par Marcel Granet. Bibliothèque de synthese historique. L’evolution de l’Humanité, dirigée par Henri Berr, Directeur de la Revue de Synthése Historique.  P., 1929. Перевод на русский язык: М. Гране. Китайская цивилизация. М.: Эксмо, 2008 – ред.).

Вопреки емкому заглавию эта книга профессора Гране лишь частично охватывает названный ею колоссальный предмет, и содержание ее настолько необычно для книг, идущих под таким многообещающим и крайне общим титулом, что я настойчиво рекомендую учащимся при составлении каталога или вообще учете своей рабочей библиотеки не ограничиваться одним ее общим заголовком, а отметить как отдельные темы все ее главы, одну за другой. То же самое, впрочем, я рекомендую сделать и с книгой профессора Масперо, ибо, как видно даже из общего ее конспекта, только что мною данного, она также полна вещей, общим заглавием не предвиденных^[17].

В самом деле, начать с того, что книга профессора Гране, должная говорить о китайской цивилизации (читатель вправе думать – вообще), говорит лишь об античном ее периоде (параллельно книге профессора Масперо), это, скорее всего, книга о древнем периоде китайской истории, политической и социальной, рассматриваемой с точки зрения традиции и ее критики, а уже затем с точки зрения тех данных, что остаются после уничтожения этой критикой всех традиционных легенд, торжественно оформленных в лапидарную историю. В частности, речь идет о сложении китайского общества в деревне и городе в аспекте управляющих и управляемых, так что эта книга говорит об основах китайской цивилизации, вернее, о ее созидателях – строителях китайского общества и государства.

Книга профессора Гране стоит в непосредственной связи с его предыдущими статьями и книгами, посвященными все той же критике традиционных основ китайской истории^[18], и если бы в научных методах автора не было бы существенных промахов, многие из его положений вошли бы в науку революционным маршем. Однако сошлюсь пока на китайца-критика (оперирующего, между прочим, тем же европейским материалом, что и у критикуемого автора) профессора V. K. Ting (Дин Вэнь-цзян)^[19] – многие из научных манипуляций профессора Гране, особенно при переводе и истолковании им текста, подрывают к ним доверие своей предвзятостью и порой нарочитым эклектизмом. И потому книга профессора Гране рекомендуется как книга очень сильная и заставляющая подумать если не обо всем уже известном об истории Китая, то, во всяком случае, об очень многом, но как учебник, усваиваемый в полном доверии к автору, она вряд ли может быть дана в руки учащемуся, который сделает хорошо, если, прочитав ее после книги профессора Масперо и перед другими, отложит критическое о ней и самостоятельное, совершенно необходимое для историка Китая суждение вплоть до знакомства с источниками и до установления в себе основной способности к ясному представлению себе текста как целого, а не по кускам текста и по кускам же комментатора.

Ограничиваясь пока этими общими словами, выскажу сожаление, что вынужден оставить подробную критику книг профессоров Масперо и Гране до следующего раза, ибо иначе эта моя книга, уже перешедшая положенные ей (для этой части) размеры, разрастается до невозможного.

В известной объемистой и во многих отношениях замечательной книге Сартона «Введение в историю науки» есть главы, посвященные китайской науке, которые необходимо прочесть, но с оговорками о многих ошибках автора не китаиста, бравшего свои сведения из вторых и третьих рук. О них я собираюсь писать особо, но, кроме того, мне известно об аналогичном намерении еще некоторых заграничных синологов. Нельзя обойти молчанием синтетический очерк не китаиста, но лица с должною общей осведомленностью и эрудицией, дающий в одном целом, которое точно также не может не интересовать человека науки, сложное, без упрощенчества, представление о китайской науке. Можно его точно так же рассмотреть как программу самостоятельных дальнейших разработок китаиста, ибо, конечно, автор как не специалист не имел доступа к китайским источникам и, значит, и к китайским идеям, ибо язык, вообще, с идеею слишком тесно связан хотя бы через термины,  которые часто лучше выражают идеи, но непереводимы, чтобы пересказ мог заменить оригинал. Точное заглавие книги Сартона: Introduction to the History of Science. Volume I: from Homer to Omar Khayam, by George Sarton, Associate in the History of Science, and Carnegie Institution of Washington. Published for the Carnegie Institution of Washington by the Williams and Wilkins Company, Baltimore.  XI, 839 pp. (Carnegie Institution of Washington Publication № 376, 1927); Volume II: from Rabbi Ben Ezra to Roger Bacon. In two parts. LXXV, 1 - 470 and XVI, 481-1254 pp. 1931.

В заключение этого явно недостаточного списка мне хотелось бы не обойти молчанием прекрасную книгу безвременно погибшего американского синолога, профессора Картера об изобретении книгопечатания в Китае и его распространении на запад (Th. F. Carter. The Invention of Printing in China and its Spread Westward. N. Y., 1925).

Эта книга является одновременно и памятником истории китайской культуры и прекрасным введением в историю китайских международных отношений, без каковой всякое иное понимание Китая как изолированного феномена будет всегда искусственным и ограниченным. Эта книга, вообще, признана синологическою критикой как серьезный вклад в эту важную область нашей исторической науки, в особенности – в литературу на английском языке, не изобилующую капитальными работами. «Каждая страница этой книги, – пишет серьезный китаист-исследователь Маул (A. C. Moul в «JRAS», 1926. Р. 140-148) – написана с большой ученостью, гениальностью, открытостью и энтузиазмом». Вместе с тем критик упрекает автора за излишнюю доверчивость, влекущую его вместо текста-оригинала к энциклопедиям («Тушу цзичэн») и даже к энциклопедическим словарям («Цы юань»). К счастью, замечает критик, «это не повело к недоразумениям». Привожу эту критику для установления лишний раз точки зрения на исследование, которое не есть повторение уже сделанной операции над материалом, но всегда новая над ним операция, имеющая целью установить новую лучшую точку зрения и близость к истине.

Имеющая за последнее время некоторый успех среди советских китаистов книга-диссертация китайской студентки в Америке Mabel Ping Hua Lee, желавшей дать «экономическую историю Китая» с особенным ее аграрным уклоном («The Economic History of China with special reference to agriculture, with a list of Chinese Works» в серии «Studies in History, Economics and Public Law», 1921) может быть рекомендована для чтения с осторожностью, ибо с источниками автор обращается крайне суммарно и поверхностно.

Книги по истории и культуре Китая на русском языке или недостаточно связаны с источниками и пользуются аргументацией из вторых и из третьих рук^[20], или устарели^[21].

Потребность же в создании такой книги, особенно в должном методологическом пересмотре всех предыдущих теорий и установок (например, профессором Гране), мне кажется, не требует даже упоминания. Ведь не говоря уже о чужом языке, который не без труда надо изучать как раз в то время, когда нужно учиться чему-то другому, более важному, и пользоваться им уже как надежным инструментом, самый интерес советской науки к Китаю побуждает нас именно к такого рода пересмотрам, переоценке, а главное, к живой и мощной конструкции, создающей жизнь и интерес начинающему китаисту.

Литература

После тех книг по литературе, которые можно считать только вводно-ориентировочными и которые уже были рекомендованы, у меня на горизонте нет книг подобных книгам профессоров Масперо и Гране, подлежащих изучению и служащих отправными базисами. Возможно, что такой книгой некоторые склонны будут считать книгу профессора Вильхельма, которую я уже имел случай рекомендовать как вводную. Я возражать не буду, но и доказательств ее основного научного характера тоже не вижу^[22].

В таком случае, основным циклом по литературе, мне кажется, надо считать переводы с китайского, и в первую голову, основную литературу китайских классиков, без знания которых, предварительное и, далее, основательное понимание китайской литературы, как основанной на них, так и полемизирующей с ними, немыслимо^[23].

К сожалению, на русском языке цикла этих переводов нет. Учебные переводы профессоров В.П.Васильева и П.С.Попова^[24]для чтения, имеющего в виду познакомиться с тем величием китайского классицизма, которое ему имманентно, и которое, даже отживая свой век, все же требует адекватного, а не уничижительного понимания, непригодны, и настолько, что надо именно рекомендовать начинающему и не видавшему еще китайского текста их вообще не читать^[25]. Поэтому мне придется по-прежнему составлять свой список эклектически.

На всех трех главных языках Европы имеются циклы переводов китайского классического текста, и, в сущности, их можно всех рекомендовать к чтению (что, конечно, не означает их научную адекватность, как это будет видно из дальнейшего), ибо, во-первых, это уже не первые переводы, а, во-вторых, они сделаны по неотступной традиции комментаторов, идущих от иероглифа к иероглифу и парафразом от параграфа к параграфу, так что ошибки, уничтожающие смысл или искажающие его до неузнаваемости, вряд ли встречаются. Тем не менее, повторяю, составляя цикл эклектически, я должен к каждому из этих циклов добавить некоторую ориентировочную характеристику.

