Кучера С.

История, культура и право древнего Китая

Вино в культуре древнего Китая

В статье, посвящённой проблемам питания и культа в чжоуском Китае (см. выше), о потреблении разного рода напитков упоминалось лишь попутно, вскользь. Теперь мы хотим заняться данным вопросом более основательно.

История человечества показывает, что кроме естественной влаги, каковой является вода, человек очень рано стал изготавливать и потреблять опьяняющие жидкости. Естественно, стол правителей, да и простых жителей древнего Китая не мог обойтись без них, причём главным было «вино» — так мы условно, удобства ради, будем переводить знак цзю 酒 — «вино, водка, алкоголь» [2, № 3155], хотя трудно сказать, было ли то, что пили древние китайцы, действительно вином в нашем понимании этого слова или же чем-то вроде браги, сивухи, самогона и т. п. Впрочем, это не столь уж важно, так как желаемый результат — улучшение настроения и состояние опьянения — достигался приёмом цзю, чем бы он ни был на самом деле. Кроме того, обозначаемая так жидкость на протяжении веков меняла свой градус, цвет и вкус, поэтому с точки зрения этих параметров использование названия «вино» также является несколько условным.

Прежде чем перейти к изложению и анализу конкретного китайского материала, процитируем, в качестве преамбулы и общего фона, мнение компетентных этнологов С. Арутюнова и Р. Вайнхольда. Они пишут: «Особое место в пищевых системах земледельческих и скотоводческих народов занимают различные алкоголесодержащие напитки. Таковые известны почти у всех народов Старого Света, за исключением специализированных охотников и рыболовов. Данные этнографических и языковедческих наук позволяют заключить, что возраст соответствующих навыков очень велик. На разных стадиях культурного развития они приобретались и развивались независимо у разных народов. Народы, занимавшиеся собирательством, периодически сбраживали содержащие сахар фруктовые соки диких плодов или древесные соки (пальма, берёза, клён), а также дикий мёд до винного состояния. Приготовление вина из винограда (сначала преимущественно из дикого винограда) было известно во многих частях Передней Азии со времён неолита и оттуда вместе с культурой винограда распространилось в Северной Африке, Европе, Юго-Восточной Азии. Кочевым и скотоводческим народам было известно алкогольное брожение молока: например, приготовление кумыса и кефира с содержанием алкоголя до 2–3 %. Земледельческие народы (к ним относятся древние китайцы.— С.К.) приготовляли пиво из растений, содержащих крахмал и служивших основными возделываемыми культурами (кукуруза, рис, просо, ячмень и другие зерновые культуры)» [1, с. 84–85].

Последняя фраза имеет прямое отношение к Китаю, население которого уже в неолите умело выращивать просо — на севере и рис — на юге страны, о чём мы уже писали (см., например [10, с. 7, 30, 37, 39, 42, 44])^[1]. Однако период новокаменного века не входит в рамки настоящей работы, и мы ограничимся историческим временем.

Начнем с генезиса иероглифа цзю — вино. Он принадлежит к древнейшему пласту китайской лексики — это тоже свидетельствует о раннем производстве этого напитка — и встречается уже в цзягувэнь (XIV/XIII–XII/XI вв. до н. э.). Его первоначальная форма представляла собой красивый рисунок сосуда, вытянутого по вертикали, с острым или слегка скруглённым дном. В современной записи она трансформировалась в знак ю 酉 — «десятый циклический знак из двенадцати» [2, № 3154]. Уже на этапе гадательных надписей с левой стороны (а иногда с обеих сторон) к нему был добавлен элемент «вода» в виде точек или волнистых линий, так что получился современный знак цзю, однако в инскрипциях на бронзовых сосудах, являвшихся следующим после цзягувэнь этапом развития древнекитайской письменности, ещё сохранялась изначальная графика (т. е. без ключа «вода»), тем не менее имевшая смысл цзю — вино (см. [38, с. 1000–1001]).

В надписях на гадательных костях указанный знак имеет следующие значения: 1) существительное-топоним: «На полях Цзю и Юй будет ли получен урожай зерновых?»; 2) глагол — пить вино, упиться вином (изготовить вино?), например: «Иксу (неидентифицированный знак, означавший имя крупного шан-иньcкого чиновника) выпить ли вина?», «В день цзя-цзы (первый день шестидесятеричного цикла.— С.К.) гадали. Мянь (Бинь?) задал вопрос: „Иксу (тот же чиновник, что выше) упиться вином вплоть до болезни? [Он] не сможет сопровождать вана при решении дел?“»; 3) название жертвоприношения вином и совершения данного жертвоприношения; в последнем случае знак может иметь форму сосуда, поднимаемого вверх двумя руками, и отождествляется с цзунь 尊 — «жертвенная чаша для вина» [2, № 5352] — «В день цзя-инь (51)^[2] задали вопрос: „В будущий день дин-сы (54) принести тридцать быков в жертву Фу-дину^[3] в его храме?“» [74, с. 112, 223–224, 369, 242, 320–321].

В гадательных надписях встречается ещё один знак, который прямо просится быть идентифицированным с цзю 酒, поскольку он состоит из упомянутого выше ю 酉 и трёх отходящих от него косых чёрточек, которые сами по себе в современной письменности весьма похожи на иероглиф шань, сянь  彡 — «длинная шерсть, штриховка (в китайской живописи)» [2, № 6846]. Однако элемент «вода», выступая в цзягувэнь в качестве ключевой графемы, никогда не имеет такой формы, и, следовательно, нет оснований ставить знак равенства между ним и цзю. И всё же он связан с понятием «вино», ибо является ещё одним названием жертвоприношения вином — чёрточки передают картинку вина, выливающегося из кувшина или вазы: «В день гуй-чоу (50) гадали. Мянь (Бинь?) задал вопрос: „Принести ли жертву вином (здесь и в конце следующей фразы стоит рассматриваемый знак.— С.К.) Да-цзя? Пожертвовать ли (тут использован другой знак.— С.К.) одного быка Цзу-и^[4]?“»; «Был задан вопрос: „В следующий день синь-ю (58) принести ли жертву вином Ван-хаю^[5]?“» [74, с. 242, 7–8].

Итак, цзю в цзягувэнь в прямом смысле не имеет значения «вино», хотя его связь с данным напитком, а значит, и существование последнего не вызывают сомнения. Однако в надписях есть ещё один иероглиф, имеющий отношение к интересующей нас теме, а именно чан 鬯 — «жертвенное вино (приготовленное из проса и душистых трав)» [2, № 12014], ср. также [59, гл. 5б, с. 217/4а–б; 63, т. 1, с. 263]. В шан-иньское время он означал: «ароматное жертвенное вино, сосуд для вина, жертвоприношение душам и духам ароматным вином; молодое вино, кувшин вина», о чём свидетельствуют следующие надписи: «Был задан вопрос: „В день дин-мао (4) вану осуществить ли жертвоприношение ю сотней     чанов вина, сотней баранов и сотней быков?“»; «Принести ли жертву чан Цзу-синю?»; «Принести ли жертву чан Цзу-дину и Фу-цзя^[6]?» [74, с. 222, 242].

Из приведённых материалов следует, что в период Шан-Инь (XVIII/XVII–XII/XI вв. до н. э.) вино существовало, но использовалось исключительно для жертвоприношений. Первая часть данного заключения бесспорно правильная, вторая же отражает лишь специфический характер источника, т. е. гадательных надписей, а не повседневную жизнь, особенно правящей верхушки. Вот что писал Сыма Цянь о Ди-сине, известном под именем Чжоу, последнем правителе Шан-Инь (1154–1122 (или 1060–1050) — 1027 гг. до н. э.) (см. [6, с. 43, № 44/31]): «Чжоу… любил вино (здесь и ниже выделено нами.— С.К.), распутство и развлечения... [Он] собирал большие увеселительные сборища в Шацю^[7], вином наполнял пруды, развешивал мясо, [из туш как бы] устраивая лес...» [57, т. 1, цз. 3, с. 105; цит. по: 16, с. 175].

Против утверждений Сыма Цяня можно выдвинуть несколько возражений, два из которых представляются действительно вескими: 1) историк жил тысячелетие спустя после упомянутых событий и мог ошибаться в их описании; 2) если его изложение верно, то оно относится только к Чжоу и может быть нехарактерно для династии в целом. Прояснить этот вопрос может помочь археология.

В 1976 г. территория памятника, именуемого в китайской литературе Инь-сюй 殷墟 — «Иньское городище», или «Развалины иньской столицы», изучавшаяся начиная с 1928 г. и, казалось бы, перекопанная вдоль и поперёк, преподнесла археологам сюрприз, ставший одним из самых крупных открытий в этом районе, да и, пожалуй, в стране в целом. Ими было обнаружено захоронение шан-иньского времени весьма скромных размеров (длина могильной ямы 5,6 м, ширина — 4 м, глубина — 7,5 м; для сравнения приведём соответствующие размеры могилы WKGM₁, раскопанной в 1950 г. в Угуаньцуни: 14×12×7,2 м; см. [32, с. 1, 4, 6–7,    илл. 1–3; 56, с. 49; 55, с. 226]), но очень богатое, поскольку оно не подверглось ограблению на протяжении многих веков (см. [23; 80; 99; 55, с. 228–229]). В ней, судя по всей совокупности данных, была захоронена Фу-хао 婦好 (храмовое имя Би-синь 妣辛), одна из шестидесяти четырёх жён У-дина (1324–1266 или 1238–1180 гг. до н. э.; см. [6, с. 43, № 36/23]), пожалуй самая выдающаяся личность женского пола династии Шан-Инь, скончавшаяся ещё при жизни царственного супруга. Хотя она и не упоминается в письменных источниках чжоуского периода, Фу-хао тем не менее является очень известной персоной: её имя фигурирует в не менее чем 170–180 надписях на гадательных костях, т. е. намного чаще, чем имена других его жён, таких как Фу-цзин 婦妌, Фу-лян 婦良, Фу-шу 婦鼠, Фу-чжу 婦竹, Фу-тун 婦同, Фу-пан 婦龐 и др. (см. [26, с. 1; 103] ср. также [7, с. 17–19]^[8]).

Поскольку находка в целом уже была нами вкратце описана (см. [11]), то мы остановимся здесь только на тех её элементах, которые связаны с исследуемой проблемой. В могиле было найдено 1928 предметов сопроводительного инвентаря, из которых 468 являются бронзовыми изделиями (см. [55, с. 228]). Более 30 % их представляют собой цзюци 酒器 — «сосуды для вина, винная посуда» [2, № 3155], но среди церемониальной утвари они составляют уже 70 % (см. [23, с. 151–152; 80, с. 62–72]). Это гу 觚 (их около 50), цзюэ 爵 (40), цзя 斝 (12), цзунь 尊 (10), гун 觥, хэ 盉, и 彝, ху 壺 и лэй 罍 (см. [2, № 8395, 5278, 4405, 5352, 12613, 1119, 4649, 828, 1627]; их описания и фото см., например, [36, с. 32–41]). Такое количество и разнообразие сосудов для вина в женской могиле среднешанъиньского периода служит веским доказательством того, что употребление этого напитка при дворах правителей данной династии было делом обычным и распространённым, причём, вероятно, не только среди мужчин, но и среди женщин.

Не следует думать, что захоронение Фу-хао, уникальное по своему богатству, было единственным, в котором вместе с усопшим захоронили утварь для вина, или что названные выше девять её разновидностей исчерпывают всю палитру соответствующей посуды. К последней можно ещё добавить цзюэ (цзяо) 角, чжи 觶, ю 卣, цзунь 樽, фоу 缶, лин  (逡，逍) и лю (поу) 瓿 (см. [2, № 6092, 4272, 2977, 5361, 1624, 13308; 63, т. 5, с. 2940; 36, с. 33, 34, 37, 40, 49, 50]). Если принять во внимание, что уже в период Шан-Инь в развитии бронзолитейного дела происходили процессы, позволяющие разделить его на три этапа^[9], причём второй из них распадается ещё на три стадии, то можно указать, в качестве примеров, на наличие в сяотуньских могилах М232, М331, М333, М388 и саньцзячжуанской^[10] М3 раннешанских сосудов: цзя, гу, цзюэ, цзунь, лю и ю; в сяотуньских М188, 73H13, М17, М18, угуаньцуньских 59M1, WKGM₁, сицюйских^[11] М613, М198, М907, мяопуской^[12] 63M172 и сыкунцуньской^[13] 58М51 (сюда относится и могила Фу-хао) среднешанских: цзя, гу, цзюэ, лю, цзунь, ю, лэй и цзунь; набор же поздне­шанъ­иньских винных сосудов в сицюйских могилах М269, М284, М793, М1053, М1573, в сыкунцуньской 62М53 и хоуганской жертвенной яме охватывает практически все перечисленные выше разновидности (см. [82, с. 129–130; 78, с. 223224; 77, с. 32; 32, с. 3334, 36, 37, 38, илл. 16, 17, 19–21, 36, 38; 79, с. 495–501; 98; 81, с. 6–68, 72–75, 77–78, 82–87, 98, 110–117; 97, с. 119; 66, с. 51, 55–57; 92, с. 80–83; 104, с. 101; 37, с. 77–80; 86, с. 59–104]).

В связи с вышесказанным мы считаем необходимым обратить внимание на два обстоятельства.

Во-первых, в тексте, начиная с описания могилы Фу-хао, мы заострили внимание на бронзовых изделиях, что нетрудно понять. Бронза была в определённой степени шан-иньским научно-технологическим новшеством, заметным культурно-художественным достижением и действенным историко-экономическим фактором. Перечисленные моменты воздействуют и на психологию современного исследователя. Кроме того, как отмечают специалисты в этой области Чэн Чжан-синь и его дочь Чэн Жуй-сю: «Одной из самых крупных особенностей бронзы периода Шан является обильное количество и богатство разнообразия винных сосудов, среди которых имеются цзюэ 爵, цзюэ 角, цзя, чжи, гу, цзунь, ю, лэй и другие. Поскольку пить запоем стало обычным явлением среди шанской рабовладельческой аристократии, то пристрастие к вину стало их общей болезнью» [86, с. 2]. Перафразируя их последнюю формулировку, можно сказать, что, поскольку шанская верхушка спивалась, используя бронзовые сосуды, то пристрастие к последним стало и нашей болезнью.

