Алексеев В.М.

Основные тезисы рабочей библиографии советсткого китаиста

Советская наука повелительно требует выработки наилучших и наиболее практических подступов к ней во имя общего советского принципа демократизации и доступности науки для всех. В то же время мы не хотим, чтобы в это дело вмешивались убогие люди, понимающие демократизацию науки как её снижение в основном её качестве мощного поиска истины. Между тем, в прошлом так это и было, когда с высоты университетской кафедры читались те самые «общие курсы», которые можно было прочесть и без профессора в учебнике, зачастую — в его же собственном; когда языки, как западные, так и восточные, преподавались, начиная с азбуки и с азбучных истин, как будто никто и никогда ничего об этих подступах к знанию не писал, когда тратилось в высшей школе драгоценное время на фальшивую демократизацию науки, идущую под лозунгом «аб ово» (с самого начала), но никогда под лозунгом «ад аструм» (к звёздам).

Когда я изучал китайский язык на Факультете Восточных Языков СанктПетербургского университета, то в 1898 г. нам читали «лекции» по грамматике («монаха Иакинфа»), литографированной в... 1832 г. (а составленной и ещё того раньше) и со словарём в руках, хотя и изданном в 1888 г., но составленном в 60-х годах и отставшим во время своего составления на 300–400 лет. В это же время были в науке уже прекрасные словари китайского языка, не отставшие от науки (Куврёр), грамматики, исходящие из научных, а не семинарскилюбительских начал и построений (Габелентц), превосходные введения в изучение страны Китая (Рихтхофен), превосходные переводы китайских классиков (Легг), полный «Курс китайской литературы» в пяти томах (Цоттоли) и т. д. Что может быть более преступным перед демократией, чем пичканье её отсталым и заведомо негодным?

Но, если это было недопустимо в конце XIX века, когда каждый из синологов должен был прорабатывать для себя целый ряд подступов к своей науке, начиная с перевода китайских дат на европейские и кончая словарём нужных ему терминов, то в настоящее время, когда примитивные учебники европейцев (Мейерс, Джайлз, Уэйли), перелицовывавшие «сложных китайцев» в «упрощённых» европейцев, превратились перед лицом китайских учебников, справочников, научных экспозе и т. д. в нечто детски беспомощное и текст никоим образом не обслуживающее, преподавать китайский язык на архаических началах есть то же, что изучать русский язык по грамматике Востокова и по хрестоматии Галахова. Китайский прогресс есть и наш прогресс, и прогресс неразрывно связан с нашей демократией.

Между тем, синология продолжает оставаться одною из труднейших дисциплин, ибо изучает текст, требующий наиболее сложных подступов и навыков. Поэтому первой заботой синолога-профессора является, предоставив самоучителю действовать там, где он призван (то есть вне кафедры), заняться самым трудным и инициативным делом подведения учащегося к тексту китайского учебника и справочника с тем, чтобы он мог как можно скорее встать на ноги и изучать китайский язык не хуже самого китайца, которому бороться с текстом, в общем, так же трудно, как и не-китайцу, ибо текст бывает не только архаичен по дате, но и по трагической архаичности своей, распространившейся даже на текущий момент и требующей особой подготовки там, где в других языках давно уже свободное пространство мировой культуры. Этим и должна заняться рабочая библиография китаиста, и чем скорее и вернее она будет превращена в самоучитель, тем скорее и вернее учащийся получит доступ к серьёзным и полным китайским пособиям, ведущим прямо к тексту оригиналов. Советский синолог должен умело ориентироваться в старом и устарелом учебно-учёном наследии синологов, не тратя времени на работу с вышедшими в тираж и уже негодными пособиями, заменёнными ныне в Китае и в Европе новыми, более действительными, ибо китайский текст тем труднее, чем словарь, грамматика, справочник «проще» и элементарнее. Нужно учить не читать ничего лишнего, чтобы не загромождать учебный процесс, который и без того не прост; нужно рекомендовать учебное чтение, отобрать его, направить внимание учащегося на прямой путь, без зигзагов и уклонов. Развёрнутые характеристики рекомендованных книг, как на европейских, так и на китайском языках, могут этой цели служить в первую очередь. Рабочая библиография не каталог, а методическое введение в систему и сама система.

