|
Тематический раздел
|
Экономика Китая: до и после кризиса
Поверхностный взгляд на хозяйственную динамику КНР в 2008–2010 гг. наводит многих комментаторов на мысли, что стабильно и уверенно развивающийся Китай почти не испытал на себе негативного влияния мирового финансового кризиса, что он на глазах становится новым главным локомотивом мировой экономики и стремительно перераспределяет в свою пользу прежние сферы влияния развитых капиталистических стран. Между тем реальное положение вещей, как это обычно бывает, далеко отстоит от упрощенных оценок. В действительности на рубеже 2008–2009 гг. экономика КНР пережила трудности, беспрецедентные за весь период 30-летних реформ, и это лишний раз засвидетельствовало необходимость глубоких структурных изменений в китайской экономике, осуществления дальнейших преобразований, корректировки базовых механизмов экономического роста. На предыдущей конференции «Общество и государство в Китае» нами был представлен доклад, посвященный прохождению китайской экономикой пика кризиса. Речь шла о взаимодействии внутренних и внешних факторов, вызвавших резкое ухудшение макроэкономической ситуации в КНР. За прошедший год многие тенденции стали еще более отчетливыми, и это дает возможность сделать определенные обобщения, обрисовать контуры развития ситуации на перспективу. Китайская экономика на протяжении последних 30 лет действительно росла среднегодовым темпом, превышавшим 9%. Но экономический рост в КНР был подвержен колебаниям, позволяющим говорить о формировании в китайской переходной экономике особой модели делового цикла. Резкие ускорения прироста ВВП сопровождались скачками инфляции, и для обуздания «перегрева» экономики властям приходилось осуществлять политику по «связыванию» совокупного спроса фискальными, монетарными и административными инструментами. В результате экономический рост замедлялся, а инфляция снижалась. Но, в свою очередь, введенные рестрикции вызывали к жизни такие проблемы, как накопление запасов нереализованной продукции, высвобождение занятых и замедленное создание новых рабочих мест, нарастание «плохих долгов» в банковской системе. В совокупности эти явления «вялости спроса» подготавливали условия для ослабления финансовой политики и, соответственно, нового резкого ускорения экономического роста (см. [5; 6; 7]). Глубинные причины такой хозяйственной динамики коренятся в сложившейся институциональной структуре китайской экономики. Постепенность китайских реформ справедливо считается их достоинством, но надо иметь в виду и то, что она способствовала консервации определенного переходного состояния, которое само по себе способно порождать существенные макроэкономические проблемы. Непроясненность прав собственности, неразделенность финансов предприятий и государства, сохранение среды «мягких бюджетных ограничений» приводят к тому, что в экономике постоянно присутствует избыточный спрос на инвестиции. Гипертрофированный инвестиционный бум ведет к возникновению «перегрева», обуздать который невозможно без специальной противоциклической политики. К тому же со второй половины 1990-х годов модель китайского экономического цикла стала меняться. Накопление в ходе подъема первой половины 1990-х годов огромных избыточных производственных мощностей и нереализованных товарных запасов способствовало не просто замедлению экономического роста, а погружению экономики на несколько лет в состояние дефляции и общему ослаблению деловой активности. Выход из дефляции наметился только в 2002 г., именно с этого момента отсчитывается последний по времени экономический цикл, завершившийся в конце 2008 г. новым резким замедлением под воздействием глобального финансового кризиса (см. [9, с. 224–245; 10, с. 49–98]). Главным двигателем экономического роста в КНР, таким образом, традиционно выступает инвестиционный процесс, а он, в свою очередь, базируется на аномально высокой (до 50% ВВП) норме сбережения. Стимулы к сбережению в Китае связаны как с традиционными социокультурными особенностями страны и всего восточноазиатского региона, так и с «предохранительной мотивацией» – люди откладывают средства из-за неразвитости систем социального страхования, она становится все более ощутимой в условиях структурных сдвигов, сопровождающих модернизацию и реформы (увольнений с неэффективных предприятий, обезземеливания части крестьянства, «старения» населения и т.