Нельзя, однако, забывать, что в те далёкие времена, впрочем, как и сегодня, в широком употреблении была и керамика, и названные выше кувшины, кубки, чаши и т. п., изготовленные из глины, тоже повседневно использовались при потреблении вина. Если бы, однако, задаться целью исследовать тему применения керамической посуды серьёзно и основательно, то следовало бы начинать с её появления в неолите, что в рамках настоящей статьи, естественно, неосуществимо. Поэтому мы решили ограничиться рассмотрением соответствующей бронзовой утвари, тем более что возникающая на этой основе картина является достаточно полной и однозначной.

Во-вторых, как было сказано, у нас нет возможности углубляться в неолит, однако в то же время нельзя не отметить, что в раннеметаллических культурах Эрлитоу (XXIV/XXI–XVII/XV вв. до н. э.) и Эрлиган (XVII/XVI–XV вв. до н. э.), представляющих дошанский или раннешанский этапы развития Китая, уже обнаружен ряд винных сосудов: цзя, цзюэ 爵, цзюэ 角 и некоторые другие (см. [41, с. 2, 3; 40, с. 116, 117; 73, с. 118; 21, с. 650; 84, с. 28–30; 105, с. 76; 5, с. 305–310]). Это говорит о том, что шан-иньский обычай потреблять вино и даже злоупотреблять им имел глубокие исторические корни.

Отмеченная традиция получила продолжение и развитие при следующей династии — Чжоу (1122/1027–256 гг. до н. э.). В «Конкорданции знаков инскрипций на бронзовых изделиях» Жун Гэна (1985 г. издания) отмечено наличие знака цзю-вино на девяти сосудах, а чан — на 16 (см. [39, с. 1001, 355]), а в более новой публикации «Цзиньвэнь иньдэ» (2000 г.) — соответственно на 14 и 27 (см. [70, с. 164, 39]). Эти численные показатели не слишком впечатляют; более интересным и значимым является контекст, в котором появляются названные иероглифы. Приведём несколько надписей в порядке их исторической последовательности, заметив предварительно, что процесс развития западночжоуской бронзы разделяется учёными на три этапа, причём существуют две системы её периодизации:

Первая

1. Ранний этап: от У-вана до Му-вана,1122–947 или 1027–928 гг. до н. э.

2. Средний этап: от Гун-вана до И-вана, 946–879 или 927–858 гг. до н. э.

3. Поздний этап: от Ли-вана до Ю-вана, 878–771 или 857–771 гг. до н. э.

Вторая

1. Ранний этап: от У-вана до Чжао-вана, 1122–1002 или 1027–948 гг. до н. э.

2. Средний этап: от Му-вана до Сяо-вана, 1001–895 или 947–888 гг. до н. э.

3. Поздний этап: от И-вана до Ю-вана, 894–771 или 887–771 гг. до н. э.

(см. [38, с. 17–20; 33, с. 1–4а; 42, с. 566]).

Мы будем в основном придерживаться первой из них, как принятой более широко.

Ранний этап

Первая надпись, находящаяся на И-хоу Цзэ-гуе, как будет видно из её содержания, интересна не только с точки зрения проблемы вина в древнем Китае. Сосуды гуй 簋 были широко распространены в период Шан–Чжоу, вплоть до Чжаньго (V–III вв. до н. э.). Они занимали среди известных бронзовых изделий второе место после динов 鼎. Жун Гэн называет 3902 предмета, из них динов —749 (19,19 %), гуев — 695 (17,81 %) (см. [39, с. 1337–1360]). К настоящему времени эти цифры, конечно, увеличились, но вряд ли при этом произошли какие-нибудь кардинальные изменения в их соотношении. Внешним видом гуй напоминает большую чашу с двумя или четырьмя ушками (в Шан-Инь без оных), с крышкой, появившейся в Чжоу, на поддоне, под которым иногда ещё имелась квадратная подставка или три ножки. Он использовался для хранения зерна. Чаще всего его обнаруживают в парных количествах и в сочетании с динами в пропорции 4:5 (т. е. четыре гуя и пять динов), 6:7 и 8:9 (см. [36, с. 24; 44, с. 1]).

И-хоу Цзэ-гуй был найден в 1954 г., в западночжоуской могиле, расположенной в горах Яньдуньшань в уезде Даньту на юго-западе пров. Цзянсу. Это самый древний бронзовый предмет, относящийся к юго-восточному царству У 吳. Более того, некоторые учёные выдвинули предположение, что его владелец И-хоу — предок дома У, имевший то же родовое имя, что и чжоуские ваны. Такая трактовка отчасти совпадает с данными Сыма Цяня, которой тоже отмечает родство двух домов, правда относя его к более раннему времени. Интересующий нас сосуд был отлит при Кан-ване (1078–1053 или 1004–967 гг. до н. э.), третьем правителе западночжоуской династии, тогда как историограф начало уской ветви ведёт с сыновей чжоуского Тай-вана (Гу-гун Дань-фу)^[14], Тай-бо и Чжун-юна, живших на рубеже XIV–XIII вв. до н. э., если они существовали на самом деле (см. [68; 56, с. 54–56; 48, с. 203; 87; 36, с. 27–28; 57, т. 5, цз. 31, с. 1445, т. 1, цз. 4, с. 113–116; 18, с. 26, 220, примеч. 1–4; 16, с. 180–181]). Такое смещение во времени заставляет с осторожностью подходить к приведённой гипотезе (что И-хоу — это пращур усцев), но не лишает её признаков правдоподобия. В любом случае всё сказанное выше не умаляет научной значимости данного сосуда.

По размерам он не очень большой: высота 15,7 см, диаметр устья 22,5, глубина самого тулова 10,5 см. Именно на последнем находится надпись в 12 рядов, насчитывающая 126 знаков. Из них девять фрагментарны, но предположительно понятны по контексту, а семь вообще нечитабельны (см. [87; 36, с. 27; 69, с. 325, № 5047]). Это будет заметно в переводе, который выполнен на основе последней публикации данного текста (см. [69, с. 325, № 5047]). Он гласит:

«В четвёртом месяце, [когда его] пятый [день] пришёлся на день дин-вэй (44)^[15], [Кан-]ван изучал план^[16] военного похода против Шан, [составленный] У-ваном и Чэн-ваном (т. е. дедом и отцом Кан-вана.— С.К.). Продолжая  [это  занятие,  он  стал]  изучать  план  восточных стран^[17]. Ван, находясь в И^[18], вошёл в шэ^[19] и повернулся лицом на юг. Ван приказал Юй-хоу Цзэ^[20], сказав: „Яо!^[21] Будь хоу в И! Дарую [тебе] кувшин жертвенного вина (чан) из доучжуачжоу^[22]. Дарую [тебе] нефритовый ковш один...^[23] красный лук один, красных стрел сто^[24], чёрных луков десять, чёрных стрел тысячу^[25]. Дарую [тебе] землю: цюаней триста...^[26]сто двадцать^[27], поселений (чжай и или чжайи 宅邑) тридцать пять... сто сорок^[28]. Дарую [тебе] находящихся в И моих людей^[29]... и ещё семь семей, дарую [тебе] семерых чжэнских бо^[30] и шаосцев... и ещё пятьдесят взрослых мужчин (фу 夫)^[31]. Дарую [тебе] иских простолюдинов шестьсот... (пропуск десятков.— С.К.) шесть человек (фу 夫)“^[32].

И-хоу Цзэ воздал хвалу милости вана и изготовил почитаемый жертвенный сосуд^[33] [в честь своего отца] Юй-гун Фу-дина» [69, с. 325, № 5047].

Мы привели этот текст полностью, поскольку в нём содержится немало интересной исторической информации, на которую мы старались обратить внимание в комментариях, однако для настоящей работы особенно важна одна деталь: вино, особенно жертвенное вино чан, ценилось очень высоко и дарилось чжухоу в качестве проявления особой милости чжоуского вана к его «вассалам». О ценности этого дара говорят как минимум два момента: в перечне множества презентов оно стоит на первом месте, хотя рыночная стоимость земли и людей была несомненно выше цены вина; из четырнадцати упоминаний дарения вина, отмеченных в «Цзиньвэнь иньдэ», лишь один раз, в инскрипции на среднезападно­чжоуском Люй-фан дине, кувшинов ю жертвенного вина чан было три (см. [69, с. 245–246, № 3972]), во всех остальных случаях жаловался только один ю (см. [70, с. 401]). Видимо, больше и не полагалось, ибо престиж подарка был не в его количестве — каждый чжухоу несомненно имел и свой собственный алкоголь, а в культовом и политическом весе факта получения милости вана.

В инскрипциях на бронзовых изделиях известных упоминаний о вине — несколько десятков. Чаще встречается знак чан — не менее 28 раз, однако и наличие иероглифа цзю отмечено в 14 случаях на 11 предметах (см. [70, с. 39, 164]), в том числе для раннезападночжоуского периода — три (см. [69, с. 253–256, 306, № 4024, 4026, 4878]), для среднего — тоже три (см. [69, с. 99, 254, 316, № 1805, 4025, 4983]) и ещё три — для позднего (см. [69, с. 96, 97–88, 255, № 1782, 1797, 4027]).

Любопытно отметить, что традиция помещать на бронзе записи об употреблении вина, ведёт своё начало с периода Шан-Инь, хотя тогдашние инскрипции очень короткие и, казалось бы, были темы поважнее, чем распитие алкоголя, о них и следовало бы писать в первую очередь. Рассмотрим надпись на Цзай-фу ю: «Ван привёл диких зверей из Доу в Лу^[34]. [Ван] находился в... (здесь имеются два неизвестных знака, означавших название места пребывания шан-иньского вана.— С. К.). Ван устроил угощение вином (сян цзю 饗酒). Ван...^[35] Цзай-фу пять связок^[36]. [Цзай-фу], воспользовавшись случаем, изготовил драгоценный шан»^[37] [69, с. 154, № 2804].

В завершение данной части темы приведём ещё одну шан-иньскую инскрипцию. На Ли фандине^[38] записано: «В день и-хай (12) ван находился в Сюнцы^[39]. Ван устроил угощение вином. Сановник инь (尹) [по имени] Гуан Ли прибыл [в Сюнцы и] был одарён раковинами. Воспользовавшись случаем, [он] изготовил сосуд и^[40] [в честь своего отца] Фу-дина. [Это произошло] именно тогда, когда ван пошёл походом на племя цзинфаней (синфаней)» [69, с. 243, № 3942].

Как видно из всех этих надписей, потребление вина занимало важное место в жизни древних китайцев. Конечно, в приведённых материалах отражено бытие правящей элиты, а не простого народа. Последний, однако, вряд ли сторонился горячительных напитков. Исследования этнологов, приведённые в начале статьи, показывают, что это было, так сказать, «всенародное» увлечение. В определённой степени соответствующую информацию несёт в себе иероглиф сян 饗 из упомянутого выше сочетания сян цзю 饗酒. Он принадлежит к числу древних знаков, известных уже шан-иньцам. Его оригинальная форма представляет собой двух людей, сидящих лицом друг к другу и к стоящему между ними сосуду с едой. Иными словами, это схематический образ пира или простого приёма пищи. В цзягувэнь он означал «жертвоприношение предкам», «пир» и (как глагол) «обращаться лицом к» (см. [58, цз. 9, с. 1014–1015; 74, с. 243]). В самой графеме элемент потребления алкоголя отсутствовал, но он дополняется интересным пояснением «Шо-вэня»: Сян. Сянжэнь инь цзю е. 饗。鄉人飮酒也 [59, гл. 5б, с. 220/11б], что означает: «Сян: [его смысл —] крестьяне пьют вино». Сянжэнь переводится как «крестьянин, селянин, земляк» (см. [2, № 3618; 63, т. 6, с. 3786; 45, т. 10, с. 658]; ср. также пояснения «Шо-вэня» к знаку сян 鄉 [58, гл. 6б, с. 300/57бч4301/58а]).

Для того чтобы приведённые материалы, имеющие прежде всего филологический характер, засияли ярким светом, процитируем фрагменты одного из крупнейших и социально-исторически интереснейших стихотворений «Ши цзина» «Седьмая луна» (Ци юэ 七月), или, как у А. А. Штукина, «Песня о седьмой луне» [20, с. 185, 186]:

VI

В шестую луну отведать мы рады

Багряные сливы и гроздь винограда.

В седьмую отведать бобы на пару,

В восьмую луну я жужубы сберу.

Мы рис собираем десятой луной —

К весне приготовим хмельное вино.

Чтоб старцев почтенных с седыми бровями

На долгие годы бодрило оно.

Седьмая луна — стала тыква вкусна,

В восьмую горлянки срезает жена,

Девятой луною кунжутные зёрна

И горькие травы собрала она.

В запас нарубила и сучьев и дров —

Обед для крестьянина будет готов!

...

VIII

Лёд бьём мы со звоном — вторая луна.

Им в третью широкая яма полна^[41],

И утром в чётвертой, как жертву зимы,

Чеснок и барашка приносим мы!

В девятой — вновь иней на травах жесток,

Десятой луной расчищаем мы ток...

У нас на пиру два кувшина с вином.

Овцу и барашка мы князю снесём.

Рога носорога полны вина,

Поднимем их выше и выпьем до дна,

Чтоб жизнь ваша, князь, длилась тысячи лет

И чтоб никогда не кончалась она!

Алексей Александрович Штукин (1906–1964) был талантливым учёным и одарённым переводчиком, а выполненная им работа высоко ценилась и ценится китаеведами. «Перевод А. А. Штукина,— писал В. Н. Ники­форов,— по отзывам специалистов сделан с большим мастерством и притом — редкость в практике перевода с древнекитайского — выполнен рифмами» [15, с. 275–276]. Картина деревенской жизни в формулировках Штукина живая и захватывающая — поэтичность оригинала передана им удачно и живописно. Однако, поскольку нас интересует здесь «Ши цзин» не как литературное произведение, а как исторический источник, необходимо сделать некоторые уточнения и пояснения.