Переводы миссионера, впоследствии профессора Оксфордского университета Джеймса Легга (The Chinese Classics. Chinese text with a translation, critical and exegetical notes. Prolegomena and copious indexes, в пяти частях и восьми томах со словоуказателями-словарями (Hongkong, 1861-1865, 1893 и другое издание^[26] по дате старше двух других, о которых речь следует) это монументальный труд, основанный на обширном эклектическом китайском комментарии и на живом пересказе хорошего туземного эрудита. Каждая из этих превосходно изданных книг напутствуется особым предисловием, они в свое время составили целую эпоху, заместив собою решительно все предыдущие европейские книги и статьи о китайских классиках. Впрочем, эти «Prolegomena» могут быть рекомендованы к чтению и ныне, хотя не без оговорок, как по общему их тону (миссионерская предвзятость и спорадическое введение христианского критерия на место научной объективности), так и по устарелости многих теорий и объяснений, не находящих себе более оправдания ни в китайской, ни в европейской синологии^[27]. Оговорки крупные, сознаюсь, но пока лучшего пособия к чтению китайских классиков нет, нужно довольствоваться этим, тем более, к чести Легга надо сказать, что он почти не злоупотреблял своей свободой ни в выборе советчика-комментатора, ни в своих предисловиях, и его стремление к внесению ясности в самые запутанные фразы всегда и всеми ценилось.

После предисловий идут довольно содержательные библиографические обзоры, много помогающие ориентации учащегося, но вряд ли удовлетворяющие ученого, в особенности в нынешнее время.

Сам перевод дается после превосходно напечатанного, как, кажется, ни в одном другом синологическом издании, китайского текста. Он сделан по принципу вставочных для ясности добавлений, достаточно точен и определенен. Примечания, идущие под переводом, обильны, как ни у кого другого из переводчиков, ясны и также с  выводом из противоречивых показаний^[28].

Достоинства этого перевода таковы, что его можно смело рекомендовать для целокупного прочтения начинающим. Я, конечно, знаю, что случаи этого целокупного ознакомления с китайскими классиками редки, но мне, знающему также на своем примере, что именно дает оно, трудно примириться с безграмотностью китаистов только потому, что она массовая, и я буду утверждать, как утверждал бы это же и китайцу, изучающему, например, русскую литературу, что без знакомства с китайскими (русскими) классиками словарь и справочник только подведут.

Не распространяясь далее о переводах Легга и указав в заключение, что он больше других принят в международной цитации, которая руководится его изданием хотя бы потому, что оно отличается ясным распределением, так что четыре-пять цифр локализуют какой угодно пассаж, перейду к другим.^[29]

Цикл переводов миссионера Куврёра (père Seraphim Couvreur, S. J. «Seu Chou - Les Quatre Livres», 2 éd. Ho kien fou, 1910; «Cheu King - Recueil de poésies», 2 éd. Ho kien fou, 1916; «Chou King - Anciennes Annales de la Chine», 2 éd. Ho kien fou, 1916; «Liki - Memoires sur les bienséances et les cérémonies», 2 éd. Ho kien fou, 1913; «Tch’ouan Tsiou et Tso Tchouan - Chronique de la principauté de Lou». Ho kien fou, 1914; «I-Li – Cérémonial». Ho kien fou, 1916) отличается от легговского, прежде всего тем, что рядом с чисто литературным, без всяких вставок определенным и ясным французским переводом дается абсолютно дословный, включая сюда и самую расстановку слов, латинский перевод, что, конечно, более важно синологу, прошедшему предварительные циклы и ищущему опоры в точном переводе. Но легговских предисловий и примечаний нет и в помине. Словоуказатели жалки и транскрипция, везде следующая за текстом, в общем, не нужна. Эти переводы для начинающих читать о Китае более удобны, нежели легговские, ввиду их определенной установки на обслуживающий текст язык. Однако кроме вышеуказанных серьезных дефектов, надо сказать, что этот цикл далеко не полон (нет переводов «Ицзина», «Чжоули», «Сяоцзина»^[30]и затем даосов) и его приходится на французском языке замещать несравненно худшими переводами миссионера Вигера (p. Léon Wieger. «Les pères du système Taoïste» и др.) и еще худшими других авторов (Harlez. «I King»). Перевод столь важной для всех исследователей древнего Китая (и столь оспариваемой) классической книги «Чжоуские уставы» («Чжоули») существует пока лишь во французской версии (Tcheou-li ou Rites des Tcheou, traduit par feu E. Biot. Paris, 1851), которая хороша уже тем, что служит благодаря своему, увы, только французскому предметному указателю, ориентировочной справкой. Но, по-моему, она выдержит критику и при целокупном чтении этого любопытного текста.

На немецком языке цикл переводов китайских классиков до самого последнего времени был, в общем, невелик, а главное, неавторитетен, и только теперь заслугами неутомимого миссионера и впоследствии профессора-синолога Рихарда Вильхельма^[31]сделан едва ли не самый блестящий цикл переводов с китайского^[32], вообще, и классиков, в частности. (1. Kung-fu-tse Gespräche (Lun yü). Jena, 1910; 2. Lao-tse: Tao te king. Das Buch des Alten vom Sinn und Leben. Jena, 1911; 3. Liä Dsi. Das wahre Buch von quellenden Urgrunden (Tschung Hü Dschen Ging). Die Lehren der Philosophen Lia Yu Kou und Yang Dschu. Jena, 1912; 4. Dschuang Dsi. Das wahre Buch vom südlichen Blütenland (Nan Hua Dschen Ging). Jena, 1912; 5. I Ging. Das Buch der Wandlungen. Jena, 1924; 6. Frühling und Herbst des Lü Bu We. Jena, 1928; 7. Li Gi. Das Buch der Sitte des älteren und jüngeren. Jena, 1930; 8. Dschung Yung, Mass und Mitte. Jena, 1930; 9. Da Hüo, die große Lehre. Jena,1930-1931; и др.).

Для учащегося здесь самым привлекательным является, опять-таки, язык переводной версии, которая на этот раз и в отличие от Легга и особенно от Куврёра сделана языком, гораздо более адекватным оригиналу, чем переводы предшественников. Увлеченный идеей сближения Китая с Европой при помощи углубленного познания и прогрессивно улучшенного понимания Вильхельм сумел представить китайских классиков в наиболее серьезном виде. Воздерживаясь, за неимением места, от синологической критики, я все же не могу не рекомендовать этого цикла учащемуся, тем более что в нем он найдет наилучший из всех перевод важнейшей и труднейшей книги «Ицзин», не имеющей достойной французской и английской версий^[33], равно как и классиков-даосов (Лао-цзы, Ле-цзы, Чжуан-цзы), точно также не нашедших себе места в серьезной французской версии^[34] и не удавшихся Леггу, философская интуиция которого далека от адекватности трактуемому тексту^[35] (о переводе Джайлза не стоит упоминать).

Нужно вообще твердо усвоить себе, что в настоящем своем переводном виде китайские классики неадекватны оригиналу, чему причин, конечно, много. Главные из них следующие: во-первых, ни один из переводов не основан на эрудиции, адекватной хотя бы китайской; во-вторых, стиль перевода всегда лишает его надлежащего тона; в-третьих, терминология не установлена и потому личного и непоследовательного больше, чем научного, а тем более художественно-состоятельного. Наконец, надо считаться, как и для других литератур, что переводы – вещь временная, годная для одной эпохи и ничтожная для следующей: их надо периодически повторять, а также распространять на наибольшее количество языков, чтобы укрепить осознание чуждой классической культуры в наиболее широком кругу людей.

Как классиков, так и беллетристов следует читать, руководясь авторитетностью переводчика и его литературным мастерством^[36]. Здесь коллизия фидельности с литературностью дает себя знать особенно отчетливо и полной гармонии не добиться. Несмотря на ненадежность и легкомыслие переводов профессора Джайлза, вызывавших неоднократные на него нападки как от европейцев, так и от китайцев, все же его хрестоматийные «перлы» («Gems of Chinese Literature», второе издание. L., 1923), новеллы Ляо Чжая («Strange Stories from a Chinese Studio». L., 1916), романы и т. д. остаются доселе наиболее распространенными. На французском языке первый опыт основательного перевода и такой же интерпретации китайской хрестоматии был сделан русским по рождению профессором Маргулиесом (Georges Margouliès. Le Kou Wèn Chinois. Recueil de textes, avec introduction et notes. P., 1926; Le «Fou» dans le Wen Siuan. Etudes et textes par G. Margouliès, Docteur es lettres, Université de Paris. P., 1926). К сожалению, по отзыву более чем я компетентных в этом лиц, французский язык, на который делались переводы, встретил всеобщее осуждение, и вряд ли иностранцу, даже не чуткому к тонкостям чужого языка, можно первой книгой рекомендовать именно эти переводы^[37].

Тем не менее, для первоначального ознакомления с китайской хрестоматийной литературой, формировавшей китайского читателя едва ли не сильнее, чем классики (ибо ей он мог подражать непосредственно), трудно рекомендовать что-либо лучшее, чем классики, тем более что на русском языке таких переводов, а тем более в таких их коллекциях вообще не замечалось. Во всяком случае, для первого чтения и Джайлз, и Маргулиес могут быть названы (отчасти и рекомендованы) с тем, чтобы по достижении текстовой зрелости учащийся мог воочию увидеть их недостатки и вырастать из них уже сам.