д.). Склонность к сбережению сильна также и в корпоративном и государственном секторах. Факторы, стимулирующие гипертрофированную инвестиционную активность предприятий, побуждают их направлять доходы не на пополнение фондов потребления, а на осуществление капиталовложений. Этому способствует и несовершенство механизмов корпоративного управления: даже прошедшие биржевой листинг акционерные общества, как правило, не распределяют прибыли в качестве дивидендов. Что же касается сбережений государства, то их увеличение было связано с тем, что новое ускорение экономического роста, начиная с 2002 г., позволило властям отказаться от антидефляционного дефицитного финансирования экономики, осуществлявшегося с конца 1990-х годов, и уделить больше внимания сбалансированности бюджета. Бюджетный дефицит, достигавший 3% ВВП в 2002 г., сменился положительным сальдо в 0,2% ВВП в 2007 г. (см. [19, 3.11.2007, с. 106]). Высокая норма сбережения обеспечивает инвестиционный процесс финансовыми ресурсами, но у нее есть и оборотная сторона – потребительский спрос расширяется сравнительно медленно, и потенциально емкий внутренний рынок страны на деле не является в должной мере опорой экономического роста. Эти обстоятельства с особой силой проявились в ходе экономического цикла 2002–2008 гг. Сам перелом циклической динамики, выход из дефляции, переход к новому оживлению экономики на этот раз были обусловлены не столько внутренними предпосылками, сколько влиянием внешнеэкономических факторов: активизацией экспортной экспансии после присоединения Китая к ВТО, резким усилением притока в страну спекулятивного капитала из-за рубежа в результате новых мер финансовой либерализации. Роль экспорта как еще одного, наряду с инвестициями, ключевого фактора экономического роста в Китае за последние годы резко возросла. Благодаря увеличению экспорта и притоку капитала происходило быстрое накопление валютных резервов, которое стало главным механизмом снабжения экономики ликвидностью. Денежная политика властей в таких условиях во многом утратила автономию и стала зависимой от внешнеэкономической сферы. Избыточная ликвидность привела к очередному «перегреву» экономики и скачку инфляции во второй половине 2007 г. Если в предыдущие годы власти пытались осуществлять финансовые рестрикции выборочно, то с конца 2007 г. они вынуждены были задействовать весь арсенал мер антиинфляционной политики: повышать процентные ставки и нормы обязательного резервирования, квотировать кредитную эмиссию банков, ускорить ревальвацию юаня, снижать нормы возмещения НДС экспортерам и т.д. Но если в предыдущие годы, в период высокой международной конъюнктуры, китайская экономика практически не реагировала на ограничительную политику властей и продолжала ускоряться, то в течение 2008 г. комбинация внутренних и внешних факторов стала работать в противоположном направлении. В конце 2007 г. произошел перелом тенденции на рынках активов. Индекс цен на недвижимость в 70 крупных и средних городах Китая, непрерывно повышавшийся все время с начала в 2005 г. публикации таких данных, в декабре 2007 г. стабилизировался, а в течение 2008 г. он снизился на 7,2%. В наиболее развитых городах восточного побережья, где в течение предыдущих лет рост цен на жилые и офисные помещения был особенно быстрым, их падение в 2008 г. достигало двузначных показателей (например, в Шэньчжэне – 18,1%). Фондовые индексы с ноября 2007 г. стали снижаться, и к осени 2008 г. они практически вернулись к уровням, предшествовавшим буму 2006–2007 гг.: шанхайский индекс находился в декабре 2008 г. возле отметки 1850 пунктов (см. [13, 13.07.2009; 16, 2009, № 4, с. 35])[1]. Прирост китайского экспорта стал замедляться в первой половине 2008 г. вследствие усложнения доступа к банковскому кредиту; отмены налоговых преференций для экспортеров; ускорения ревальвации юаня; из-за роста издержек, вызванного внутренней инфляцией и повышением мировых цен на сырье – с одной стороны, и из-за ослабления спроса в связи с начавшейся в развитых странах рецессией – с другой. За первые шесть месяцев 2008 г. китайский экспорт увеличился на 21,9%, что было на 5,7 п.