В строчке «К весне приготовим хмельное вино» строфы VI в оригинале имеется термин чунь цзю 春酒 — букв. «весеннее вино», т. е. вино, заквашенное зимой, чтобы к весне оно было готово к употреблению. Так было при Чжоу, и эту трактовку принял Легг: «And make the spirits for the spring» [102, Part I, с. 231]. Позже, в ханьское время, его закупоривали в день Нового года, а созревало оно в восьмой луне, и этот вариант отражён в «Большом китайско-русском словаре» (см. [2, № 2539]; ср. [45, т. 5, с. 648]). Комментарий поясняет приведённое словосочетание выражением дун лао 凍醪, где дун означает «замерзать, охлаждать, мёрзнуть, холодный, морозный», а лао — «мутное вино, самогон, ханжа, винное сусло», т. е. неочищенное вино со значительным количеством гущи (см. [2, № 9290, 6900, 872; 63, т. 6, с. 3597]; ср. также ниже термин си цзю в тексте «Чжоу ли» об обязанностях цзючжэней.— С.К.). Эта информация косвенно подтверждает высказанное выше предположение относительно истинного значения знака цзю — вино, но прежде всего рисует интересную сторону крестьянского быта, связанную с изготовлением и потреблением алкоголя. Мутное вино с суспензией было экономичнее, питательнее и проще в производстве. Конечно, нельзя исключить и воздействия каких-то сословных ограничений, запрещавших простолюдинам выработку и питьё более качественного напитка, но стихотворение в строфе VI ничего об этом не говорит.

Однако социальная иерархия присутствует в VIII строфе. Штукинские строчки «У нас на пиру два кувшина с вином. Овцу и барашка мы князю снесём» в филологическом переводе будут звучать следующим образом: «Две чаши вина [мы выпьем] на этом деревенском пиру и скажем: [следует] зарезать ягненка» [47, т. 7, цз. 8, с. 691]. Текст не очень понятен — можно предположить, что на таком народном пиршестве приём горячительных напитков был ограничен двумя чашами, но в это верится с трудом. Другого же толкования мы предложить не можем. К тому же здесь нас больше интересует вторая часть фразы. К ней имеется любопытный комментарий, из которого следует, что на деревенских застольях сами селяне ели собачину, и только если на них появлялся дафу, к ней добавляли ягнёнка (гаоян 羔羊; данное выражение в принципе должно бы означать «ягнёнок и овца», но китайские авторы считают, что речь идёт о сяоян 小羊, т. е. только о ягнёнке; см. [45, т. 9, с. 165]). Из приведённого пояснения следует, что сословные различия в пище, видимо, действительно существовали. Однако ошибочно было бы полагать, что употребление собачьего мяса во время деревенских пиров свидетельствует о бедственном положении крестьян в древнем Китае; оно действительно нередко было таковым, но не из-за этого они ели собак. Данную проблему мы уже подробно рассмотрели в предыдущей статье, поэтому здесь приведём лишь одну цитату из китайских авторов: «Использование собачьего мяса в пищу имеет в нашей стране длительную историю. В период Западной династии Чжоу мясо собак уже стало непременным превосходным блюдом на банкетах. На пирах во дворце и при церемониях жертвоприношений всегда присутствовало мясо собак» [46, т. I, с. 834–835]. Вероятно, по обычаю, когда крестьяне пировали в своём кругу, то обходились одним видом мяса, а если у них появлялись аристократические гости, тогда, чтобы проявить к ним уважение, они допол­нительно — именно так, говоря о ягнёнке, ставит вопрос комментарий, используя знак цзя 加 — «добавлять, усиливать, увеличивать» [2, № 1757], — подавали молодого барашка, не отказываясь, впрочем, от собачины.

Несомненно ценнейшим материалом относительно проблемы вина в древнем Китае является аутентичная глава «Шан шу» «Цзю гао» — «Предостережение [по поводу употребления] вина» («The Announcement about Drunkenness» у Дж. Легга [100, Раrt II/IV, с. 399] и «Avis sur les liquers enivrantes» у С. Куврера [95, с. 245]^[42]), где, в частности, высказана мысль, не утратившая своей актуальности и по сей день: «[Когда] Небо обрушивается [на нас со всей своей] силой, [ибо] наш народ погряз в беспорядке и потерял добропорядочность, то здесь тоже не обошлось без воздействия вина; когда гибнут государства: малые ли, большие ли, то и тут причина непременно кроется [в злоупотреблении] вином» [89, т. 4, цз. 14, гл. 20, с. 494]; ср. [100, Part II/IV, с. 401; 95, с. 246]. Будучи большим и сложным текстом, «Цзю гао» требует подробного разбора. К сожалению, мы не можем осуществить его в рамках настоящей статьи, ибо это очень сильно увеличило бы её объём. Поэтому мы сразу перейдём к немного более простым, но тоже интересным материалам «Чжоу ли».

В последнем источнике изложены обязанности целой группы чиновников, отвечавших за подачу к столу вана разного рода напитков и жидкостей начиная с воды и кончая мясным соусом, приправами и т. п. (см. [75, т. 1, цз. I, с. 3б–4б, цз. 2, с. Зб–9а]). Мы остановимся на деятельности лишь тех из них, кто непосредственно был связан с вином. Это четыре человека в ранге чжунши 中士, именовавшиеся цзючжэн 酒正 — «главными виночерпиями» [2, № 3155], «intendant des vins» в версии Э. Био [96, т. I, с. 99]^[43]. Об их обязанностях говорится следующее: «[Цзючжэни] ведали административными приказами, [касающимися] вина (алкогольных напитков.— С. К.), и в согласии с определёнными нормами и предписаниями выдавали [цзюжэням 酒人] винное сырьё (т. е. сырьё, необходимое для производства вина.— С.К.). [По отношению] к тем, кто изготовлял вино для официальных нужд, [они действовали] таким же образом. [Они] различали пять наименований вина разной степени очистки (у цзи 五齊)^[44]. Первое называлось фаньцзи — слабое, неочищенное вино с осадком. Второе — лицзи — молодое, слабое, мутное вино. Третье — анцзи — белое неочищенное вино. Четвёртое — тицзи — красное неочищенное вино. Пятое — чэньцзи — слабоочищенное вино (см. [2, № 11046, 905, 1118, 10038, 13050]). [Они] различали три разновидности вин (сань цзю). Первая называлась шицзю — деловое вино (молодое, только что сделанное для конкретной цели.— С.К.); вторая — сицзю — старое вино (настаивалось от зимы до весны, покрепче, погуще и попрозрачнее предыдущего; ср. выше наш комментарий о чуньцзю и дунлао к стихотворению «Ши цзина».— С. К.); третья — цинцзю — чистое вино (крепкое, настаивавшееся от зимы до лета; см. [2, № 5548, 2427, 6084].— С.К.). Они различали [также] четыре разновидности напитков (сы инь). Первая называлась цин — очищенное вино, вторая — и — [лечебная] настойка, третья — цзян — винный уксус, четвёртая — и — рисовый отвар (см. [2, № 6084, 3163, 9479, 12444])^[45].

[Цзючжэни] ведали их (т. е. вышеназванных вин и напитков.— С.К.) количественными пропорциями, чтобы поставить вану [к столу] угощение из четырёх напитков и трёх вин, а также [поставить] напитки и вино супруге [правителя] и наследнику престола.

Во время жертвоприношений [цзючжэни] в согласии с определёнными предписаниями поставляли пять вин разной степени очистки (у цзи; см. примеч. 44.— С.К.) и три разновидности вин (сань цзю), чтобы наполнить ими восемь чаш цзунь. При крупных жертвоприношениях [Небу и Земле их можно было] наполнять трижды; при средних [душам предков] — дважды; при малых [духам пяти движущих начал] (у сы 五祀.— С.К.) — один раз^[46]; и во всех случаях применялось (букв. „имелось“) [установленное] количество кубков^[47], и только [поставляемые для жертвоприношений пять] вин разной степени очистки не доливались, ибо для них было предписано (букв. „имелось [установленное]“) [определённое] количество сосудов.

[Цзючжэни] поставляли церемониальное вино (лицзю 禮酒) для приёмов гостей. [Они] поставляли также подарочные [напитки]: [лечебную] настойку, рисовый отвар и бурду [для проведения] супругой правителя церемонии дарения напитков гостям — во всех этих случаях [цзючжэни] посылали своих подчинённых преподнести [ей] их.

Каждый раз, когда ван устраивал пир и винопитие, [цзючжэни] готовили [соответствующий] подсчёт и один из них лично преподносил его [вану]. [Во время] приёмов для воинов [и их] детей и приёмов для стариков и сирот [цзючжэни] поставляли своё вино, не считая количества кубков^[48].

[Цзючжэни] ведали дарами вином — имелись предписания для проведения каждого [акта дарения с учётом положения дарополучателя]. Каждый раз, когда раздавалось вино пожилым (старше 90 лет.— С.К.) чиновникам, [цзючжэни] выдавали его в согласии с письменными документами^[49].

[Что касается] затрат цзючжэней (т. е. выдачи ими вина и сырья на его изготовление.— С.К.), то о них ежедневно составлялся отчёт чэн 成, а каждый месяц — отчёт яо 要, и они заслушивались сяоцзаем 小宰^[50]. В конце [каждого] года [цзючжэни] составляли годовой отчёт, и только вино, выпитое ваном и его супругой, не подсчитывалось.

Используя установленные нормы [производства] вина, [цзючжэни] наказы­вали и награждали [своих подчинённых — виноделов]» [75, т. 1, цз. 2, с. 3б–5а]^[51].

Как видно из приведённого текста, обязанности цзючжэней были связаны с алкогольными напитками и имели разнородный характер: им полагалось разбираться в названиях вин и их разновидностях, в других видах алкоголя, понимать, в каком соотношении они должны поставляться на стол правителя и его близких, как им надо действовать при жертвоприношениях, потчевании гостей, приёмах для особых категорий приглашённых, при дарении вина, уметь вести «бухгалтерию» в своём деле и т. п. Однако само изготовление вина не входило в круг их функций. Этим занимались цзюжэни (employés aux vins в трактовке Э. Био, см. [96, т. I, с. 104]).

Такое название, если верить «Чжоу ли», носили десять евнухов янь 奄 (см. [2, № 12491]), у которых в подчинении находились тридцать нюйцзю 女酒 (femmes aux vins у Э. Био, см. [96, т. I, с. 9]) и триста служанок-рабынь си 奚 (condamnés у Э. Био, см. [96, т. I, с. 9])^[52].

О них в Чжоу ли сказано: «[Цзюжэни] ведали изготовлением пяти вин разной степени очистки (у цзи) и трёх разновидностей вин (сань цзю). Во время жертвоприношений [они] подносили их, чтобы услужить шифу 世婦^[53]. [Они] ведали церемониальным вином (лицзю 禮酒) и питьевым вином (иньцзю 飲酒) для гостей и преподносили его^[54]. При всех делах поставляли вино [и вместе с документами] передавали его цзюфу^[55]. Во время [малых] жертвоприношений поставляли вино, посылая [его на место жертвоприношений]. [При одарении] гостей [жертвенным мясом вместе с] вином [цзюжэни] действовали таким же образом» [75, т. 1, цз. 2, с. 5а–5б].

Рассмотренные материалы, охватывающие два периода древней истории Китая: Шан-Инь и Чжоу, т. е. приблизительно II–I тысячелетия до н. э., позволяют сделать несколько итоговых наблюдений.

Во-первых, в те далёкие времена тогдашние жители Китая умели изготовлять алкогольные напитки. Скорее всего, к этим познаниям они пришли раньше, в период неолита, когда изобретение керамики, которое в Северном Китае произошло не позже VI, а в Южном — в IХ–VIII тысячелетиях  до  н. э.  (см.,  например,  [5, с. 282–292; 13]), сделало возможным осуществление процесса ферментации зерновых  культур и другого сырья. Однако, поскольку данный период не вошёл в рамки настоящей статьи, мы не будем касаться его более подробно. Мы не случайно пользуемся множественным числом — алкогольные напитки, ибо уже на этапе Шан-Инь древние китайцы производили несколько их разновидностей.

Во-вторых, вино играло заметную роль в жизни общества, хотя в древнекитайских источниках, по вполне понятным причинам, доминируют сообщения, касающиеся его высших слоев.

В-третьих, употребление алкоголя нередко, а скорее всего — очень часто, превращалось в его злоупотребление, в пьянство, к которому лучшие представители правящей элиты, надо им отдать должное, относились отрицательно, с осуждением, пытаясь искоренить эту вредную привычку.

В-четвёртых, вино играло заметную роль в политической и общественной жизни древнего Китая. Начиная с различных приёмов во дворцах правителей и кончая деревенскими сходками, ни одно такого рода коллективное мероприятие не обходилось без пьянящих жидкостей.

И наконец, вино было важным элементом культа и культуры страны. Сам процесс его изготовления требовал определённых познаний, теоретических и практических, включая даже правовые предписания. Использование алкоголя при жертвоприношениях тоже не было примитивным «потягиванием пива из бутылки», как это мы часто наблюдаем сегодня, а сложным религиозно-риту­альным действием. Производство целой гаммы специальной бронзовой утвари для вина на высоком технологическом и художественном уровне оставило прочный, заметный даже сегодня след в китайской культуре, а тексты, связанные с вином, обогатили литературу этой страны.

Таким образом, с какой бы точки зрения ни взглянуть на проблему алкогольных напитков в древнем Китае, приходится признать их существенный вес в разных областях быта, духа и мысли его населения.