Для знакомства с китайской новеллой есть много ее переводов, начиная, например, с профессора Джайлза (Strange Stories from a Chinese Studio, translated and annotated by H. A. Giles, 3-rd edition, revised. L., 1916) и с его вполне англизированных (с соответствующими отклонениями от текста, конечно) переводов, дающих материал для легкого чтения (car reading); профессора д’Эрвэ Сен Дени (d’Hervey Saint Denys. Trois Nouvelles Chinoises. P., 1885), в этом же роде и без претензий, и кончая русскими переводами тех же новелл («Лисьи Чары», «Монахи-волшебники», «Странные истории», «Рассказы о людях необычайных» профессора В. М. Алексеева), а также и новелл современных (Лу Синь. Правдивая история А-Кея, перевод с кит. под ред. Б. А. Васильева. Л., Прибой, 1929).

Любопытно, что, несмотря на доступность (между прочим, лишь кажущуюся) этой литературы и для переводчика, и для читателя, полного собрания их переводов доселе нет. Кроме того, по своей качественной недостаточности, вызываемой обычно этою самой кажущейся доступностью легкого текста для небольших усилий переводчиков, большинство их особой рекомендации не заслуживает, и по-прежнему придется обращать внимание учащегося на квалификацию переводчика и сравнение ее с переводчиками, впервые появляющимися в роли таковых с переводами легких новелл^[38]. В порядке же важности оригиналов можно назвать переводы «Саньго чжи яньи» («Троецарствие») (переводы I. Steele, корректного переводчика классиков; новейший перевод C. H. Brewitt-Taylor, 1925), как эпопеи классической в полном смысле этого слова для китайской популярной литературы; «Хун лоу мэн» («Сон в Красном тереме») (скучноватый перевод H.B.Joly и новый перевод-пересказ китайца «Dream of the Red Chamber». A Chinese Novel of the XVIII-th Century translated and adapted by Chi-Chen Wang. Garden City, N.Y., Doubleday, Doran, 1929; London, Routledge, 1929, очень легко читаемый); несколько переводов китайских романов (особенно «Цзинь Пин Мэй» («Цветы сливы в золотой вазе»)) появилось за последнее время на немецком и английском языках^[39]. Было бы слишком элементарно рекомендовать эти чтения, как это делалось раньше, исключительно для знакомства с китайским бытом. Хотелось бы, наоборот, указать на их литературные достоинства, из которых иные (например, фабула, манер рассказа, его драматизация) могут в переводе уцелеть среди погибающих в нем обычно основных красот стиля^[40]. Однако надо здесь же предупредить читателя, что эти большие, в своем роде классические, романы писались для читателя, внутреннее содержание которого я набросал в первой части книги. Для читателя, привыкшего терпеливо поглощать серьезную материю целыми томами, и потому значительно более выдержанного, чем читатель европейский, в образование которого, может быть, и входило multum, но не multa, много существенного, но далеко не в таком размере. Поэтому надо как-то преодолеть соображения времени и длиннот точно так же как китаист, идя в китайский театр, должен побороть в себе очень многое, если только он дорожит знанием китайского театрального искусства, и свое личное, а тем более минутное и беглое впечатление, не ставить не первое место.

Гораздо труднее обстоит дело с переводами китайских стихотворных произведений. Здесь коллизия формы с фидельностью особенно остра и переводчики-европейцы из этой коллизии доселе победителями не выходили. В самом деле, соблюдение китайского размера создает читателю-европейцу непереносимую монотонность, чередование же тонов, которое некоторые исследователи готовы (вряд ли правильно) принять за силлабическое стихосложение, совершенно вне подражаний. С другой стороны, перевод прозаический убивает начисто все основные поэтические данные. Выбор же слов, поэтически адекватный оригинальным тропам, требует, по-видимому, сочетания знатока с первоклассным поэтом, – сочетания, доселе не достигнутого.

Образцом точнейших и обстоятельнейших переводов могут служить переводы известного синолога von Zach’а^[41]«T’au Yuan-ming»; «Aus den Gedichten Tufu’s»; «Tufu’s Längstes Gedicht»; «Li T’aipo’s Poetische Werke»; «Aus dem Wên Hsüan»; «40 Gedichte Po Chu-i’s» и др.), а равно и в его сотрудничестве с синологом Анной Бернхарди («Tao Yuan-ming  (315-423), Leben und Dichtungen» в «Mitteilungen des Sem. für Or. Sprachen», Bd. XV, 1912. Abt. 1. Berlin, 1912), в сотрудничестве, давшем едва ли не единственный приблизительно полный и надежный перевод китайского поэта (правда, небольшого по размерам и довольно простого по языку).

Забота о добросовестной передаче всей суммы оригинала в них доведена до максимального напряжения, но, конечно, на европейского читателя все это впечатления великой поэзии великого народа не производит, как, впрочем, и другие переводы этого типа (d’Hervey. Poésie de l’époque des Thangs. P., 1862); мои переводы Ли Бо в «Востоке» (Кн. 5. 1925. С. 87-102) и моя книга «Китайская поэма о поэте» (Пг., 1916), дающая двойной перевод, с вводным предисловием, и все-таки потребовавшая дальнейших весьма подробных объяснений).

Если обилие примечаний читателю неприятно, можно рекомендовать ему переводы фон Цаха прежде других, хотя и у этого первоклассного переводчика строки перевода бывают перегружены ссылками, нужными только проверяющему его китаисту.

Антиподом такого перевода является перевод стихотворный, говорящий сам за себя и требующий минимального подбора примечаний. Любопытно, что за него брались также и специалисты-синологи – профессора Джайлз и Форке (Giles. Chinese poetry in English verse (L., 1898); Forke. Blüthen Chinesischer Dichtung, новое издание; студенческие переводы Ю.К. Щуцкого «Антологии китайской лирики». М.-Пг., 1923), имея в виду, таким образом, сочетать несочетаемое. Результат нетрудно угадать: английские, немецкие, русские стихи, отойдя от оригинала и превратившись в нечто самостоятельное, для уничижительной критики не требуют даже усилий, и переводчик сидит между двух стульев^[42]. Нечто среднее и едва ли не наиболее читаемое, представляют собою переводы серьезного английского китаиста и япониста, автора наилучшей книги по китайской живописи Артура Уэйли (Arthur Waley. «The Temple and other Poems» (L.-N.Y., 1923) и «170 Chinese Poems» (L., 1918) и др.)^[43].

Доселе почти нет ни одного полного собрания произведений какого-нибудь крупного китайского поэта. Исключение представляет прекрасный перевод крупного, но размерами небольшого поэта Тао Юань-мина, сделанный совместными усилиями двух немецких китаистов: фон Цаха и Анны Бернарди (A. Bernhardi und E. von Zach. Peiping, 1928). Остальные - Ли Бо, Ду Фу, Хань Юй и др. лишь приближаются к переводному завершению (особенно в неустанных трудах фон Цаха). Можно пока ограничить себя чтением их^[44].

Народная поэзия, которою сейчас усердно занимаются китайские фольклористы, нашла себе лишь ничтожное отражение в европейских переводах. Но можно рекомендовать прекрасную книгу итальянского китаиста Витале (Vitale, Baron Guido.  Chinese Folklore: Pekinese Rhymes, first collected and edited with notes and English translation. Peking, 1896), написанную в исключительной обстановке (он был женат на китаянке), а также авторитетную и привлекательную «Любовные песни кантонцев» (C. Clementi. Cantonese Love-Songs. 1905), единственную по оригинальному материалу. Надо надеяться, что теперь найдутся в большом числе охотники переводить образцы китайской народной поэзии, которая уже собрана во многих томах усердием китайских научных обществ и заслуживает самого серьезного внимания.

После этих переводов исключительно литературного содержания и значения следует упомянуть и те переводческие циклы, в которых чисто литературные произведения находятся вместе с другими, также поучительными. Минуя монументальные темы «Курса китайской литературы» на латинском языке (некоторые тома переведены и на французский) миссионера Цоттоли (Zottoli. Cursas Litteraturae Sinicae), по которым училось вместе со мной, вероятно, и все наше поколение китаистов, но которые ныне и недоступны, и устарели, следует, при всех уже данных оговорках о ненадежности переводов Вигера (Léon Wieger), с точки зрения документальной точности, все же рекомендовать всю его обширную коллекцию переводов, обнимающих, как известно, и исторические тексты (Textes historiques. [Hsien-hsien], 2 éd. 1922; La Chine à travers les àges. [Hien-Hien], 2 éd., 1924), и религиозные (Histoire des croyances religieuses et des opinions philosophiques en Chine, depuis l’origine jusqu’à nos jours. 2 éd. [Sienhsien (Hokienfu)],  1922; Le canon taoïste. P.,1911, Les pères du système taoïste. Tientsin, 1913; Bouddhisme chinois, extraits du Tripitaka. 1910-1913), и крайне редкий и любопытный набор текстов-переводов из жизни современного Китая (Le Folklore Chinois Moderne. London, 1909; Moralisme officiel des écoles. 1920; Le flot montant, monument d’émanicipation et de modernisation. 1921; Remous et écume, suite de mouvement. 1922; L’Outre d’école suite du mouvement. 1923). Все эти переводы сопровождаются оригинальными текстами, что будет важно знать учащемуся для нижеследующих страниц (о самоучителе). К таким же циклам чтения можно и отнести все переводы профессора Вильхельма (в том числе и классиков, упомянутых выше, особенно «Ицзина» (I Ging. Das Buch der Wandlungen. Bd 1-2. Aus dem Chinesischen verdeutscht und erläutert von Richard Wilhelm. Jena, 1924)^[45], последний, впрочем, не без оговорки о «глаголании в духе».