Эта система имеет концентрический вид и состоит из трёх циклов рекомендуемых чтений. Цикл первый обнимает собою чтения вводного порядка, то есть книги, служащие введением в изучение Китая и китайского языка, не требующие предварительных знаний, и, наоборот, их в стройном и систематическом виде сообщающие. По окончании работы над этим циклом начинающий китаист уже ориентирован и может о многом уже судить, хотя, конечно, каждый раз в небольших размерах. Цикл второй имеет дело с книгами и статьями, дающими положительные и солидные знания, ложащиеся в основу сформирования китаиста, и, поэтому назван основным циклом чтений. Цикл третий, синологический, уже ориентирует китаиста на дальнейшую специальность и оперирует с текстом, к учению о котором он, в конце концов, и переходит в своей текстологической части.

Конечно, рабочую библиографию такого типа гораздо легче начать, чем закончить, ибо каждый год появляются всё новые и новые книги, улучшающие дело китаиста, или, во всяком случае, увеличивающие число доступных ему пособий, из которых бóльшая часть упраздняет собой целый ряд предыдущих, которыми, как устарелыми, пользоваться уже не рекомендуется. Таким образом, рабочая библиография такого типа становится как бы периодическим изданием, требующим ежегодных пополнений. Конечною своею целью рабочая библиография имеет подготовить также действительных себе сотрудников, то есть, например, переводчиков наилучших китайских синологических книг, опережающих европейские и нужных китаисту задолго до того времени, когда он сам будет в состоянии читать их, ибо нельзя при наличии хорошего довольствоваться плохим или откладывать в долгий ящик это лучшее, которое, к тому же, может к тому времени устареть, и его своевременность может остаться неиспользованною.

Я работал над этой библиографией, страшась своих собственных воспоминаний о былых днях моей подготовки к синологии, когда, бредя от одной книги к другой по каталогу профессора Кордье, дающему только автора и название книги, я погубил много времени на чтение уже тогда вовсе бесполезных, а иногда и вредных книг, не читая, в то же время, книг превосходных. Так, я слишком много времени отдал продукции проф. Васильева, трудно читаемой (хотя и по-русски) и ещё труднее усваиваемой, легковесной и ненадёжной продукции проф. Джайлза, и далее Эдкинса, Арлеза и многих других, не уделив внимания первостатейной продукции проф. Шаванна, которая одна могла меня направить в науке без всякого дилетантства и любительства.

До войны мною была сдана в печать одна из частей этой рабочей библиографии, трактующая о справочниках китаиста, которых много и из которых надо выбирать наиболее полезные, которые не сразу распознаются, а только после некоторой уже с ними работы и опыта.

Конечно, пользование этой библиографией предполагает знание всех трёх наиболее распространённых языков Европы и, в заключение, китайского: иначе она не принесёт той пользы, которую она имеет в виду. Знание только одного из этих языков сильно ограничивает прогресс учащегося. Так, незнание немецкого языка, которое, к сожалению, часто встречается у китаистов, лишает их возможности читать наилучшую и далеко от всех других по своим качествам отстоящую «Историю Китая» проф. Франке. Незнание французского языка лишает их возможности читать продукцию самого крупного и самого достойного китаиста нашего времени, также далеко отстоящего по своим качествам от всех других, проф. Пеллио. Незнание английского языка лишает его возможности читать современную продукцию китайских учёных, имеющую особое значение в наше время. Наконец, незнание китайского языка обрекает китаиста на слишком тесную зависимость от иностранцев, которые, в конце концов, знают и понимают Китай хуже, чем сами китайцы. Знание же одного русского языка может иметь значение только при наличии постоянных переводов с иностранных языков и, главным образом, с китайского, о которых я говорил.