Литература

1.	Арутюнов С., Вайнхольд Р. Напитки // Материальная культура. Вып. 3. Отв. ред. С. А. Ару­тюнов. Серия «Свод этнографических понятий и терминов». М., 1989, с. 84–86.
2.	Большой китайско-русский словарь. Под ред. И. М. Ошанина. Т. 1–4. М., 1983–1984.
3.	Варёнов А. В. Некоторые проблемы археологических исследований эпохи Инь в Китае (по материалам находок в могиле Фу Хао) // XII научная конференция «Общество и государство в Китае». Тезисы и доклады. Часть ΙΙ. М., 1981.
4.	Инскрипции на бронзовых изделиях — особый вид источников по древней истории Китая (см. статью в данном сборнике).
5.	Кучера С. Археология Китая. Каменный и бронзовый век // Археология Зарубежной Азии. М., 1986, с. 252–319.
6.	Кучера С. Древнекитайские тексты: цзягувэнь и Шан шу — зерцало истории и культов Китая эпохи Шан-Инь. Часть первая // Восток (Oriens), 2003, № 1.
7.	Кучера С. Древнекитайские тексты: цзягувэнь и Шан шу — зерцало истории и культов Китая эпохи Шан-Инь. Часть третья // Восток (Oriens), 2004, № 6.
8.	Кучера С. Древний Китай и Юго-Восточная Азия // История Древнего Востока. Тексты и документы. Под ред. В. И. Кузищина. М., 2002, с. 538–637, 707–714.
9.	Кучера С. Иноплеменные рабы в позднечжоуском Китае (см. статью в данном сборнике).
10.	Кучера С. Китайская археология 1965–1974 гг.: палеолит — эпоха Инь. Находки и проблемы. М., 1977.
11.	Кучера С. Некоторые вопросы культуры Китая в эпоху Инь (по материалам, найденным в могиле Фу-хао) // X научная конференция «Общество и государство в Китае». Тезисы и доклады. Ч. I. М., 1979.
12.	Кучера С. Проблемы питания и культа в чжоуском Китае (по материалам Чжоу ли) (см. статью в данном сборнике).
13.	Кучера С. Ранние неолитические культуры Китая: новые находки и новые проблемы // XIV научная конференция «Общество и государство в Китае». Тезисы и доклады. Часть 2. М., 1983.
14.	Кучера С. Хронологическая таблица древнекитайских правителей // История Древнего Востока. Тексты и документы. Под ред. В. И. Кузищина. М., 2002, с. 707–714.
15.	Никифоров В. Н. Советские историки о проблемах Китая. М., 1970.
16.	Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи). Пер. с кит. и коммент. Р. В. Вяткина и В. С. Таскина, под общей ред. Р. В. Вяткина. Вступит. статья М. В. Крюкова. Т. I. М., 1972.
17.	Сыма Цянь. Исторические эаписки (Ши цзи). Пер. с кит. и коммент. Р. В. Вяткина и В. С. Таскина, под общей ред. Р. В. Вяткина. Т. ΙΙ. М., 1975.
18.	Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи). Пер. с кит., коммент. и вступит. статья Р. В. Вяткина. Том V. М., 1987.
19.	Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи). Пер. с кит., коммент. и предисл. Р. В. Вяткина. Том VI. М., 1992.
20.	Шицзин. Издание подготовили А. А. Штукин, Н. Т. Федоренко.М., 1957.
21.	Ань Цзинь-хуай. Чжэнчжоу Шан-дай ичжи (Памятник эпохи Шан в Чжэнчжоу) // Чжунго да байкэцюаньшу. Каогусюэ (Большая китайская энциклопедия. Археологическая наука). Пекин–Шанхай, 1986.
22.	Бань Гу. Хань шу (История династии Хань). Т. 1–12. Пекин, 1983.
23.	Бэнькань цзичжэ (Собственный корреспондент). Инь-сюй каогу фацзюэ ды ю и чжунъяо синь шоухо. Сяотунь фасянь ицзо баоцунь ваньчжэн ды Инъ-дай ван-ши муцзан (Ещё одно новое важное достижение археологов, ведущих раскопки на территории памятника Инь-сюй. В Сяотуни обнаружена сохранившаяся в нетронутом состоянии могила члена правящего дома династии Инь) // Каогу, 1977, № 3.
24.	Ван Го-вэй. Гуань-тан цзи линь. Фу бе цзи (Собранный лес [трудов] господина [Ван] Гуань-тана. Приложение: Частное собрание сочинений). Т. 1–4. Пекин, 1959.
25.	Ван Чун. Лунь хэн (Критические рассуждения). Серия «Чжу-цзы цзи-чэн (Полное собрание [трактатов] всех [древнекитайских] философов)». Т. 7. Пекин, 1956.
26.	Ван Юй-синь, Чжан Юн-шань, Ян Шэн-нань. Ши лунь Инь-сюй у хао му ды фу-хао (Предварительное суждение о «Фу-хао», погребенной в могиле № 5 Инь-сюя) // Каогу сюэбао, 1977, № 2.
27.	Ван Юй-синь, Чэнь Шао-ди. Гуаньюй Цзянсу Туншань Цювань Шан-дай цзисы ичжи (Относительно остатков жертвенника эпохи Шан на холме Цювань в уезде Туншань пров. Цзянсу) // Вэньу, 1973, № 12.
28.	Ван Юй-ху. Вого цзы гу илай ды чжунъяо нунцзо’у (шан) (Важнейшие агрокультуры нашей страны, начиная с древности. Часть первая) // Нунъе каогу, 1981, № 1.
29.	Ван Юй-ху. Чжунго цзы гу илай ды чжунъяо нунцзо’у (чжун) (Важнейшне агрокультуры нашей страны, начиная с древности. Часть вторая) // Нунъе каогу, 1981, № 2.
30.	Ван Юн. Чжунго дили ту-цзи цун-као (Общее исследование китайских географических карт и произведений). Шанхай, 1956.
31.	Ван Юн. Чжунго дилисюэ ши (История китайской географической науки). Шанхай, 1955.
32.	Го Бао-цзюнь. И-цзю-у-лин нянь чунь Инь-сюй фацзюэ баогао (Доклад о раскопках развалин иньской столицы весной 1950 г.) // Чжунго каогу сюэбао. 1951. Т. 5.
33.	Го Мо-жо. Лян Чжоу цзиньвэньцы даси ту бянь сюйшо — ици синсянсюэ ши тань (Введение к тóму с изображениями отобранных бронзовых изделий с инскрипциями периода династии Чжоу — предварительное изучение науки о внешнем виде ритуальной утвари) / Го Мо-жо. Лян Чжоу цзиньвэньцы даси ту лу каоши (Воспроизведение, дешифровка и исследование отобранных бронзовых изделий периода династии Чжоу) // Каогусюэ чжуанькань. Цзячжун дисань хао (Специальные археологические публикации. Первая серия. Т. 3). Т. 1–8. Пекин, 1957, с. 1–7б.
34.	Го Мо-жо. Цзягу вэньцзы яньцзю (Изучение знаков и надписей на гадательных костях). Т. 1–2. Шанхай, 1931.
35.	Гуан юнь (Расширенный словарь рифм). Серия «Сы бу бэй-яо (Полное собрание важнейших текстов всех четырёх разделов литературы)». Шанхай, [б.г.].
36.	Ду Най-сун. Чжунго гудай цинтунци сяо цыдянь (Краткий словарь древнекитайской бронзы). Пекин, 1980.
37.	Ду Най-сун. Чжунго гудай цинтунци цзянь шо (Краткое пояснение древней бронзы Китая) // Вэньсянь байкэ чжиши цуншу (Собрание литературы энциклопедических познаний). Пекин, 1984.
38.	Жун Гэн, Чжан Вэй-чи. Шан Чжоу цинтунци тунлунь (Общее суждение о бронзе периода Шан-Чжоу) // Каогусюэ чжуанькань. Бинчжун диэр хао (Специальные археологические публикации. Третья серия. Т. 2). Пекин, 1984.
39.	Жун Гэн, Чжан Чжэнь-линь, Ма Го-цюань. Цзиньвэнь бянь (Конкорданция знаков инскрипций на бронзовых изделиях). Пекин, 1985.
40.	Инь Вэй-чжан. Эрлитоу вэньхуа (Культура Эрлитоу) // Чжунго да байкэцюаньшу. Каогусюэ (Большая китайская энциклопедия. Археологическая наука). Пекин–Шанхай, 1986.
41.	Инь Вэй-чжан. Эрлитоу вэнъхуа таньтао (Исследование культуры Эрлитоу) // Каогу, 1978, № 1.
42.	Ли Сюэ-цинь. Си Чжоу тунци (Западночжоуская бронза) // Чжунго да байкэцюаньшу. Каогусюэ (Большая китайская энциклопедия. Археологическая наука). Пекин–Шанхай, 1986.
43.	Ли цзи чжэн-и («Записи об обрядах» с [комментарием-]толкованием [их] истинного смысла) // Шисань цзин чжу-шу («Тринадцать канонических книг» с комментариями). Т. 19–26. Пекин–Шанхай, 1957.
44.	Линьтун сянь вэньхуагуань (Линьтунский уездный дом культуры). Шэньси Линьтун фасянь У-ван чжэн Шан гуй (В уезде Линьтун пров. Шэньси обнаружен бронзовый сосуд гуй с инскрипцией о том, как У-ван пошел походом против Шан) // Вэньу, 1977, № 8.
45.	Ло Чжу-фэн (гл. ред.). Ханьюй да цыдянь (Большой словарь слов китайского языка). Т. 1–12. Шанхай, 1986–1993.
46.	Ма Чэн-гуан (гл. ред.). Чжунго тутэчань дацюань (Полное собрание сведений о специфической местной продукции в Китае). Т. 1–2. Пекин, 1986.
47.	Мао Ши чжэн-и («Книга песен и гимнов [в версии] Мао [Хэна]» с [комментарием-]тол­кованием [их] истинного смысла) // Шисань цзин чжу-шу («Тринадцать канонических книг» с комментариями). Т. 5–10. Пекин–Шанхай, 1957.
48.	Наньцзин боуюань (Нанкинский музей). Цзянсу вэньу каогу гунцзо саньши нянь (Тридцать лет работ в области археологии, охраны и изучения памятников материальной культуры) // Вэньу бяньцзи вэньюаньхуэй (Редакционная коллегия публикаций, посвящённых памятникам материальной культуры) // Вэньу каогу гунцзо саньши нянь (Тридцать лет работ в области охраны и изучения памятников материальной культуры и археологии). Пекин, 1979.
49.	Наньцзин боуюань (Нанкинский музей). Цзянсу Туншань Цювань гу ичжи фацзюэ (Раскопки древнего памятника на холме Цювань в уезде Туншань пров. Цзянсу) // Каогу, 1973, № 2.
50.	Наньцзин боуюань (Нанкинский музей): Инь Хуань-чжан, Чжан Чжэн-сян. 1959 нянь дун Сюйчжоу дицюй каогу дяоча (Археологическая разведка района Сюйчжоу зимой 1959 г.) // Каогу, 1960, № 3.
51.	Нисидзима Садао. Пер. Дун Кай-чэня. Чжунго гудай нунъе ды фачжань личэн (шан) (Ход развития древнего земледелия в Китае. Часть первая) // Нунъе каогу, 1981, № 1.
52.	Нисидзима Садао. Пер. Дун Кай-чэня. Чжунго гудай нунъе ды фачжань личэн (ся) (Ход развития древнего земледелия в Китае. Часть вторая) // Нунъе каогу, 1981, № 2.
53.	Няньбяо чжэнвэнь (Основной текст хронологических таблиц) // Чжунго цзюньши ши бяньсецзу (Авторский коллектив «Истории военного дела в Китае»): Фу Чжун-ся, Чжан Син, Тянь Чжао-линь и др. Чжунго цзюньши ши. Фу цзюань лидай чжаньчжэн няньбяо (шан) (История военного дела в Китае. Дополнительный раздел. Хронологическая таблица войн в разные эпохи. Часть первая). Пекин, 1985.
54.	Сан Жунь-шэн. Чанцзян лююй цзайпэй шуанцзидао ды лиши цзинъянь (Исторический опыт выращивания двухурожайного риса в бассейне Чанцзяна) // Нунъе каогу, 1982, № 2.
55.	Синь Чжунго ды каогу фасянь хэ яньцзю (Археологические открытия и исследования в Новом Китае) // Каогусюэ чжуанькань. Цзячжун дишици хао (Специальные археологические публикации. Первая серия. Т. 17). Пекин, 1984.
56.	Синь Чжунго ды каогу шоухо (Достижения археологии Нового Китая) // Каогусюэ чжуанькань. Цзячжун дилю хао (Специальные археологические публикации. Первая серия. Т. 6). Пекин, 1962.
57.	Сыма Цянь. Ши цзи (Записи историка). Т. 1–10. Пекин, 1982.
58.	Сюй Чжун-шу (гл. ред.). Цзягувэнь цзыдянь (Словарь знаков языка надписей на гадательных костях). Чэнду, 1998.
59.	Сюй Шэнь (сост.), Дуань Юй-цай (коммент.). Шо-вэнь цзе-цзы чжу («Словарь, письмена и знаки поясняющий» с комментарием). Шанхай, 1986.
60.	Тань Ци-сян (гл. ред.). Чжунго лиши диту цзи. Дии цэ. Юаньши шэхуэй, Ся, Шан, Си Чжоу, Чуньцю, Чжанъго шици (Атлас исторических карт Китая. Первый том. Периоды первобытного общества, Ся, Шан, Западного Чжоу, Чуньцю и Чжаньго). Шанхай. 1985.
61.	Фань Е. Хоу-Хань шу (История Поздней [династии] Хань). Т. 1–12. Пекин. 1982.