Философия и религия

Вопросами китайской философии европейцы занимались с самого начала их проникновения в Китай, причем стараясь познать, главным образом, Конфуция как родоначальника всей китайской духовной культуры и главного врага христианства, обычно смешивали философию с религией. Только за последнее время появляются термины, старающиеся освободить философские начала от несвойственных им примесей и говорить о «Китайской мысли» (La pensée chinoise, par M. Granet, d’évolution de l’humanité, synthèse, collective XXV bis. Paris, 1934. Русский перевод с новейшими комментариями и послесловиями: Гране М. Китайская мысль. М. : Республика, 2004 – ред.), о «мире мыслей» китайского культурного цикла (Die Gedankenwelt des chinesischen Kulturkreises, von A. Forke. München-Berlin, 1927), о «мировосприятии китайцев» (A. Forke. The world-conception of the Chinese: their Astronomical, Cosmological and Physico-Philosophical Speculations. L., 1925). Кроме того, часто смешивают китайского философа просто с писателем (из-за термина цзы, под которым в древних текстах значатся и тот, и другой), но с этим недоразумением скоро будет, надеюсь, покончено. Однако, как и во всех прочих статьях синологии и в этой ее едва ли не главнейшей статье, требуется основательно подготовленный ученый-философ, способный извлечь из китайского материала всю его пропорциональную общечеловеческую мощь. На мой взгляд, такое соединение целостного синолога с подготовленным философом произошло пока наиболее удовлетворительным образом в лице профессора Пекинского университета Ху Ши. Однако о его труде уместнее будет говорить не в этом общем цикле, ибо он требует больших знаний и умений, будучи обращен отнюдь не к начинающим^[46].

Из общих трудов по философии я должен, прежде всего, назвать самый крупный и новый: «Историю древней китайской философии» профессора Форке, синолога старой школы, но, действительно, облюбовавшего себе эту область уже давно^[47](A. Forke. Geschichte der alten chinesischen Philosophie. Oldenbourg, 1927)^[48]. Далее, еще раз отошлю к соответствующим главам не раз упомянутой прекрасной книги профессора Анри Масперо «La Chine Antique» и к его небольшой, но совершенно исчерпывающей вопрос статье о китайском сверхчеловеке и его даосской выработке (H. Maspero. Le saint et la vie mystique. Chez Lao-tzeu et Tchouang-tzeu), помещенной в «Bull. de l’Assoc. Franç. des Amis de l’Orient», 1922). В «философских текстах» Вигера (Léon Wieger. Textes philosophiques; Histoire des croyances religieuses et des opinions philosophiques en Chine, depuis l’origine, jusqu’à nos jours; 3 ed., 1927 – издание, совпадающее с английским переводом книги: A History of the Religious Beliefs и т. д.) читатель найдет схематически пересказанный и сырой материал, который полезно будет постоянно держать  в вышеуказанном разграничении^[49].

Что касается религии Китая, то, минуя устарелые и абсолютно недостоверные (например, «Религии Востока» В.П.Васильева) и, предостерегая читателя против священной формулы «Трех религий Китая»^[50], формулы, заимствованной у китайцев, но недостаточно понятой, я рекомендовал бы учащемуся по-прежнему обратиться к «Античному Китаю» профессора Анри Масперо и «Китайской цивилизации» профессора Марселя Гране, где в соответствующих главах будет дана читателю научная ориентировка. В небольшой, но очень содержательной книге профессора Гране о религии китайцев (La religion des Chinois. Paris, 1922) читатель найдет уже знакомые ему идеи, но в более общем и распространенном виде. Там же он найдет постоянную ссылку на первоклассные труды профессора Шаванна о важнейшем для истории китайских религий культе горы Тай (шань) и бога земли (Le T’ai chan. Essai de monographie d’un culte chinois. Appendice: Le Dieu du Sol dans la Chine antique par E. Chavannes. Paris, 1910 (t. XX) de la Bibliothèque d’études des Annales du Musée Guimet), которые было бы лучше всего предпослать всему прочему, ибо только тогда можно будет читать без опасений про «Дракона, икону и демона» (The Dragon, Image and Demon, or the Three Religions of China), «Первоначальную религию Китая» (The Original Religion of China), «Китай и религию» (China and religion, by E.H.Parker. N.Y, 1905) и другие рассказы о «трех религиях» даже в объемистых томах профессора Краузе (Krause F.E.A. Yu-Tao-Fo. Die religiösen and philosophischen System Ostasiens. München, 1924).

Чтение больших и многочисленных томов сочинения берлинского профессора де Грота о религиозной системе Китая (Groot, I.I.M. de. The Religions System of China: its Anchient Forms, Evolution, History and Present Aspects, Manners, Customs and Social Institutions. 6 Vol. Leiden, 1892-1910) вряд ли без достаточного выбора под силу начинающему, да вряд ли и можно их всецело рекомендовать^[51](если только эти вопросы не войдут в его научный интерес непосредственно). Однако нельзя не посоветовать ознакомится, и довольно пристально, с самой «системой», которая этим ученым впервые охвачена во всей народной жизни, а не в книжных пересказах о трех книжных религиях. Без знакомства с Гротом, без уверенной (а не верящей ему) манипуляции его материалом (не только фактами, как осторожно замечает профессор Анри Масперо), учащемуся трудно будет выйти из хаоса всего материала, или, еще того хуже, из чистеньких, но слишком стерилизованных и безжизненных параграфов книг о трех религиях^[52].

Гораздо опаснее его же маленькие, уютные, легко читаемые и кажущиеся неотразимо убедительными, книжки-синтезы по китайской религии (Groot, I.I.M. de. The Religion of the Chinese, 1910; Religion in China. Uneversism, a Key to the Study of Taoism and Confucianism. New York, 1912), дающие, как видно из одного их заглавия, «ключ» к изучению и даосизма, и конфуцианства. Однако чтение их после названного большого труда их автора (Грота), будет менее опасно, и вся отчетливая схема будет подразумевать почти то же, что и сам автор, а не ляжет на «выскобленную доску» (tabula rasa) слишком доверчивого читателя абсолютно членораздельным символом веры, который ученому опасен решительно везде и решительно всегда.

Значительно полезнее читать «материалы» по истории китайских религий, своеобразно представленные в китайском «оригинале» (над которым совершались разные манипуляции) и во французском переводе, также достаточно произвольном, известного синолога-полиграфа Вигера (Léon Wieger), как например, его том о даосизме (Léon Wieger. Taoïsme, v. II: Les pères du système taoïste. Lao-tze, Lie-tze, Tchoang-tze. Texte revu sur les anciennes éditions taoïstes, traduit d’après commentaires et la tradition taoïste. [Б.м.] 1913; рец. см. «Bull. De l’École Fr. D’Extr. Orient», XIII, 1913, с. 27-29). По крайней мере, читатель здесь освобожден от различных перетасовок на тот или иной лад, опасных или в смысле затемнения основной идеи путем ее более или менее случайных сопоставлений или, наоборот, излишнего ее упрощения вплоть до чуть ли не математических схем. Но еще лучше обращаться теперь к чтению китайцев, пишущих по-английски, например Фэн Ю-ланя о Чжуан-цзы (A new selected translation of Chuang-tze with an exposition of the philosophy of Kuo Hsiang (комментатора) by Yu-lan Fung. Shanghai, 1931). Здесь материал хорошо прочувствован и верно передан, хотя, конечно, освещение его может точно так же, как у европейцев, быть односторонним.

Искусство

Как я уже говорил выше, среди привлекательных книг по Китаю едва ли не самыми привлекательными являются альбомы и прочие репродукции китайского искусства во всех его многообразных формах. Хотя, как справедливо замечает в цитированной уже не раз руководящей статье профессор Анри Масперо (с. 557), «еще нет у нас хорошей истории китайского искусства и долго еще не будет из-за недостатка подробных расследований в этой области», однако, приблизительно по тому же праву, как для большинства вышеизложенных глав, можно учащемуся рекомендовать в первую очередь^[53]«Введение в изучение китайского искусства» английского синолога Уэйли (A.Walley. Introduction to the study of Chinese painting.... 57 plates... L., 1923) как наново придуманную и наново документированную хорошую книгу, избавившую нас от многих поверхностных, повторяющих друг друга теорий и побасенок^[54]. Правда, эта книга скромно именует себя «Введением», но, несомненно, мимо нее не пройдет ни один будущий историк китайского искусства.

Имеющий выйти в свет в недалеком будущем большой том текстов и разысканий профессора Пеллио к давно уже появившимся его альбомам материалов из Дуньхуана (P.Pelliot. Les grottes de Touen-Huang. P., 1920-1924), а равно и работы покойного академика С.Ф.Ольденбурга эту книгу подкрепят и во многом окончательно заместят, тогда, может быть, для написания истории китайской живописи уже будут видны, по крайней мере, пути.

 Для скульптуры мы имеем, с разновременными дополнениями других авторов, исследования крупнейшего синолога Шаванна (Éd. Chavannes. La sculpture sur pierre en Chine. P., 1893), которые надо рассматривать вместе с его знаменитым археологическим альбомом (Mission archéologique dans la Chine septentrionale. P., 1913), который, к сожалению, так и остался без пояснительного текста, материалы для которого я лично видел и изучал, и знаю, что все это были этюды первоклассного качества, важности и  интереса. Для более поздних эпох великолепные альбомы шведского профессора Сирена (O.Siren. La sculpture chinoise du V^e au XIV^e siècle. P., 1925) дадут, более всего с эстетологической аргументацией, много знаний и ориентировочных навыков^[55].

Было бы слишком долго перечислять все подобные книги и альбомы. Очень важно было бы одно: чтобы учащийся, видя их, принял все меры (для меня, к сожалению, оказавшиеся непосильными) к пополнению этими книгами библиотек, в которых до сих пор изучающий искусство Китая видит больше отказов, чем удовлетворяющих его ответов. Нужно бы также помнить и напоминать другим, что эти книги имеют тенденцию быстро исчезать с рынка, чтобы затем уже появиться на нем с ценами раритетов, публичным библиотекам недоступными.

Для китайского театра есть очень много статей и книг. Наиболее интересной для учащегося придется, все-таки, несмотря на ее очевидные недостатки признать^[56]книгу Чжу и Яковлева: Le théâtre chinois. Peintures, sanguines et croquis  du Alexandre Yacovleff. Texte de Tchou Kia Kien. P., 1922^[57], в которой много художественной правды (кроки) и интересных подходов европейского зрителя и китайского любителя.

Однако вся европейская литература о китайском театре есть лишь лепет по сравнению с китайскою, сильно развившеюся за последнее время, и ближайший перевод, например, «Истории китайских опер» («Чжунго сицюй ши») известного ученого-историка Ван Го-вэя (есть, впрочем, частичный перевод профессора Эркеса), а затем, например, коллекции статей о театре и либретто типа сборника «Си као» (Шанхай, 1923), дающие чрезвычайно интересные сведения и иллюстрации, стоят в очереди дня.