62.	Хань Чжун-минь. Мавандуй Хань му бошу гу диту (Древние карты на шелке, обнаруженные в могиле периода Хань в Мавандуе, Чанша) // Чжунго да байкэцюаньшу. Вэньу, боугуань (Большая китайская энциклопедия. Памятники материальной культуры и музейное дело). Пекин–Шанхай, 1993.
63.	Ханьюй да цзыдянь бяньцзи вэйюаньхуэй (Редакционная коллегия «Большого словаря иероглифов китайского языка»). Ханьюй да цзыдянь (Большой словарь иероглифов китайского языка). Т. 1–8. Чэнду, 1986–1990.
64.	Хуайнань-цзы. Гао Ю чжу (Трактат учителя [Лю Аня] из Хуайнани с комментарием Гао Ю) // Чжу-цзы цзи-чэн (Полное собрание [трактатов] всех [древнекитайских] философов). Т. 7. Пекин. 1956.
65.	Хуан Ци-сюй. Хуанхэ лююй синьшици шидай нунгэн вэньхуа чжун ды цзоу (Сельскохозяйственные культуры в неолитических земледельческих культурах бассейна Хуанхэ) // Нунъе каогу, 1982, № 2.
66.	Хэнань шэн вэньхуа цзюй вэньу гунцзо дуй (Отряд по охране и изучению памятников материальной культуры Хэнаньского провинциального управления культуры): Чжао Цин-юнь, Чжао Ши-ган, Лю Сяо-чунь, Чжан Цзин-ань. 1958 нянь чунь Хэнань Аньянши Дасыкунцунь Инь-дай муцзан фацзюэ цзянь бао (Краткий отчёт о раскопках, проведённых весной 1958 года на территории кладбища периода Инь в деревне Дасыкунцунь вблизи города Аньяна пров. Хэнань) // Каогу тунсюнь, 1958, № 10.
67.	Цзань Вэй-лянь. Чжэнши вого гудай ды у гу (Придадим должное значение пяти злакам, известным в нашей стране в древности) // Нунъе каогу, 1982, № 2.
68.	Цзянсу шэн вэнъу гуаньли вэйюаньхуэй (Цзянсуский провинциальный административный комитет по охране и изучению памятников материальной культуры). Цзянсу Даньтусянь Яньдуньшань чуту ды гудай тунци (Древние бронзовые изделия, обнаруженные в горах Яньдуньшань в уезде Даньтусянь пров. Цзянсу) // Вэнъу цанькао цзыляо, 1955, № 5.
69.	Цинтунци минвэнь шивэнь  (Пояснительные  тексты  инскрипций  на  бронзовых  изде­лиях).  Цзяоюйбу  жэньвэнь  шэхуэй  кэсюэ  чжундянь  яньцзю  цзиди,  Хуадун  шифань дасюэ Чжунго вэньцзы яньцзю юй инъин чжунсинь (Основной центр важнейших исследований в области гуманитарных и общественных наук Министерства образования и Центр  изучения  и  применения  китайской  письменности  Восточнокитайского  педагогического университета). Цзиньвэнь иньдэ. Инь-Шан Си Чжоу цзюань (Индекс инскрипций на бронзовых изделиях. Том, посвящённый династиям Шан-Инь и Западная Чжоу). Наньнин, 2001.
70.	Цинтунци минвэнь шивэнь иньдэ (Индекс к пояснительным текстам инскрипций на бронзовых изделиях) // Цзяоюйбу жэньвэнь шэхуэй кэсюэ чжундянь яньцзю цзиди, Хуадун шифань дасюэ Чжунго вэньцзы яньцзю юй инъюн чжунсинь (Основной центр важнейших исследований в области гуманитарных и общественных наук Министерства образования и Центр изучения и применения китайской письменности Восточнокитайского педагогического университета). Цзиньвэнь иньдэ. Инь-Шан Си Чжоу цзюань (Индекс инскрипций на бронзовых изделиях. Том, посвящённый династиям Шан-Инь и Западная Чжоу). Наньнин, 2001, с. 1–496.
71.	Цинтунци минвэнь шивэнь иньдэ цзяньцзы (Указатель иероглифов индекса к пояснительным текстам инскрипций на бронзовых изделиях) // Цзяоюйбу жэньвэнъ шэхуэй кэсюэ чжундянь яньцзю цзиди. Хуадун шифань дасюэ Чжунго вэньцзы яньцзю юй инъюн чжунсинь (Основной центр важнейших исследований в области гуманитарных и общественных наук Министерства образования и Центр изучения и применения китайской письменности Восточнокитайского педагогического университета). Цзиньвэнь иньдэ. Инь-Шан Си Чжоу цзюань (Индекс инскрипций на бронзовых изделиях. Том, посвящённый династиям Шан-Инь и Западная Чжоу). Наньнин, 2001, с. 1–82.
72.	Цы хай. 1979 нянь бань (Словарь «Море слов». Издание 1979 года). Т. 1–3. Шанхай, 1980.
73.	Чжао Чжи-цюань. Эрлитоу ичжи (Памятник Эрлитоу) // Чжунго да байкэцюанъшу. Каогусюэ (Большая китайская энциклопедия. Археологическая наука). Пекин–Шанхай, 1986.
74.	Чжао Чэн. Цзягувэнь цзяньмин цыдянь, Буцы фэньлэй дубэнь (Краткий словарь слов языка надписей на гадательных костях. Систематизированная хрестоматия гадательных надписей). Пекин, 1988.
75.	Чжоу ли Чжэн чжу («Установления династии Чжоу» с комментарием Чжэн [Сюаня]). Т. 1–6. [Б. м.], 1934.
76.	Чжун-вай лидай да ши няньбяо (Хронологическая таблица важнейших исторических событий в Китае и за рубежом) // Цыхай. Фулу (Словарь «Море слов». Приложение). Т. 2. Шанхай, 1937, с. 1–56.
77.	Чжунго кэсюэюань Каогу яньцзюсо Аньян гунцзо дуй (Аньянский рабочий отряд Института археологии АОН КНР): 1973 нянь Аньян Сяотунь наньди фацзюэ цзянь бао (Краткий отчёт о раскопках 1973 года в южном районе Сяотуни вблизи Аньяна) // Каогу, 1975, № 1.
78.	Чжунго шэхуэй кэсюэюань Каогу яньцзюсо Аньян гунцзо дуй (Аньянский рабочий отряд Института археологии АОН КНР): Аньян Угуаньцунь бэй ды ицзо Инь му (Иньская могила, обнаруженная к северу от деревни Угуаньцунь вблизи Аньяна) // Каогу, 1979, № 3.
79.	Чжунго шэхуэй кэсюэюань Каогу яньцзюсо Аньян гунцзо дуй (Аньянский рабочий отряд Института археологии АОН КНР): Чжэн Чжэнь-сян. Аньян Сяотуньцунь бэй ды лянцзо Инь-дай му (Две могилы периода Инь, обнаруженные к северу от деревни Сяотуньцунь вблизи Аньяна) // Каогу сюэбао, 1981, № 4.
80.	Чжунго шэхуэй кэсюэюань Каогу яньцзюсо Аньян гунцзо дуй (Аньянский рабочий отряд Института археологии АОН КНР): Чжэн Чжэнь-сян, Чэнь Чжи-да. Аньян Инь-сюй у хао му ды фацзюэ (Раскопки могилы № 5 на территории иньского городища вблизи Аньяна) // Каогу сюэбао, 1977, № 2.
81.	Чжунго шэхуэй кэсюэюань Каогу яньцзюсо Аньян гунцзо дуй (Аньянский рабочий отряд Института археологии АОН КНР): Ян Бао-чэн, Ян Си-чжан. 1969–1977 нянь Инь-сюй сицюй буцзан фацзюэ баогао (Отчёт о раскопках 1969–1977 годов кладбища в западном районе Инь-сюя) // Каогу сюэбао, 1979, № 1.
82.	Чжунго шэхуэй кэсюэюань Каогу яньцзюсо Аньян гунцзо дуй (Аньянский рабочий отряд Института археологии АОН КНР): Ян Си-чжан. Аньян Инь-сюй Саньцзячжуан дун ды фацзюэ (Раскопки к востоку от деревни Саньцзячжуан на территории Инь-сюя вблизи Аньяна) // Каогу. 1983, № 2.
83.	Чжунхуа Жэньминь Гунхэго фэнь-шэн дитуцзи. Ханыой пиньиньбань (Атлас карт провинций Китайской Народной Республики. Издание с записью китайских названий в транскрипции латинским шрифтом). Пекин, 1983.
84.	Чжэн Чжэнь-сян, Чэнь Чжи-да. Инь-сюй цинтунци ды фэньци юй няньдай (Периодизация и возраст шан-иньской бронзы) // Инь-сюй цинтунци (Бронзовые изделия, обнаруженные на территории Инь-сюя) // Каогусюэ чжуанькань. Ичжун диэрши сы хао (Специальные археологические публикации. Вторая серия. Т. 24). Пекин, 1985.
85.	Чунь цю Цзо чжуань чжэн-и (Летопись «Вёсны и осени» с «Хроникой господина Цзо [Цю-мина]» и [комментарием-]толкованием [их] истинного смысла) // Шисань цзин чжу-шу («Тринадцать канонических книг» с комментариями). Т. 27–32. Пекин–Шанхай, 1957.
86.	Чэн Чжан-синь, Чэн Жуй-сю. Гу тунци цзяньдин (Экспертиза древней бронзы). Пекин, 1993.
87.	Чэнь Гун-жоу. И-хоу Цзэ гуй (Сосуд И-хоу Цзэ гуй) // Чжунго да байкэцюаньшу. Каогусюэ (Большая китайская энциклопедия. Археологическая наука). Пекин–Шанхай, 1986.
88.	Чэнь Шоу. Сань-го чжи (Записи о трёх государствах). Т. 1–5. Пекин, 1982.
89.	Шан шу чжэн-и («Записи о прошлом» с [комментарием-]толкованием [их] истинного смысла) // Шисань цзин чжу-шу («Тринадцать канонических книг» с комментариями). Т. 3–4. Пекин–Шанхай, 1957.
90.	Эр я чжу-шу («[Словарь] изысканных синонимов в канонических книгах» с комментариями) // Шисань цзин чжу-шу («Тринадцать канонических книг» с комментариями). Т. 38. Пекин–Шанхай, 1957.
91.	Юй Вэй-чао. Туншань Цювань Шан-дай шэ сы ицзи ды туйдин (Заключение относительно остатков жертвенника божеству Земли периода Инь, обнаруженных на холме Цювань в уезде Туншань пров. Цзянсу) // Каогу, 1973, № 5.
92.	Ян Си-чжан, Ян Бао-чэн. Инь-дай цинтун лиши ды фэньци юй цзухэ (Периодизация и комплексы шан-иньской ритуальной бронзы) // Инь-сюй цинтунци (Бронзовые изделия, обнаруженные на территории Инь-сюя) // Каогусюэ чжуанькань, Ичжун диэрши сы хао (Специальные археологические публикации. Вторая серия. Т. 24). Пекин, 1985.
93.	Янь Вэнь-мин. Чжунго даоцзо нунъе ды циюань (Истоки рисового земледелия в Китае) // Нунъе каогу, 1982, № 2.
94.	China Handbook Editorial Committee. Geography // China Handbook Series. Trnsl. by Liang Liangxing. Beijing, 1983.
95.	Chou King. Texte chinois avec une double traduction en français et en latin, des annotations et un vocabulaire. Par S. Couvreur S. J. Sien Hsien, 1934.
96.	Le Tcheou-li ou Rites des Tcheou. Traduit par É. Biot. Тоmе I–III. Paris, 1851. Reprinted in China. 1939.
97.	The Anyang Archaeological Team, IA, CASS. Excavation of the Yin Tombs in the Western Section of Yin-hsü, 1969–1977 // Kaogu Xuebao (Acta Archaeologia Sinica), 1979, N°1.
98.	The Anyang Archaeological Team, IA, CASS. The Two Tombs of the Yin Dynasty Excavated in the North of the Xiaotun Village in Anyang County // Kaogu Xuebao (Acta Archaeologia Sinica), 1981, № 4.
99.	The Anyang Archaeological Team of the Institute of Archaeology, Chinese Academy of Social Science. Excavation of Tomb №°5 at Yin-hsu in Anyang // Kaogu Xuebao (Acta Archaeologia Sinica), 1977, № 2.
100.	The Chinese Classics: With a Translation, Critical and Exegetical Notes, Prolegomena, and Copious Indexes. By J. Legge. Vol. III. Parts 1/111–11/IV. Hongkong–London, 1865. Reprinted in China. 1939.
101.	The Chinese Classics: With a Translation, Critical and Exegetical Notes, Prolegomena, and Copious Indexes. By J. Legge. Vol. V. Parts I/VII–II/VIII. Hongkong–London, 1872. Reprinted in China. 1939.
102.	The She-King With a Translation, Critical and Exegetical Notes, Prolegomena, and Copious Indexes. By J. Legge. Parts 1–11. London, [S. A.]. Reprinted in China. 1940.
103.	Wang Yü-hsin, Chang Yung-shan, Yang Sheng-nan. Notes on Fu Hao, Owner of Tomb № 5 at Yin-hsü // Kaogu Xuebao (Acta Archaeologia Sinica), 1977, № 2.
104.	Yang Xizhang, Yang Baocheng. The Periodization of Yin Bronze Vessels and the Formation of Vessels into Set (Synopsis) // Инь-сюй цинтунци (Бронзовые изделия, обнаруженные на территории Инь-сюя) // Каогусюэ чжуанькань. Ичжун диэрши сы хао (Специальные археологические публикации. Вторая серия. Т. 24). Пекин, 1985, с. 101–102.
105.	Zheng Zhenxiang, Chen Zhida. Periodization and Dates of Bronze Vessels From Yin Xü (Synopsis) // Инь-сюй цинтунци (Бронзовые изделия, обнаруженные на территории Инь-сюя) // Каогусюэ чжуанькань. Ичжун диэрши сы хао (Специальные археологические публикации. Вторая серия. Т. 24). Пекин, 1985, с. 76–77.