1. ↑ Ко времени выпуска этой книги, я надеюсь, выйдут и остальные части (вышел только «Север») книги о Китае. К сожалению, книги и лекции профессора Н.В.Кюнера, как устарелые по дате, отстают даже от Ришара, а в географии, тем более коммерческой, каковой посвящена большая часть этих изданий профессора Н.В.Кюнера, дата - вещь первой важности.
2. ↑ Так, например, на с. 280 изображен предпоследний маньчжурский император Китая, именовавшийся у европейцев девизом Гуан-сюй (1875-1908), а подпись гласит: «тип китайца» (Type Chinois); на с. 281 жертвоприношение небу при Юань Ши-кае именуется «буддийской церемонией» и т.д.
3. ↑ Она имела тринадцать изданий за один только 1931 г. Не удивительно, что эта книга дважды переведена уже на китайский язык, под заглавием: «Да Ди» (Великая Земля), перев.: Ху Чжун-чи и Чжан Вань-ли совм. с Чжэн Те-шэ. Шанхай и Бэйпин, 1933. Кроме многих других ее книг, надо упомянуть о ее переводе большого китайского романа «Шуйху чжуань» («Речные заводи» - ред.) под заглавием «All Men Are Brothers» (Все люди – братья), звучащим по-христиански, но на самом деле являющемся цитатой из Конфуция. Перевод, не блещущий точностью, задуман и исполнен точно так же в стиле грандиозной эпопеи, и его читаемость совершенно исключительна среди вообще переводов с китайского. О нем достаточно красноречиво, хотя и заведомо неполно, писал недавно известный синолог Фергюсон (All Men Are Brothers; Shuihuchuan, Translated by Pearl S.Buck, 2 vols. 1933. The John Day Co. New York. Revised by John C. Ferguson) в новом китайско-иностранном журнале «Quarterly Bulletin of Chine Bibliography», vol. 1, № 1, March 1934, pp. 18-21). Вероятно, вскоре появятся и отклики на этот перевод китайцев. Я охотно бы порекомендовал читателю и книжку Дэн Ши-хуа, но участие в ней тов. Третьякова настолько ее испортило, что она вряд ли полезна начинающему, которому свойственно книги, особенно идущие от лица и даже со слов китайца, принимать за чистую монету.
4. ↑ В дальнейшем я буду подробно указывать на замечательное и отрадное исключение из этого правила (переводы частей «Книги Истории» Сыма Цяня у профессора Шаванна - 5 Vol. P., 1895-1905) и частичные добросовестные переводы историй древних уделов миссионером Чэпэ: P.A. Tschepe. Histoire du Royaume de Ou...de Tch’ou... de Ts’in...de Tsin...de Han, Wei et Tchao в серии Variétés Sinologiques № 10, 22, 27, 30, 31. Но все это лишь капля в море.
5. ↑ Могут возразить, что, если де есть китайский текст китайской истории, то значит, для историков Китая материал готов, а перевод, вообще, вещь не обязательная для черпающих свои сведения прямо из источников. Однако, во-первых, китайские династийные истории составлены с такими извращениями текста в угоду следующей за описываемой династии, что оперировать с ним, как с источником, можно лишь после его научной обработки по его собственным источникам, документам и т.д. Во-вторых, для вовлечения в общенаучный оборот китайского текста надо непременно извлечь его из его иероглифического состояния, лишив его кастовой условности, т.е. перевести на какой-нибудь вполне точный и определенный язык, будь то китайский же современный (байхуа), японский или европейский.
6. ↑ У меня есть готовая к печати статья «Китайская история в Европе и Китае» (Проблемы Дальнего Востока, 1975, № 1, с. 150-164 – ред.), в которой это положение разрабатывается со всех сторон и где доказывается, что читать и писать китайскую историю, не расшифровывая всего ее конфуцианского идеологического уклада, в настоящее время, когда китайцы уже так много написали по этому поводу, считая этот вопрос важнейшим для историка Китая, что принимать теперь по-прежнему китайский стиль (бифа) за китайский факт, является уже чем-то безграмотным.
7. ↑ См. Bulletin No 10, April, 1929, изд. American Council of Learned Societies, с. 31.
8. ↑ В Институте востоковедения Академии Наук (ныне Институт восточных рукописей РАН - ред.) хранится рукопись перевода известного исторического компендиума ХI в., принадлежащего известному историку Сыма Гуану и редактору его (XII в.) Чжу Си (рукопись озаглавлена «Летопись Китайской империи, называемая Юй-пьхи цзы-чжи тун цьзянь ган му, разделенная на три части – летопись древнюю, среднюю и новейшую. Перевод с китайского. 1825», Архив востоковедов Института восточных рукописей РАН, ф.7, № 1-15 – ред). Этот труд Иакинфа Бичурина имеет такое же право на внимание, как и все прочие его труды, и его, по этому самому, я рекомендую издать, чтобы таким образом сразу получить на русском языке, в общем, грамотный (но и только) 15-томный перевод основного китайского исторического сводного трактата. Вряд ли стоит подвергать этот перевод редактуре и добавлениям, ибо, во-первых, стилем Иакинфа и языком его времени теперь никто не владеет, так что исправить его фактически нельзя, а, во-вторых, самый принцип перевода у Иакинфа не тот, что у нас, и исправлять его – не значит ли то же, что разумеется под китайским выражением, «пририсовать змее ноги, чтобы получить дракона»?
9. ↑ Otto Franke. Geschichte des Chinesischen Reiches, vol 1. W. de Gruyter, Berlin, 1930. Этот том с достаточной ясностью реферирован серьезным французским синологом де Ротуром (des Rotours. Mélanges Chinois et bouddhiques, publiés par l’Institut Belge des Hautes Études Chinoises, 1933). Много научно-здравого в стержневой конфуцианской установке всей теории китайского государства. Но для современной науки это уже чересчур! Ср. Der Konfuzische Staat I, Der Aufsteig zur Weltmacht, 1936.
10. ↑ Известный критик-китаист фон Цах на страницах малоизвестного журнала «Deutsche Wacht», издающегося в Батавии (март, 1930, с. 24), дает, в общем, суровую, но справедливую оценку этому компилятивному труду Груссэ, указывая, например, на излишнюю непропорциональность содержания (искусство и вообще монгольский период занимают едва ли не 3/4 книги), на утомительные («микрографические») детали, в ущерб, например, истории литературы, навеянные «манерой профессора Пеллио» (это сопоставление критика не из удачных) и т.д. Ценною он считает библиографию (не без ошибок в ней), клише и карты. Другие компендиумы Груссе (Sur les traces de Bouddha. Paris, 1930; Les civilisations de l’Orient, p. III, La Chine. Paris, 1930; и др.) написаны в том же роде и могут быть рекомендованы читателю как очень умелый ассортимент фактов и идей, доступных из литературы, так или иначе считающейся с источником. Однако это слишком сложное родство должно предостеречь против рекомендации этих книг в качестве учебника, и еще, конечно, менее - в качестве справочной книги. Я нарочно не упомянул об «Histoire générale de la Chine» известного библиографа профессора Кордье (Henri Cordier, membre de l’Institut. Histoire Général de la Chine et de ses relations avec les puissances étrangères, depuis les temps les plus anciens jusqu’ la chute de la Dynastie Manchoue. P., 1920-1922, 4 vol. + Index Alphabetique), ибо плохо верю в ее полезность. Это не более чем пересказ Майла (Moyriac de Mailla), (между прочим, под тем же заглавием!) некитаистом, никогда не читавшим китайского исторического текста, а поэтому не владеющим китайскою историческою терминологией, и тем более не способным ее в достаточной степени передать. В обширном и достойном некрологе друг и долголетний сотрудник его, профессор Пеллио говорит об этой книге так: «Говоря откровенно, этот труд в 4 томах представляет нам все огромное усилие автора и будет полезен, потому что в некоторых отношениях другого такого не найти, по крайней мере, в этом же роде. Однако это не из самых солидных работ Кордье», и части его, изображающие отношения Китая к Европе и Америке, лучше других… Тем более что вообще эта работа была не по силам не только некитаисту Кордье, но и любому из китаистов, вообще, до сего дня… («T'ong Pao», XXIV, № 1, 1925–26). И действительно, до сих пор мы пока не имеем Histoire générale de la Chine, несмотря на двухкратную попытку дать именно ее и под этим именно заглавием. Однако об «Истории сношений Китая с иностранными державами» (Histoire des relations de la Chine avec les puissances étrangères) тот же рецензент, профессор Пеллио, говорит (правда, еще в 1903 г.) более положительно (Bull. Ec. Fr. Extr. Or., III, 1903: 681–715). Между тем, вряд ли теперь можно признать, что этот труд сохраняет свое значение, тем более что китайцы опубликовали уже ряд материалов по этому вопросу, который, таким образом, получает наивыгоднейшее научное двухстороннее освещение.
11. ↑ Если включить сюда и историческую антропологию, то из современных, европейски образованных китайских антропологов наибольшею (и вполне заслуженною) известностью пользуется профессор Ли Цзи. Нельзя не познакомиться с его книгой об образовании китайского народа (The Formation of Chinese People. An Anthropological Inquiry. Harvard University Press, 1928), которая дает очень передовой и здравый синтез всего известного современной науке.
12. ↑ За последнее время этих историй китайской «культуры» появилось очень много, как в повременной печати (журнал «Сюэ хэн»), так и отдельными книгами. В них так же, как и в «Историях литературы», нельзя не усмотреть порой влияния японских фабрикатов, задолго опередивших китайские.
13. ↑ Я лично думаю, что проштудировавшему «Античный Китай» уже не стоит читать ничтожную по сравнению с ней и основательно устаревшую «Древнюю историю Китая» профессора Хирта (Friedrich Hirth. The Ancient History of China to the Еnd of the Han Dynasty. N.Y., 1918),но любителям фактического материала, если его было мало дано в названных мною выше трудах по истории Китая, можно рекомендовать использовать (главным образом в этом именно отношении) и эту книгу, тем более что в ней, принадлежащей первоклассному знатоку, превосходно пользовавшемуся научным материалом первоисточников, осуществлена давно стоявшая на очереди попытка «проследить прогресс китайской культуры, рассмотренной прежде всего в аспекте материальном и утилитарном» (Эд. Шаванн в рецензии на нее в «T’oung Pao», 1908, с. 606). В библиотеке Ленинградского Восточного института хранится отличный русский перевод этой книги, оставшийся, к сожалению, в рукописи.
14. ↑ В особенности о происхождении китайцев и их иероглифической письменности, о подделках классиков, о личности Лао-цзы и Конфуция и т.д.
15. ↑ Интересующиеся более новым материалом для вскрытия основ древней китайской культуры, чем тот, которым располагал профессор Масперо, или его более систематическим и полным изложением, найдут много для себя важного в работах инженера Андерсона (J. Gunnar Anderson), доставившего ученому миру столько первоклассных материалов и в частности в его популярной недавно вышедшей книге «Дети желтой земли» (Children of the Yellow Earth, Studies in Prehistoric China. London, 1934).
16. ↑ Есть английский перевод этой книги (Chinese Civilization. L., 1930), предисловие к которому своеобразно объясняет успех этой книги (соединение воображения с ученостью). Издан и русский перевод: Гранэ М. Китайская цивилизация. Общественная и частная жизнь. Кн.1-4. М., 1938.
17. ↑ Для хорошо организованной специальной библиотеки это должно бы стать правилом, при котором и маленькая библиотека становится значительной.