---

1. ↑ В 1981 г. в КНР стал выходить специализированный журнал «Нунъе каогу (официальный перевод: „Agricultural Archaeology“)», посвящённый изучению различных аспектов китайского земледелия в древности и средневековье, причём на основе не только археологических находок, как можно бы судить по его названию, но и письменных памятников. С самого начала в нём стали публиковать также работы иностранных учёных, например, если ограничиться интересующей нас темой, японского специалиста, ныне покойного, а раньше являвшегося директором Тōё бунка кэнкюдзё (Института восточных культур) Токийского университета, Нисидзимы Садао (см. [51; 52]; см. также [28; 29; 67; 65; 54; 93]).
2. ↑ Здесь и ниже цифра в круглых скобках означает день шестидесятеричного цикла, в данном случае пятьдесят первый.
3. ↑ Фу-дин — один из шан-иньских ванов, однако неизвестно, какой именно, ибо было по меньшей мере семь правителей, в состав имени которых входил циклический знак дин (генеалогическую таблицу дома Шан-Инь см., например, [14, с. 708–709]). Принимая во внимание время, к которому относятся гадательные надписи (см., например, [6, с. 43, 45]), можно предположить, что речь идёт об одном из трёх Динов династийного периода: У-дине (1324–1266 или 1238–1180 гг. до н. э.), Кан-дине (1219–1199 или ок. 1130 гг. до н. э.) или Вэнь-дине (1194–1192 или 1094–1084 гг. до н. э.) (см. [6, с. 43, № 36/23, 40/27, 42/29; 10, с. 127]).
4. ↑ Да-цзя и Цзу-и — имена шан-иньских династийных ванов, которые царствовали соответственно в 1753–1721 и 1525–1507 гг. до н. э. (см. [6, с. 43, № 18/5 и 27/14]).
5. ↑ Ван-хай — один из так называемых сянь гунов 先公, т. е. легендарных предков дома Шан-Инь, весьма почитаемый своими потомками. Иногда его отождествляют с Се — родоначальником племени шан-инь, но более распространённая версия, что это Чжэнь, последний из названных сянь гунов (см. [74, с. 7–8; 72, т. 2, с. 2731; 6, с. 43, № 1, 7]).
6. ↑ Цзу-дин (1465–1434 гг. до н. э.) — один из правителей исторического династийного периода. Именем Фу-цзя обозначали нескольких человек; здесь предположительно речь идёт о Ян-цзя (1408–1402 гг. до н. э.), сыне Цзу-дина (см. [6, с. 43, № 30/17 и 32/19]).
7. ↑ Шацю — местность на юге пров. Хэбэй, приблизительно в 150 км к юго-востоку от её административного центра Шицзячжуана, к северу от городов Пинсян и Гуанцзун (см. [83, с. 4, F 3]). Она вошла в историю Китая не только как место непристойного поведения Ди-синя, но и как арена известных событий. Здесь в 294 г. до н. э. в результате внутренних распрей умер от голода чжаоский правитель Улин-ван (на престоле в 325–299 гг. до н. э.), а в 210 г. до н. э. скончался от болезни объединитель Китая Цинь Ши-хуанди (259–210 гг. до н. э.) (см. [57, т. 6, цз. 43, с. 1815, т. 1, цз. 6, с. 264; 19, с. 66–69; 17, с. 85–86]). В этом же районе в 184 г. один из организаторов и вождей восстания жёлтых повязок Чжан Цзюэ (?–184) одержал победу над восточноханьским полководцем Лу Чжи (?–192) (см. [61, т. 8, цз. 64, с. 2113–2121, особенно 2118; 88, т. 3, цз. 22, с. 650–651, текст и примеч.; 72, т. 2, с. 2481, т. I, с. 410]).
8. ↑ В надписях времён У-и и Вэнь-дина (1198–1192 или 1129–1084 гг. до н. э.; IV период гадательных костей, тогда как цзягувэнь У-дина представляют I период; см. [10, с. 127]) встречаются упоминания о ещё одной Фу-хао, но это другая личность, не имеющая отношения к могиле № 5 (см. [26, с. 21; 58, цз. 12, с. 1312–1313; 74, с. 47–48]). Тем не менее среди части китайских учёных возникли путаницы и споры, но поскольку они уже рассмотрены в нашей литературе (см. [3]), мы ими здесь заниматься не будем.
9. ↑ Проблема периодизации всего древнекитайского бронзолитейного дела вкратце изложена в [4, с. 121–123].
10. ↑ Деревня Саньцзячжуан находится на северной окраине Инь-сюя и является, в определённом смысле, новым местом находок. В результате раскопок, проведённых летом 1980 г., там было расчищено восемь шан-иньских могил, получивших номера М1–М7, М11 (М8–М10 относятся к танскому времени). Отчёт об этих работах см. [82].
11. ↑ Словосочетание сицюй 西區 — «западный район, западный участок» [2, № 3142, 1259] — не является топонимом. Им обозначается место раскопок на территории Инь-сюя, которое китайские археологи выделяют географически, в отличие от других случаев, когда используются наименования близлежащих деревень. Нумерация могил довольно беспорядочная, поэтому обнаружить на плане, например, М613 нелегко. Она расположена на севере восточной части третьего участка кладбища. На нём в ходе работ, проводившихся с мая 1969 по май 1977 г., на пространстве почти в 300 тыс. кв. м было обнаружено 1003 шан-иньских могилы, пять ям с повозками и лошадьми (чэмакэн 車馬坑) и более 200 погребений времён от Чжаньго до Сун и Юань. Расчистке подверглись 939 шан-иньских и 200 позднейших захоронений и все чэмакэны (см. [81, с. 27–31; 97, с. 119]).
12. ↑ Сочетание мяопу 苗圃 означает «питомник, рассадник» [2, № 2842; 45, т. 9, с. 338], и не исключено, что именно так его и следует понимать. Однако на карте, помещённой в отчёте, им, в варианте Телумяопу (Телу Мяопу? 鐵路苗圃 — букв. «железнодорожный питомник», что, вероятно, должно означать «питомник, принадлежащий железной дороге», если, конечно, мяопу не имеет какого-то особого, местного, диалектального смысла), обозначено такое же место, как Сяотунь или Дасыкунцунь, т. е. деревня. Вероятно всё же, таким образом его и следует трактовать (см. [66, с. 51]).
13. ↑ В северной части Инь-сюя имеются две деревни, в состав названия которых входят знаки сыкун 司空: в центре её Дасыкунцунь, а чуть западнее — Сяосыкунцунь. Из сопоставления инвентарного номера с отчётом следует, что 58М51 лежит в районе Дасыкунцуни (см. [66, с. 51]).
14. ↑ Гу-гун Дань-фу — полулегендарная личность, которой традиция приписывает переезд в 1327 г. до н. э. в Ци (岐 или Цишань 岐山) и введение для своей вотчины наименования Чжоу. Вследствие этого Ци считается колыбелью племени Чжоу (см. [76, с. 4]).
15. ↑ В оригинале здесь стоит оборот чэнь цзай дин-вэй 辰才(在)丁未. Сколь он ни простой по форме, его перевод вызывает затруднения, связанные с иероглифом чэнь, означающим: «пятый циклический знак из двенадцати, знак Дракона, год Дракона, третий месяц (по лунному календарю), май (по солнечному), время от 7 до 9 часов утра, Весы, время, день, час, счастливая пора, небесные тела» [2, № 9669]. Мы столкнулись с ним раньше, при первых попытках перевода инскрипций, и там постарались разъяснить приведённое выражение (см. [4]), поэтому здесь возвращаться к нему не будем.
16. ↑ В надписи тут использован знак ту 圖 — «план, схема, карта, чертёж, график, изображение, рисунок, замысел» [2, № 3019]. Как понимать этот термин в данном случае? Изучал ли Кан-ван карту боевых действий, их план-рисунок (как были расставлены войска и т. п.) или же план-замысел (т. е. письменный документ)? Из истории китайской географии известно, что «настоящие» карты появились там только в период Чжаньго (см. [31, с. 38–40; 30, с. 129–133]), а одними из самых древних среди ныне существующих считаются две раннезападноханьские карты на шёлке, обнаруженные в 1973 г. в могиле № 3 в Мавандуе (Чанша, пров. Хунань; см. [62, с. 346]). Однако в то же время некоторые записи, например в столь древнем памятнике, как «Шан шу» (см. [89, т. 4, цз. 15, гл. 15, с. 539]), или более позднем — «Чжоу ли» (см. [75, т. 1, цз. 1, с. 15б]), позволяют думать, что всё-таки и ранее Чжаньго какие-то планы-чертежи местностей уже существовали. Думается, что И-хоу Цзэ-гуй может служить весомым, пусть и не решающим аргументом в пользу последнего предположения.
17. ↑ Данная часть фразы, где выступает всё тот же знак ту, о котором шла речь в предыдущем примечании, подтверждает высказанное там предположение о раннем появлении примитивных карт в Китае. Если во фразе «Кан-ван изучал план военного похода против Шан» ту можно было понимать двояко: как карту или как текст, описывающий этот поход, то здесь такой вариантности нет: «план восточных стран» может означать только перенесённый на шёлк или бамбуковые дощечки рисунок местности, иначе говоря — какой-то вид карты.
    Внимание Кан-вана к восточным странам можно объяснить либо событиями вокруг удела И, которых касается дальнейшая часть инскрипции, либо общей обстановкой в государстве Чжоу. Дело в том, что в правление его отца Чэн-вана на востоке тогдашнего Китая происходили процессы, важные для его судеб. Речь идёт о событиях, которые Сыма Цянем описаны в следующих словах: «[Так как] Чэн-ван был ещё мал, а [дом] Чжоу только что утвердился в Поднебесной, Чжоу-гун боялся, что владетельные князья взбунтуются, и взял управление государством на себя. Гуань-шу, Цай-шу и другие младшие братья [У-вана], подозревая Чжоу-гуна [в стремлении захватить власть], совместно с У-гэном (У-гэн — сын последнего правителя династии Шан-Инь Чжоу-синя, которому У-ван после разгрома этой державы пожаловал часть бывших шан-иньских земель, чтобы тот мог продолжать приносить жертвы духам своих предков; см. [57, т. I, цз. 3, с. 108].— С.К.) подняли   мятеж против Чжоу (произошло это, по-видимому, в год вступления Чэн-вана на престол, т. е. по традиционной хронологии в 1115 г. до н. э.; главным зачинщиком являлся У-гэн, а в качестве его сторонников кроме названных выше чжоуских аристократов выступили 17 бывших союзников Шан-Инь — уделы Сюй, Янь, Богу и др., находившиеся как раз в восточных районах Китая; см. [53, с. 16, 17].— С.К.). Чжоу-гун, заручившись повелением Чэн-вана, пошёл походом [на восставших], [он] казнил У-гэна и Гуань-шу и сослал Цай-шу. Вэйский княжич Кай был поставлен править [землями] Сун (данное княжество располагалось на территории восточной Хэнани и прилегающих к ней районов Шаньдуна, Цзянсу и Аньхоя; см. [72, т. 2, с. 2303].— С.К.) вместо иньского потомка У-гэна» (см. [57, т. I, цз. 4, с. 132], цит. по [16, с. 190]; ср. также [57, т. 5, цз. 35, с. 1565; 18, с. 93–94]). При Кан-ване ситуация на восточных землях оставалась неспокойной и являлась предметом его тревог, о чём свидетельствуют следующие слова «Шан шу»: «[Кан-]ван утром вышел из Цзунчжоу и прибыл в Фэн (Цзунчжоу, иначе Хаоцзин, и Фэн — это две западно­чжоуские столицы, лежавшие буквально рядом друг с другом на юге современной пров. Шэньси, к западу от её административного центра Сиани; см. [60, с. 15–18.— С.К.)... [Он] приказал Би-гуну (Би — удел, находившийся к северо-западу от Сиани, которым владели отпрыски дома Чжоу; см. [63, т. 4, с. 2536].— С.К.) навести порядок и защищать восточные окраины столицы (в оригинале: дунцзяо 東郊 — определение земель к востоку от Лои, где проживали покорённые шан-иньцы; см. [89, т. 4, цз. 18, гл. 23, с. 655; 60, с. 17–18].— С.К.) [89, т. 4, цз. 19, гл. 26, с. 696].
    Второй проблемой, беспокоившей Кан-вана, являлась как раз восточная столица Лои, иначе именовавшаяся также Чэнчжоу. Возведение этого города было предпринято для того, чтобы превратить его в центр управления восточными землями, а главное — в надёжную базу и инструмент присмотра за разбитыми, но пока ещё опасными шан-иньцами (см. [89, т. 4, цз. 15, гл. 15, с. 537–555, 560–565]). И хотя его строительство формально было завершено в 1102 г. до н. э. (см. [76, с. 4]), Лои продолжал оставаться объектом заботы монарха. Поэтому выражение инскрипции «изучать план восточных стран» вполне могло охватывать и Лои и даже только один этот город.
18. ↑ Местонахождение И неизвестно, во всяком случае о нём не сообщает ни один из доступных нам китайских словарей. Однако, судя по совокупности косвенных данных и, в частности, по тому, что выше было сказано о Цзэ и У, можно предположить, что оно располагалось юго-восточнее Лои. Данное обстоятельство тоже могло быть причиной внимания Кан-вана к картам восточных окраин.
    Словом «находясь» мы перевели знак вэй 位 — «помещаться, находиться, быть расположенным, занимать должность» [2, № 869].
19. ↑ Шэ 社 — «полевик, дух поля, открытый алтарь [духу земли], храм земли (как символ государственности)» [2, № 250], «Шо-вэнь» поясняет, что это ди чжу 地主, букв. «хозяин Земли» [59, гл. Ιа, с. 8/15а-б], а «Цзо чжуань» добавляет интересную деталь: «У Гун-гуна (мифический персонаж, будто бы живший в ΙΙΙ тысячелетии до н. э.; см. [72, т. 2, с. 83]) был сын по имени Гоу-лун, [который] стал Хоу-ту (后土 — дух Земли; см. [72, т. 3, с. 141]). [Затем] Хоу-ту стал Шэ 社 — управляющим зерном н полями» [85, т. 32, цз. 53, с. 2153]. Для сравнения приведём интерпретацию Дж. Легга: «Kung-kung had a son called Kow-lung, who became the How-t’oo... How-t’oo was sacrificed to at altar of the land; at that of the Spirit of the grain, the director of Agriculture» [101, раrt II/VIII, c. 731].