18. ↑ Таковыми надо считать особенно его книги о праздниках и песнях, танцах и легендах Старого Китая (Fêtes et chansons anciennes de la Chine, 1919; Dances et légendes de la Chine ancienne, 1926). Резюме особенно определительны.
19. ↑ В своей резкой критике книги Prof. Granet, La Civilization Chinoise, помещенной в известном и солидном китайском журнале, издающемся на английском языке: «The Chinese Social and Political Science review» (Чжунго шэхуй цзи чжэнчжи сюэбао), vol. XV, № 2, July 1931, с. 265, профессор Дин упрекает профессора Гране за слишком легковесное обобщение и ошибочные чтения китайского текста, которые могут вновь настроить умы китайских ученых, только что начинающих отвыкать от презрения к европейским писаниям (благодаря трудам Пеллио, Карлгрена и др.) против европейской синологии. Особенно он нападает на критикуемого автора за произвольное обращение с текстом и даже с его переводом на французский же язык и высказывает в конце пожелание, чтобы дальнейшие книги были научнее и без догматических обобщений. Обвинений в этой рецензии слишком мало для дискредитирования большой книги, но они слишком серьезны, чтобы можно было мимо них пройти. Подождем еще некоторое время, когда, быть может, все теории профессора Гране будут оценены по достоинству в их общем целом и в их системе. Пока же отметим, что, несмотря на всю резкую отповедь китайцев, книги профессора Гране начинают переводиться на китайский язык, что служит, во всяком случае, признанием их оригинальности, превосходящей современные китайские научные ресурсы. Так, например, в 1933 г. вышла в переводе Ли Хуана одна из его первых книг «Dances et légendes de la Chine ancienne» в дословной передаче заголовка (Гу Чжунго тяоу юй шэньби гуши), но, по сообщению библиографического указателя («Quarterly Bulletin of Chinese Bibliography», vol. I, № 1, March 1934, p. 47), в сокращенной версии (в 1943 г. была опубликована работа проф. Ян Куня «Введение в грановедение» - «Гэланьянь яньцзю даолунь» в журнале «Шэхуй кэсюэ цзикань», цз. 1. № 3, цз.2, № 1 - ред.).
20. ↑ К таким книгам надо отнести, например, книгу К. Харнского «Китай с древнейших времен до наших дней» (Владивосток, 1927). Эта книга тем более опасна, что написанная очень хорошим языком и увлекательно, может пленить читателя. Однако, не говоря уже о научных достоинствах, в ней нет достаточной научной грамотности. К учебникам она отнесена, во всяком случае, быть не может, как и справочникам, конечно. Точно также книги Г.И Сафарова, как, например, «Очерки по истории Китая» (М., Огиз, Соцэкиз, 1933), весьма интересные по марксистскому методу освоения китайской истории, часто опасны для начинающего китаиста понятием источника, которым автор считает почти исключительно переводный и пересказанный материал, избегая материала китайского, если, впрочем, не считать за таковой книги на не китайских языках, которые от времени до времени (но не регулярно) выпускаются китайцами ad usum Europae. В частности, транскрипция многочисленных китайских имен и названий, довольно безразличная для читателя, в этих книгах, если они предназначаются для учащихся китаистов, дана в чрезвычайно небрежном и неверном виде, что делает книги в данном отношении опасными. Сафаров - известный писатель-марксист, и эти очерки, переоценивающие (уже не в первый раз) китайскую историю наново, читаются с большим интересом, несомненно, заставляя читателя, по крайней мере, задуматься над многим, ему как будто бы известным. К сожалению, полная неподготовленность автора к таким работам (если только он не смотрит на научно-популярную работу исключительно как на популярную, без научного элемента) сквозит на каждом шагу и заставляет нас сначала насторожиться, а потом и совсем, пожалуй, отложить книгу в сторону. В самом деле, если «источниками» автору служили переводы китайских классиков безотносительно их качества, о котором, кстати, автор судить и вовсе не может, если «источниками» для него являются и давно всеми китаистами взятый в подозрение за фантастичность теорий о древнем Китае, его языке и письменности Терриен де Лякупри, а также «рассказывающий», передавая китайские источники, крайне несамостоятельный и поверхностный китаист И.И.Захаров; и консул Вернер, китаист-информатор, без исследований; и миссионер Вигер, к «историческим текстам» которого всегда полезно присоединить и надлежащие тексты и надлежащие переводы; и журналы с пометкою страниц, но без пометки автора цитируемой статьи и т. д., то от таких «источников» можно ждать только весьма мутной реки, каковою и является суммарное и фельетонное, безответственное изложение. В новом аспекте история Китая растеряла все свои опоры, не приобретя должным образом аттестованных источниками новых; утратила терминологическую последовательность и состоятельность и т.д. К этим недостаткам присоединяется искаженная русская передача иностранных переводов, снабжаемая порой издевательскими (над переводом) примечаниями, невежественная транскрипция (несмотря на просмотр работы китаистами), небрежная цитация и корректура, а равно многое прочее, мешающее книге быть серьезной и, во всяком случае, стать надлежаще рекомендованным учебником.
21. ↑ Таковыми надо считать продукции И.Бичурина, В.П.Васильева и других, поскольку они касаются Китая как современного организма (что не лишает их значения для исторической науки). К сожалению, то же надо сказать и о продукции многих из нас (мои ранние статьи, например, о реформе китайского образования и др., статьи и книги профессора Кюнера прежних годов и др.). Успевать за временем мешала нам всегда наша мелочность, несплоченность, нежелание издателей считаться с авторами, зависимость от учреждений и журналов и т.д. Особенно страшна история устарелой продукции профессора В.П.Васильева, которая, как показывает список С.А.Козина, неоднократно цитировавшийся выше, будучи своевременно опубликована, могла бы быть чрезвычайно полезною науке и подготовке русских ученых.
22. ↑ Об «Очерке истории китайской литературы» и других я уже говорил ранее. Основной научный характер такой книги должен заключаться в личном творчестве автора в одной какой-либо части ее и в научном выборе, и научной критике остальных. С этой стороны я затрудняюсь рекомендовать к предварительному прочтению (т.е. до личного знакомства с литературными произведениями) весьма интересную и содержательную книгу уже упоминавшегося мною профессора Ю.М. Маргулиеса (Georges Margouliès. Evolution de la prose artistique Chinoise. München, 1929), в которой впервые обильный материал дан в китайской схеме и номенклатуре, которая, однако, легко, благодаря переводам и европеизациям, нащупывается европейцем. Некоторые критики (von Zach), упрекали молодого автора за претензию писать о материале, обширность которого вряд ли разрешает надеяться на то, что он сам все это читал. Если даже это подозрение справедливо, я все же не вижу, почему эта большая заслуга познакомить европейцев с китайскими литературными явлениями, ушедшими далеко за пределы хрестоматийных пересказов, доселе бывших (Грубе, Джайлз), должна быть отвергнутой. Тем не менее, чтение этой книги в виде учебника людям, не обладающим феноменальною памятью, особой пользы не принесет. Но хорошим справочником служить она, несомненно, может и будет своевременно указана.
23. ↑ Многие, особенно те, кто не утруждал себя знакомством с этой литературой, обычно это отрицают. Однако чтобы не говорить долго об этом предмете, для неубеждаемых - неубедительном, достаточно отослать читателя к книжке переводов «Правдивое жизнеописание». Повести и рассказы Ли- Цзи-мина, Лу-Синя, Чжан-Цзы-пина... пер. с кит., ред. и вступ. статья А.Хархатова. С послесловием профессора Колоколова. М., 1929, где есть рассказ о несчастном ученом маньяке, который был переводчиком весь начисто не понят из-за полного незнания и непонимания китайской культуры вообще и книжной, требующей знакомства с классическим мировоззрением, в особенности. Но дело еще в том, что этот же рассказ, переведенный как следует, будет, даже с примечаниями, недоступен читателю, ничего о Китае не знающему.
24. ↑ О переводах профессора Васильева («Китайская хрестоматия») уже говорилось. Переводы П.С.Попова, может быть, «глаже», но едва ли не хуже по духу и соответствию с величавостью оригинала.
25. ↑ При почти полном отсутствии у нас литературы по истории Китая, истории литературы и переводной, действующей на принимающегося за изучение Китая увлекательно, особенно вредно начинать именно с этих переводов, которые создадут только почву для недоразумений и анекдотов. Длинные выписки таких переводов см. в моей книге «Китайская иероглифическая письменность и ее латинизация», с. 98.
26. ↑ Другая часть классиков, переведенных Леггом, в том числе и даосские (Лао-цзы, Чжуан-цзы), без китайского текста и без «Exegetical Notes» (подобных тем, что в первом издании) была размещена в разных томах известной серии «Священных книг Востока» («The Sacred Books of the East, translated by various oriental scholars and edited by Max Muller»). В этом издании иероглифические и, вообще, отдельные к каждому произведению указатели отсутствуют, входя в общий ко всей серии, но уже, конечно, не в том виде. Надо не обращать внимания на придуманную для этого издания чрезвычайно неудачную (оптически вредную) транскрипцию и стараться на ней не сосредотачиваться.
27. ↑ Это касается всего издания в целом, но в особенности «Шуцзина», «Ицзина», «Чуньцю», о которых теперь существует ряд исследований, как европейских, так и китайских и японских, упраздняющих даже осторожные легговские изложения старых китайских теорий. Однако повторяю, заместить Легга даже на основании только европейских исследований (Chavannes, Pelliot, Maspéro, Granet), нелегко, и пройдет еще много лет, пока не найдется подвижник или усердный коллектив, который даст Европе научно выдержанное издание китайских классиков.
28. ↑ Как я уже указывал, в серии «Sacred Books of the East» «общий» читатель имелся в виду прежде «специалиста», ибо в те времена востоковедение считалось как бы некоей особою наукой.
29. ↑ Все эти издания очень дороги и редки, но за последнее время каталоги заграничных книжных фирм приносят отрадные известия о переиздании, например «Четырекнижия» (Legge J. «The Four Books: Confucian Analects; The Greate Learning; The Doctrine of the Mean and the Works of Mencius. Chinese text with English translations and notes». Re-issue. London, 1932). Другие издания («Shoo-king», те же «Four Books») выходили в фотолитографичекой репродукции в Китае, отличались портативностью и крайней дешевизной. К сожалению, все эти издания лишены словоуказателя и поэтому разом выводятся из справочных пособий, а они ведь кроме материала для чтения едва ли не наиболее ценны, как будет выяснено в соответствующем месте этой книги, именно как справочные пособия. Из них у меня в руках: «Чжуши цзяочжэн Хуа-Ин Сы Шу» (Комментированное и проверенное издание Четверокнижия на китайском и английском языках – ред.), Шанхай, 1904; «Хуа-Ин чжушу Цзи Шу-цзин хэ-бянь» (Шуцзин. Китайский и английский текст с собранием комментариев – ред.). Шанхай, 1904. Само собою разумеется, что эти издания имеют в виду китайцев, изучающих английский язык по переводам (как об этом с большою убедительностью говорится в предисловиях к этим изданиям).