    Культ шэ появился очень рано, о чём свидетельствуют надписи на гадательных костях, где, кстати сказать, первоначальный знак имеет форму земляного холмика (он её сохраняет и в надписях на бронзовых изделиях), т. е. алтаря, у которого или на котором приносили жертвоприношения. Иногда по бокам графемы добавляли две или четыре чёрточки, которые интерпретируются как капли крови (вина?), падающие на алтарь (см. [58, цз. 1, с. 26, цз. 13, с. 1453–1455; 74, с. 14, 194; 39, с. 881–882, 16]). Имеются и соответствующие археологические находки (см., например [50, с. 27–28; 49, с. 71, 76–79; 91; 27; 10, с. 113–120]).
    Из приведённых материалов следует, что алтарь шэ располагался, скорее всего, на открытом воздухе, однако в то же время иероглиф 入 жу — «входить [в, на], въезжать [в, на], влезать, проникать» [2, № 10921], использованный в инскрипции в выражении 入社 жу шэ, позволяет предполагать, что речь может идти о вхождении внутрь строения. Не исключено, что иский шэ, особенно если это был земляной холм, находился в каком-то помещении для предохранения его от размывания дождевой водой — годовое количество осадков в бассейне Чан­цзяна достигает ныне 1000–1200 мм, а в прибрежных районах даже 1600 мм (см. [94. с. 81]). В шан-иньское время оно, скорее всего, было ещё выше, ибо климат был теплее.
20. ↑ Юй — первоначальный удел Цзэ. В письменных источниках отмечено наличие двух Юй: в Шаньси и Хэнани (см. [63, т. 4, с. 2827; 45, т. 8, с. 847]), однако неизвестно, было ли владение Цзэ одним из них или же, что вероятнее, это ещё одно Юй, зафиксированное только в данной инскрипции.
21. ↑ Стоящий здесь знак 繇, всего несколько раз встречающийся в инскрипциях (см. [39, с. 856; 70, с. 353]), имеет три чтения, соответственно означающие: яо — «принудительный труд», ю — «путь, учение», чжоу — «гадательный жребий» [2, № 14411]. Ни одно из приведённых значений для рассматриваемого текста не подходит по смыслу. В других инскрипциях на этом месте нередко стоит собственное имя человека, к которому обращается ван. Например, на Лу-бо Дун-гуе мы читаем: «Ван так сказал: „Лу-бо Дун. Начиная...“» или на Ху дине: «Ван так сказал: „Ху! Приказываю тебе...“» [69, с. 323, № 5039, с. 254, № 4025; 8. с. 544, 545]. В первой из них после имени стоит тоже рассматриваемый знак, который мог там иметь значение «некогда», а в сочетании с последующим цзы 自 — «начиная с». Однако в новых публикациях он выделяется в отдельную фразу, состоящую из него одного. В таком случае интерпретация «некогда, начиная с» не может быть применена по формально-грамматическим причинам. Яо не является также именем И-хоу, ибо им было Цзэ. По-видимому, яо — начальная частица — призвана обратить внимание адресата обращения на говорящего, что-то вроде «эй!» или «послушай».
22. ↑ В оригинале после знака цы 賜 — «жаловать, удостаивать, даровать, давать, оказывать милость» [2, № 7463] — находится недешифрованная графема, которую китайские учёные предлагают читать доучжуачжоу [71, с. 45], поскольку она состоит из доу 豆 — «бобы», чжао или чжуа 爪 — «коготь, лапа» и чжоу 帚 — «веник» [2, № 885, 8385, 6529]. В других инскрипциях в такой позиции стоит либо местоимение жу 汝 — «тебе», либо прилагательное, уточняющее, о каком жертвенном вине идёт речь, например цзюй 秬 — «чёрное просо» [2, № 15334, 1348]. Учитывая наличие в рассматриваемом знаке, который, кстати сказать, имеется только в переводимой инскрипции (см. [71, с. 18; 70, с. 73]), элемента доу — «бобы», можно предположить, что в нём кроется смысл иероглифа в целом, и фраза звучит так: «Дарую [тебе] кувшин жертвенного вина [из такой-то разновидности] бобовых!»
23. ↑ После знаков цзань и 瓚一, означающих соответственно «ковш из нефрита и камня (для возлияний жертвенного вина)», «один» [2, № 13987, I], имеется пропуск в один знак. Сравнение с другими инскрипциями подсказывает, что здесь, возможно, стоял иероглиф, означавший «дарую», так как контекст делает маловероятным другое допущение.
24. ↑ Словом «красный» передан простой знак, состоящий из двух элементов: ши 矢 — «стрела» и шань или сянь 彡 — «длинная шерсть» [2, № 8677, 6846], которого нет в современных словарях. Сравнительное изучение разных инскрипций (см. [70, с. 268, 294]) позволяет предположить, что его допустимо отождествить с несколько похожим иероглифом тун 彤 — «ярко-красный, багряный» [2, № 6859]. Такое предположение можно считать обоснованным, ибо оно подкрепляется наличием в древнекитайских источниках пассажей, весьма схожих с переводимой инскрипцией. Так, например, в «Шан шу» случай наградного одарения цзиньского Вэнь-хоу (781–746 гг. до н. э.) чжоуским Пин-ваном (770–720 гг. до н. э.) описывается в следующих словах: «Ван сказал: „Отец И-хэ! (родоначальник рода Цзинь был сыном чжоуского У-вана, отсюда почтительно-родственное обращение Пин-вана к Вэнь-хоу; см. [57, т. 5, цз. 39, с. 1635, 1637–1638].— С. К.). Вернись [домой], огляди твои войска и успокой твой удел. Я дарую тебе в награду кувшин жертвенного вина из чёрного проса (см. примеч. 22), красный лук (тун гун 彤弓) один, красных стрел (тун ши 彤矢) сто“» [89, т. 4, цз. 20, гл. 30, с. 745]. Сходство поразительное, почти абсолютное, с разницей лишь в один иероглиф: цзюй — чёрное просо здесь и неизвестный знак на И-хоу Цзэ гуе. Очевидно, что искомая форма и есть тун.
25. ↑ Словом «чёрный» мы перевели знак люй 旅 — «бригада, путешественник, младшие сыновья, расставлять, приносить жертву» [2, № 9722]. Из приведённых значений по смыслу могло бы подойти последнее — «жертвенный [лук]», но и оно показалось бы странным. Мы предположили, что люй соответствует здесь похожему знаку лу 玈 — «чёрный» [2, № 9723], что тоже подтверждается письменными источниками. В процитированном выше пассаже из «Шан шу» сразу после слов «...красных стрел» идут выражения «чёрный лук один, чёрных стрел сто», где слово «чёрный» обозначено иероглифом лу 盧 — «чёрный, чёрный зрачок, чёрная гончая собака» [2, № 1049; 89, т. 4, цз. 20, гл. 30, с. 745]. Это означает, что в обычае было дарить совместно красные и чёрные луки и стрелы.
    Интересный материал по данной проблеме имеется и в «Цзо чжуани». Там под 28‑м годом луского Си-гуна (659–627; 28‑й год — это 632 г. до н. э.) есть запись следующего содержания: «В день цзи-ю (46) ван (т. е. чжоуский Сян-ван, 651–619 гг. до н. э.— С.К.) совершил жертвоприношение сян 享 молодым сладким вином ли 醴, приказав цзиньскому хоу (речь идёт о Вэнь-гуне, 636–628 гг. до н. э.— С.К.) помогать [ему]. Ван приказал [трём сановникам]: Инь-ши, Ван Цзы-ху и нэйши 內史 Шу Син-фу — приготовить указ о назначении цзиньского хоу старшим среди чжухоу (Вэнь-гун становился гегемоном.— С. К.). [Ван] подарил ему (Вэнь-гуну.— С.К.) одежду для парадного экипажа, одежду для боевой колесницы, красный лук (тун гун 彤弓) один, красных стрел (тун ши 彤矢) сто, чёрный лук (лу гун 玈弓) и [чёрных] стрел тысячу, кувшин вина из чёрного проса и храбрецов (хубэнь 虎賁) триста человек» [85, т. 28, цз. 16, с. 645–646]. Налицо тождество нескольких лу, означающих «чёрный». К тому же в комментарии к приведённому пассажу знаки 玈 и 旅 косвенно отождествляются.
    Итак, на наш взгляд, совокупность данных, а их можно бы привести больше, позволяет с уверенностью считать правильным перевод, предложенный в основном тексте.
26. ↑ Цюань 甽 имеет словарные значения «оросительная канава, арык», а в форме 畎 ещё «русло горного потока» [2, № 4682, 8527]. Однако в «Хань шу» содержится информация о том, что «три цюаня — это один му», «цюанить» поля (т. е. нарезать их участками в ¹/₃ му) начал ещё в глубокой древности мифический Хоу-цзи, наделяя каждого взрослого мужчину (фу 夫) как раз тремястами цюаней (см. [22, т. 4, цз. 24а, с. 1138]). Такой же кусок земли, принадлежащий чжоускому вану, подучил, по-видимому, И-хоу Цзэ.
    В данной фразе имеется пропуск в один знак. С учётом грамматики языка инскрипций, в котором почти не было счётных слов, можно предположить, что на этом месте мог находиться ещё один цюань (甽), и тогда вся фраза звучала бы следующим образом: «Дарую [тебе]землю: кусков триста цюаней».
27. ↑ Данное предложение начинается с пробела, поэтому неизвестно, чего «сто двадцать» ван подарил гуну, но из контекста следует, что это, скорее всего, тоже была земля, например леса, пастбища и т. п. Цифра «сто двадцать» записывалась таким образом: 百又二十 бай ю эрши — «сто и ещё двадцать». При полном указании количества выражение «и ещё» можно пропустить как ненужное, однако ниже будут случаи, когда первая цифра отсутствует, и тогда нам приходится использовать его, ибо иначе смысл фразы будет искажён. Например, в предложении: «Дарую тебе моих людей, находящихся в И... и ещё семь семей» при элизии «и ещё» получится, что И-хоу Цзэ дали просто «семь семей», тогда как на самом деле их было больше, хотя бы семнадцать (一)十又七姓 «десять и ещё семь семей», а возможно, и значительно больше, скажем 27, 37, и т. д.
28. ↑ Здесь повторяется ситуация, описанная в предыдущем примечании. В оригинале инскрипций все выражения, следующие за двоеточием, т. е. за словами «Дарую [тебе] землю», начинаются со знака 氒, которого нет в БКРС (его не следует путать с (см. Приложение 1), тождественным цзу [2, № 3760, 3778]). Для полного филологического анализа здесь нет места, поэтому отметим лишь, что он отождествляется с ци 其в его местоименном значении «его, их» [2, № 13726], и в китайском тексте это хорошо понимается, но передаче на русский не поддаётся, выразительной семантической нагрузки знак не несёт, поэтому мы пропускаем его в переводе.
29. ↑ В оригинале: ван жэнь 王人, т. е. людей вана, людей, принадлежащих чжоускому правителю, которые вместе с ним прибыли в И.
30. ↑ Чжэн — удел, которым владели сородичи чжоуского дома. Первоначально он находился на территории совр. пров. Шаньси, но затем, после переноса чжоуской столицы на восток в Лои, оказался в центре Хэнани. Его история описана в «Ши цзи» (см. [57, т. 5, цз. 42, с. 1757–1777; 19, с. 28–43], см. также [60, с. 17–25; 83, с. 25, 18]).
    Бо 伯 — третий, после гуна и хоу, титул знатности. Если при переводе китайских текстов эти термины передаются европейскими наименованиями, то гуну соответствует герцог, хоу — маркиз, а бо — граф (см. [2, № 2664, 8697, 15041]). Из факта их дарения можно заключить, что чжэнские бо были пленниками чжоуского вана или кого-нибудь из его союзников, в чём нет ничего необычного, ибо войны являлись в древнем Китае, как, впрочем, и в других уголках планеты, обычным делом.
31. ↑ Из-за пробела перевод этой фразы имеет несколько приблизительный характер. Шао (召=邵) было небольшим уделом, находившимся в период Западной династии Чжоу в районе уезда Цишаньсянь пров. Шэньси, позже перемещённым на территорию уезда Юаньцюйсянь пров. Шаньси (см. [63, т. I, с. 574; 60, с. 17–18; 83, с. 25, с. 5]). В «Ши цзине» в разделе «Го фэн» имеется глава «Шао нань» (召南) — «Песни царства Шао и стран, лежащих к югу от него», в которой, особенно в комментариях к ней, можно найти некоторые сведения об этом уделе (см. [47, т. 5, цз. 1, с. 108–174, прежде всего с. 131; 20, с. 21–34; 102, Part I, с. 20–37, коммент. на с. 20–21, 26]), однако невозможно определить, в какой мере они относятся к переводимой инскрипции, да и вообще трактовку шао здесь следует считать всего лишь правдоподобной.
     Знак фу 夫означает: «муж, супруг, мужчина, работник, ремесленник» [2, № 8722], но здесь он служит счётным словом для людей из Шао, подаренных Цзэ. Их количество равнялось не менее ста пятидесяти, ибо перед выражением «и ещё пятьдесят фу» могла стоять только цифра более высокого разряда, т. е. сотня или, что маловероятно, тысяча. В отличие от чжэнских бо — аристократов, это были простолюдины, скорее всего крестьяне или ремесленники или и те и другие вместе.
32. ↑ Здесь заканчивается речь Кан-вана.
    Последняя фраза очень интересна с точки зрения социальных отношений в древнем Китае. Из неё следует, что Цзэ, став И-хоу, т. е. владельцем удела И, не обрёл автоматически права собственности на его жителей — своих подданных. Этим правом он стал обладать, по‑видимому, только по отношению к тем шестистам с лишним человек, которых ему подарил чжоуский сюзерен. Факт их дарения попутно показывает, что сколь малым уделом ни было бы И, его население, скорее всего, превышало несколько тысяч человек. Если считать, что средний размер семьи равнялся 5 членам, то шестьсот с лишним фу уже даст цифру 3500–4000 человек. Причём для данного вопроса не имеет значения неясность: дарил ли Кан-ван лишь одних фу или, как мы полагаем, вместе с домочадцами, ибо в любом случае у этих фу имелись родственники.
    Кроме того, количество дарованных исцев, превышающее 606 человек, допускает мысль, что и шаосцев могло быть несколько сот.
33. ↑ Словами «почитаемый жертвенный сосуд» переданы два знака — цзунь и 尊彝, каждый из которых является и названием конкретного бронзового изделия, кстати — для вина, и одновременно имеет обобщающий, множественный смысл — «жертвенные сосуды, ритуальная утварь» [2, № 5352, 4649] (ср. примеч. 37), как это поясняют такие авторитетные словари, как «Эр я», вместе с комментарием крупного литератора и филолога Го Пу (276–324), и «Шо-вэнь» (см. [90, цз. 5, гл. 6, с. 183; 59, гл. 13а, с. 662/39а]; см. также [36, с. 35, 39; 37, с. 78–79, 80]). Однако в цзиньвэне 金文, где они встречаются довольно часто, эти два иероглифа являются словосочетанием, в котором и сохраняет исходное собирательное значение (ведь изготовлен был сосуд формы гуй, а не и), тогда как цзунь выступает в роли имени прилагательного-определения со значением «уважаемый, почитаемый, почтенный» [2, № 5352]. Исторически интересную иллюстрацию такого смыслового использования этого иероглифа можно найти, например, в «Цзо чжуани», где, в частности, в описании 13‑го года (529 г. до н. э.) правления луского Чжао-гуна (541–510 гг. до н. э.) говорится: «В древности Сын Неба, распределяя дань по порядку, [определял её] размеры в согласии с рангом [страны, её вносившей: чем] почтеннее (цзунь) [была страна, тем] тяжелее [дань]. Таков был порядок (чжи 制) при Чжоу» [85, т. 31, цз. 46, с. 1888]. На этих основаниях и построен наш перевод.
34. ↑ Знаки доу 豆 и лу 彔 [2, № 885, 9502] раздельно встречаются на бронзе соответственно девять и восемнадцать раз (см. [70, с. 73, 190]), в качестве топонимов или антропонимов, а доу ещё как название сосуда (см. [37, с. 76]), вместе же они выступают лишь один раз, в переводимой инскрипции. Принимая во внимание эти данные, мы и предположили, что здесь они тоже означают названия двух местностей, но считать такое толкование бесспорным, по нашему же мнению, не следует. Какие территории они означали и где они находились, нам неизвестно, однако материалы цзягувэнь привносят тут некоторые интересные дополнения. Доу и в них является топонимом, лу же, оставаясь им, в то же время имеет смысл лу 麓 — «подножие горы, склон, покрытый лесом» [2, № 11915], будучи местом охоты шан-иньских ванов. Кроме того, оно выступало в сочетании с определениями, например Дун Лу — Восточное Лу, Бэй Лу — Северное Лу, Да Лу — Большое Лу и т. п. (см. [58, цз. 5, с. 519, цз. 7, с. 774–775; 74, с. 222, 194]). Не исключено, что Доу Лу следует понимать как Доуское Лу или подножие горы Доу; в любом же случае гадательные надписи делают более понятным, почему ван привёл диких зверей именно из (возможные варианты фонетической записи): Доу и Лу, Доулу, Доу лу (подножия горы Доу).
35. ↑ Отточие замещает неотождествляемый знак, но контекст подсказывает, что он мог означать «подарил».
36. ↑ Раковины, особенно раковины каури (фарфоровые улитки, Cypraeacowrie), привозились в Шан-Инь из южных морей. К тому же они отличались прочностью, красотой формы и расцветки, поэтому высоко котировались в тогдашнем Китае и использовались в качестве популярных и ценимых подарков, украшений и, возможно, платёжного средства. Они соединялись в связки, именуемые пэн 朋 (см. [74, с. 257; 68, цз. 6, с. 701–702; 2, № 5875; 63, т. 3, с. 2050–2051]), и именно в таком виде становились объектом дарения, как в рассматриваемом случае, причём количество «пять связок» встречается в надписях довольно часто. Дарение связок раковин как проявление расположения правителя к дарополучателю стало в шан-иньское время своего рода государственным институтом, поэтому их изучением занялись видные современные учёные, такие, как Ван Го-вэй (1877–1927) и Го Мо-жо (1892–1978) (см. [24, т. I, цз. 3, с. 160–163; 34, т. I, цз. 1, гл. 10, с. 1–4б]).
    Что касается количества раковин в связке, то в древних источниках чаще всего называется цифра пять (см., например [47, т. 7, цз. 10, с. 859; 64, цз. 12, с. 202; 35, цз. 2, гл. 17, с. 50]), Ван Го-вэй говорит о десяти (см. [24, т. I, цз. 3, с. 163]), Го Мо-жо с ним согласен, но только для позднего этапа, после того как раковины стали играть роль денег, т. е. для рубежа Шан-Инь и Чжоу, а до этого, когда их носили на шее в качестве ожерелья, их могло быть разное число, начиная с двух (см. [34, т. Ι, цз. 1, гл. 10, с. 1-4б]).
37. ↑ В инскрипциях после слова «изготовил» идёт название сосуда, нередко с каким-нибудь определением, вроде «драгоценный», как здесь. Однако рассматриваемый текст завершается иероглифом, отсутствующим в БКРС и состоящим из двух знаков: наверху цзян 將 — «полководец», являющийся фонетиком, внизу дин 鼎 — «треножник» [2, № 5392, 4716], который определяет понятийный класс лигатуры. И по логике, и филологически, и по данным инскрипций на бронзе это должно быть либо названием какого-то сосуда — разновидности ю, либо общим термином, как и или цзунь, рассмотренным в примеч. 33. Такой вывод следует и из тех 73 случаев, когда он появляется на бронзе, иногда, правда, как кажется, также в качестве имени собственного (см. [70, с. 156]). Между тем современные китайские словари, приводя для него чтение шан, поясняют его смысл, используя знак чжу 煮 — «варить, кипятить, выпаривать, вываривать соль из воды» [2, № 14906], и лишь в одном из них шан косвенно сопоставлен с гуй (см. [63, т. 7, с. 4741; 45, т. 12, с. 1321–1322; 36, с. 24–25]). Видимо, это и есть рациональное толкование названия шан, и концовка перевода должна звучать так: «...изготовил драгоценный сосуд шан».
    Стоит добавить, что шан встречается и в надписях на гадательных костях, но там он имеет другое значение — название жертвоприношения, в котором кроется смысл: вносить дин, наполненный мясом для совершения данного обряда, преподносить (см. [58, цз. 7, с. 772–773; 74, с. 244]).
38. ↑ Устоявшийся термин фандин 方鼎 означает «квадратный/прямоугольный дин» [2, № 7145, 4716] в отличие от обычных, круглых.
39. ↑ У нас нет никаких сведений о Сюнцы.
40. ↑ Здесь и также выступает в своём собирательном значении; ср. примеч. 33.
41. ↑ В опубликованной выше статье «Проблемы питания и культа в чжоуском Китае», мы затронули проблему технологии хранения продуктов и указали, что «важнейшим средством было использование льда, охлаждающее и, следовательно, консервирующее действие которого было уже известно древним китайцам». Для подкрепления этого высказывания был приведён фрагмент «Чжоу ли», касающийся деятельности линжэней (букв. «ледяных людей»; см. [2, № 10785]) — чиновников в ранге сяши 下士, ведавших заготовкой, хранением и выдачей льда для потребностей чжоуского двора. Среди прочего там сказано: «Ежегодно в 12-й луне [они] приказывали [своим подчинённым] рубить лёд, [чтобы заполнить им] три холодильни» [12, с. 53; 75, т. 1, цз. 1, с. 4а, цз. 2, с. 6а–6б]. Как видно, текст «Чжоу ли» перекликается с песней «Ши цзина», хотя по вполне понятным причинам между ними имеются отличия.
42. ↑ В латинском варианте труда С. Куврера заглавия не переводятся.
43. ↑ Э. Био в переводе и в наименовании чиновников и в тексте не сохраняет единообразия: он использует как единственное, так и множественное число. Например, здесь вместо «intendant des vins» и «il est chargé» должно было быть «intendants des vins» «Ils sont chargés» [96, т. I, с. 99].
    Сами цзючжэни были начальниками, и в их распоряжении имелся довольно внушительный штат подчинённых, которые выполняли конкретную работу, не охватывавшую, впрочем, самого основного — производства вина. Им, если верить «Чжоу ли», занимались евнухи-цзюжэни и женщины (см. [75, т. 1, цз. 1, с. Зб–4а]).
44. ↑ Словарные значения термина у цзи 五齊 см. [45, т. I, с. 386; 2, № 845].
45. ↑ Перевод этих простых с виду наименований сопряжён с определёнными трудностями, поскольку комментарии и словари дают различные толкования. Исходная проблема заключается в том, трактовать ли «четыре разновидности напитков» как ещё одну группу вин или же считать их жидкостями другой категории. Исходя из того факта, что о вине уже говорилось выше, но в то же время помня о соотнесении текста с цзючжэнями, мы предположили виноподобный характер большинства, если не всех, данных продуктов и на этом допущении построили наш перевод. Однако мы не уверены полностью в его правильности.
46. ↑ Из анализа текста источника вместе с пояснениями комментария нам не удалось выяснить, каким было общее количество наполнений чаш цзунь, ибо семантически и грамматически здесь возможны два варианта: либо чаши просто наполнялись три, два и один раз, либо же это были дополнительные наливания, следовательно, вино наливалось четырежды, трижды и дважды. Нам кажется более правдоподобным первый вариант: трижды, дважды и единожды.
    Сложность представляет также интерпретация понятий дацзи 大祭, чжунцзи 中祭, сяоцзи 小祭. Пояснения в квадратных скобках даны вслед за комментариями Чжэн Сюаня (Чжэн Кан-чэн, Хоу Чжэн, 127–200) и Чжэн Сынуна (Чжэн Чжун, Чжэн Чжун-ши, ?–83) (см. [75, т. 1, цз. 2, с. 4б]), однако есть и другие толкования, а кроме того, возникают вопросы даже внутри указанных комментариев. Например, термин усы 五祀, соотнесенный с малыми жертвоприношениями, означает также духов ворот, дверей, жилого помещения, очага и колодца (см. [43, т. 25, цз. 17, гл. 6, с. 819, текст и коммент.; 25, гл. 76, с. 250]). Возможны и другие варианты.
47. ↑ Здесь «кубок» выступает как мера, а не как сосуд.
48. ↑ Участники названных пиров имели право выпить столько вина, сколько каждому из них было нужно, чтобы опьянеть: и цзуй вэй ду 以醉為度 — «опьянение было мерой», поясняет комментарий (см. [75, т. 1, цз. 2, с. 5а]).
49. ↑ Нельзя однозначно определить, как следует понимать сочетание шици 書契 — «знаки, иероглифы, письменность, договор, контракт, обязательство» [2, № 2419]: имеется ли в виду наличие у цзючжэней списка престарелых чиновников, по которому выдавалось вино, или же последние предъявляли им что-то вроде накладной на получение алкоголя.
50. ↑ Сяоцзаи, два человека в ранге чжундафу, были ближайшими помощниками-заместителями тайцзая (чжунцзая), высшего должностного лица Чжоуской державы, обладателя первого ранга — цин. Их обязанности подробно изложены в «Чжоу ли» [75, т. 1, цз. 1, с. 1б–2а, 7а–17а].
51. ↑ Нам кажется, что, может быть, последняя фраза находится не на своём месте — уместнее было бы поставить её между «...письменными документами» и «Затраты цзючжэней». О случаях повреждений и перестановок в тексте «Чжоу ли» нам уже приходилось писать (см., например, [9, с. 64–67, текст и примеч.]).
52. ↑ Комментарий поясняет, что рабынями (нюйну 女奴) были все эти женщины, но нюйцзю обладали познаниями в деле производства вина, тогда как си являлись людьми малообразованными, поэтому каждая нюйцзю возглавляла десяток си. Осуждёнными же они были за преступления своих мужей или родственников мужского пола (см. [75, т. 1, цз. 1, с. Зб–4а]).
53. ↑ Шифу — придворные дамы, выполнявшие одновременно определённые административно-чиновничьи функции: управление женскими палатами дворца, жертвоприношения, приём гостей и т. п. Их обязанности тоже описаны в «Чжоу ли» (см. [75, т. 1, цз. 1, с. 6а, цз. 2, с. 20б–21а, т. 3. цз. 5, с. 2б, 30а–30б]).
54. ↑ Цзюжэни преподносили названные разновидности вин цзючжэням, а те — уже гостям.
55. ↑ Цзюфу 酒府 — это два чиновника в штате цзючжэней. Они заведовали винными кладовыми (фу 府 означает здесь: «казённый склад, хранилище, надзиратель, смотритель кладовых» [2, № 5271], «gardes-magasins» у Э. Био [96, т. 1, с. 9]). К цифровым данным «Чжоу ли» во всех случаях нужно относиться скептически, однако сам факт наличия среди придворных слуг хранителей вина вряд ли может вызывать какие-либо сомнения. Кроме того, следует иметь в виду, что в «Чжоу ли» перечисление состава подчинённых того или иного чиновника, по-видимому, ограничивалось, если так можно выразиться, «штатными сотрудниками», пусть даже очень низкого ранга, без упоминания тех, кто отбывал повинность или выполнял самые элементарные работы: носильщиков, грузчиков, посыльных, извозчиков и т. п. Если в качестве примера взять цзюжэней, то можно усомниться, способны ли были женщины, пусть рабыни (но не каторжанки ведь!), выполнять такие тяжёлые виды работ, как очистка чанов для ферментации вина или погрузка, перевозка и разгрузка бронзовых сосудов с вином. Скорее всего, их выполняли мужчины, которые даже могли и не быть постоянными сотрудниками цзюжэней, а посылались к ним по мере необходимости.