30. ↑ Классик «Эръя», конечно, как словарные ряды не представлял никогда переводного материала.
31. ↑ Его деятельность и перечень его трудов вместе с портретом составляют содержание посвященного его памяти номера V - 2 основанного им журнала «Sinica» (1 апреля 1930 г.).
32. ↑ Я пока ограничиваюсь наиболее крупными его переводами, особенно классиков, но вообще, надо сказать, что его переводческая деятельность была весьма разнообразна и охватывала как старый, так и новый Китай.
33. ↑ Мы все ожидаем с нетерпением выхода в свет перевода этой первой по значению, а равно и по трудности понимания (не говоря уже о переводе), книги, сделанным профессором Ю.К.Щуцким. Этот перевод не сравним ни с одним предыдущим, как и предшествующее ему исследование. Таким образом, на русском языке появляется самый значительный из всех переводов китайской классической книги, и этим компенсируется с лихвою недостаточный цикл этих переводов, от чего мы всегда так страдали (к сожалению, книга Щуцкого смогла выйти только в 1960 г.: Щуцкий Ю.К. Китайская классическая книга перемен. М., 1960; 2-е изд. М.,1993, англ. пер. New York, 1979 – ред.).
34. ↑ Недостающие серии Куврёра - даосские писатели - переведены (весьма поверхностно) в серии Вигера (Léon Wieger, «Les pères du système taoïste»).
35. ↑ Считаю долгом об этом предупредить даже в этой общей части, пока лишь предпосылаемой части о самоучителе.
36. ↑ Здесь особенно ярко выступает принудительно-эклектический характер европейских переводов китайских классиков, тем более что, как указано выше, ни один язык не имеет их полного цикла. На английском и немецком языках нет полного перевода «Чжоули», имеющегося на французском; на французском нет авторитетного перевода «Ицзина», и т.д. Следовательно, для нормальной подготовки нужно всем (в том числе англичанам, немцам, французам), кроме своего языка оперировать и другими.
37. ↑ Другие недостатки этих слишком поспешно сделанных переводов отмечены суровою критикой профессора Анри Масперо («Journal Asiatique», t. ССХП, 1928. № 1, с. 174), упрекающего переводчика и автора исследовательского предисловия в слишком поверхностном отношении к основной терминологии (гувэнь, фу) и излишней доверчивости к традиционным комментаторам. Все это должно, конечно, пользующегося книгами Маргулиеса несколько насторожить, но лучшего мы не имеем решительно ничего. Можем только пожелать, чтобы переводчик, родной язык которого русский, сделал бы, в конце концов, из этих книг русскую их версию, которой как продукту более зрелых лет, а равно и более близкого автору языкового материала, не трудно предречь большой успех и большое значение (эту задачу в большой степени выполнил впоследствии сам В.М. Алексеев, см. его «Шедевры китайской классической прозы», кн. 1-2. М., 2006 - ред.).
38. ↑ И в самом деле, иногда расхваленные компетентными людьми переводы оказываются ненадежными. Среди них, например, переводы повестей, о которых речь, под частым заголовком «The Inconstancy of Madame Chuang, and other Stories from the Chinese (Chinkuchikuan)», translated by E.B. Howell, 1926. Рекомендация известного синолога-критика и переводчика von Zach’a не оправдывается уже на первой странице этих переводов, допускающих грубые ошибки.
39. ↑ Эта мода на старые романы, как исключительно художественные произведения, идет от известного реформатора, профессора Ху Ши, и не имеет общего с модой на них, бывшей сто лет тому назад (переводы Ремюза, Жюльена и др.) и видевшей, по аналогии с европейскими романами, в них ключ к уразумению нравов и психологии китайского народа, который казался иначе (т.е. из классиков) совершенно недоступным и непонятным.
40. ↑ При этом нужно отметить, что ритмические части надо бы передавать ритмически и стихи стихами же, тем более что они менее замысловаты, чем в «образцовой» литературе.
41. ↑ Вот, кстати, нередкий, вообще, случай, когда наилучшие переводы делаются синологом, никогда (насколько мне известно) не бывшим профессором, в то время как профессора с громкими именами (Giles, Groot, Schlegel) неоднократно осуждались в специальной печати за в высшей степени легкомысленное обращение с китайским текстом.
42. ↑ Несмотря на это, даже о студенческом переводе Ю.К. Щуцкого можно сказать много положительного. Воздерживаясь от своего мнения, как редактора его сборника «Антология китайской лирики», сошлюсь на критику Н.И. Конрада в «Востоке», № 4, 1924, которую считаю существенной, оригинальной и правильной.
43. ↑ См. мою заметку о его переводах в «Записках Коллегии Востоковедов», 1930, IV, с. 275.
44. ↑ Здесь опять я рекомендовал бы строго следить за реноме переводчика и, например, для Ду Фу и Хань Юя брать только фон Цаха.
45. ↑ Есть русский перевод книги сына профессора Вильхельма см. Вильгельм Р. Понимание «И цзин». М., 1998 - ред.
46. ↑ Статья парижского философа, занявшегося синологией, профессора Массон-Урселя (Masson-Oursel «La philisophie comparée», 1923) может быть даже предпослана всему разбираемому циклу.
47. ↑ См. его предыдущие работы о софистах, о Мо-цзы и других, уже упомянутых, которые были в Европе первыми в своем роде и долгое время единственными. Профессор Форке подвергался не раз суровой критике, особенно за свое обращение с китайским текстом (см. например, рецензию на данное сочинение его по философии в «T’oung Pao», 1930, № 1). Но он в своих недостатках не утопает, и чрезвычайно долгий его профессорский стаж сообщает его книгам наилучшую убедительность.
48. ↑ Forke, A. Geschichte der mittelalterlichen Chinesischen Philosophie, Hamburg, 1934. Gr. 8⁰ XII, 410 Seiten в Abhandlungen aus dem Gebiet der Auslandskunde, Bd. 41, Reihe B. Völkerkunde, Kulturgeschichte und Sprachen, Bd. 21. На эту книгу рецензию пишет один из молодых наших коллег.
49. ↑ Надо быть особенно настороже против вигеровской терминологии, скорее фельетонной (и то - отсталой), чем научно оправдываемой. Так и в этом сборнике деление китайской философии на периоды «древнего деизма, философии и политики, буддизма и даосизма, рационализма и индифферентизма», - деление, проникнутое миссионерским трафаретом и легкомыслием, само по себе уже дискредитирует книгу, которая, может быть, прежде всего прочего нуждается в надлежаще выработанной номенклатуре и терминологии. Уже Шаванн (рец. в «T’oung Pao», 1906, с. 533), при всей своей далеко идущей терпимости, признавал, что Вигер грешит постоянным вмешательством религии в философию, упрощенностью и излишнею легкостью в решении важных и трудных вопросов, кусочным эклектизмом, моралистскими тенденциями, замещающими у него науку и т.д. При всем этом он же хвалит Вигера за терпение и точность передачи, каковую я, наоборот, более всего склонен отрицать: с моей точки зрения, и как руководственный перевод, и как руководящее чтение эти «Философские тексты» рекомендации вряд ли заслуживают. Во всяком случае, при своем основном удобстве параллельных текстов, они требуют весьма активной критики читателя.
50. ↑ Следует особенно предостеречь против крикливых и уродливых извращении этой формулы, вроде: «The Dragon, Image and Demon or the Tree Religions of China, Confucianism, Buddism and Taoism, Giving an Account of the Mythology Idolatry and Demonolatry of the Chinese» (Du Bose). Эта книга, между прочим, охарактеризована в «Энциклопедии книг по Китаю» («Encyclopaedia of Books on China») книгопродавца Probstain (1927 № 3911) «Scholary work», что еще усугубляет ее опасность.
51. ↑ Об этой книге профессор A.Масперо в своей библиографии («Chine et Asie Central» в «Histoire et Historiens Depuis 50 âns», стр. 519) говорит весьма осторожно: «Она особенно полезна, как собрание ритуальных фактов». У меня нет желания идти далее, но, думаю, что мнение о ненадежности переводного материала (главное содержание книги) не есть мнение мое личное, и, если это так, то и эта полезность книги, о которой говорит профессор Масперо, сомнительна, ибо ценны только те переводы, которые могут служить документами (как, например, при судебной экспертизе), а наука есть заботливость и точность. То же надо сказать и о схематических работах Гроота, подводящих четкие итоги его слишком отчетливому представлению об «универсализме» китайской религии (Religion in China. Universism. A key to the Study of Daoism and Confucianism. N.Y., 1912) как ключе к ее познанию. Книга написана весьма красноречиво, ясно и увлекательно. Если с нее начать, а в особенности ею и закончить свои чтения по китайской религии, можно отравить свои истоки более непосредственного познания и, в частности, понимания китайских текстов, которое часто зависит от предвзятости гораздо больше, чем от трудности иероглифического языка. В общем, гроотовский «универсизм» есть все же европеизм, который в китайском контексте не стоит.
52. ↑ Современному учащемуся будет, пожалуй, излишне отсоветовать чтение и пользование многотомными «Разысканиями о китайских суевериях» (Recherches sur les superstition en Chine. 18 vol. Changhai, 1911-1938) иезуита H.Doré, которые, как показывает достаточно уже сам выбор заглавия книги, сделаны для «вящей славы Господа» путем расчистки пути к христианской пропаганде. Даже иллюстрированная часть книги вся сплошная и грубая подделка: одною и тою же рукой нарисовано бесчисленное множество «народных» картин и икон по рецепту описывающего. Эта книга (8 томов из нее) имела, однако, успех и переведена на английский язык, что научных лавров ей отнюдь не прибавляет. В моей ранней и схематической работе «О некоторых главных типах китайских заклинательных изображений по народным картинам и амулетам» в Зап. Вост. Отд. Имп. Рус. Арх. Об-ва. т. ХХ. 1910 г., наоборот, привлечены к иконографии исключительно документы, собранные на месте их производства, а главное, потребления. Работа лишена исследовательской убедительности исключительно по недостатку уверенности, что она могла бы быть напечатана в том объеме, на который рассчитывали материалы моих коллекций, доселе не опубликованные.
53. ↑ После устарелых (Bushell, не говоря о Paléologue’е) и уже упомянутых в первом цикле.
54. ↑ Анекдотическая книга легкого чтения, написанная профессором Джайлзом, строящим свое синологическое умение отвечающим на слишком большое количество потреб, и имеющая желание дать «Введение в изучение китайского искусства» (H A. Giles. An Introduction to the Chinese pictorial art. Ed. 2. Shanghai, 1918), не удовлетворяя серьезного искусствоведа, еще менее даст основному фонду начитанности учащегося.
55. ↑ На трудах профессора Сирена особенно отчетливо виден прогресс синологической науки в ее области искусствоведения. Он начал именно с этих эстетологически обобщенных описаний и альбомов, а в настоящее время, наконец, подходит к реализации самой оригинальной китайской эстетологии. Такова, например, его статья в шанхайском журнале («Journal of the North China Branch, Royal Asiatic Society», vol. LXX1, 1935, p.15), о том, как сами китайцы смотрят на свое искусство живописи (How the Chinese Look upon the Art of Painting, by Osvald Siren) и далее, его же книга на ту же тему «The Chinese on the Art of painting. Translations and Comments». Peiping, 1936, но в историческом плане и в системе.
56. ↑ См. мою рецензию на эту книгу в «Востоке» (III, с. 189).
57. ↑ Та же книга в английской версии «The Chinese Theatre» by Chu Chia-Chien. Trasl. from the French with ill. L., 1922.