п. меньше по сравнению с аналогичным периодом 2007 г. Тогда как импорт вырос на 30,6% (на 12,4 п.п. больше, чем в первой половине 2007 г.). Непосредственным результатом было сокращение профицита торгового баланса, чего и хотели добиться власти. Но о нараставшем напряжении в экономике свидетельствовала волна банкротств малых и средних компаний, занимавшихся главным образом экспортной деятельностью: в первом полугодии 2008 г. число таких закрывшихся предприятий достигло 67 тыс. (см. [12, 11.06.2008, 19.01.2009]). Когда же в сентябре–октябре 2008 г. мировой финансовый кризис перешел из вялотекущей в острую фазу, то китайская экономика испытала полномасштабный внешний шок – сначала из-за паралича торгового кредитования, а затем и из-за сжатия спроса на зарубежных рынках. В ноябре 2008 г. впервые за много лет китайский экспорт сократился в годовом исчислении (на 2,2%), а импорт сократился еще больше (на 17,9%). В последующие месяцы падение объемов внешней торговли ускорилось: по итогам первой половины 2009 г. китайский экспорт уменьшился на 21,8%, а импорт – на 25,4%. Темпы экономического роста, по официальным данным, замедлились в годовом исчислении с 10,4% по итогам первой половины 2008 г. до 6,8% в четвертом квартале 2008 г. и до 6,1% в первом квартале 2009 г., а прирост промышленного производства в январе 2009 г. составил лишь 1,7%. Но, судя по ряду других показателей, можно предположить, что замедление экономики было еще более выраженным. С октября 2008 г. по июнь 2009 г. отмечалось сокращение объемов потребления электроэнергии, наиболее глубоким оно было в январе 2009 г. (-6,1%). Прирост налоговых поступлений в бюджет в предыдущие годы был в 2-3 раза выше темпов экономического роста, а с сентября 2008 г. он тоже стал отрицательным. В первом квартале 2009 г. сокращение фискальных поступлений в консолидированный бюджет составило 8,3% по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года, а поступления в бюджет центрального правительства уменьшились при этом на 17,7%. К началу февраля 2009 г. потеряли работу на побережье и вынуждены были вернуться в родные места 20 млн. сельских мигрантов. Потребительская инфляция, достигавшая в феврале 2008 г. отметки в 8,7% годовых, в ноябре 2008 г. замедлилась до 2,4% годовых, а с февраля 2009 г. в китайской экономике снова началась дефляция (см. [12, 14.04.2009, 11.07.2009; 13, 29.06.2009; 13, 29.06.2009, 13.07.2009]). Непосредственной причиной хозяйственных трудностей стало, таким образом, сжатие экспорта, но можно сказать, что определенная коррекция была объективно неизбежна после быстрого подъема 2002–2007 гг. Многолетний инвестиционный бум не только вызвал явления «перегрева» экономики, но и способствовал расширению потенциала совокупного предложения, не обеспеченного адекватным спросом на внутреннем рынке. Циклический перелом внутрихозяйственной динамики совпал по времени с резким ухудшением внешней конъюнктуры и был им усилен: шоковое сокращение экспорта обострило проблему избыточных производственных мощностей. Изъяны модели экономического роста, ведомого инвестициями и экспортом при недостаточном вкладе внутреннего потребительского спроса, зависимого от состояния международных рынков, были очевидны и раньше. Но теперь они проявились не в «перегреве», а, наоборот, в болезненном замедлении экономики. Корректировка экономической политики китайских властей произошла весьма оперативно. Замедление притока экспортной валютной выручки на фоне обозначившегося еще в первой половине 2008 г. ослабления притока в Китай иностранного спекулятивного капитала (из-за сдувания «мыльных пузырей» на рынках недвижимости и акций) грозило экономике, привыкшей к ситуации избыточной ликвидности, резким ужесточением кредитных ограничений. Реализация антикризисных мер началась поэтому со смягчения денежной политики. В середине сентября 2008 г. Народный банк Китая снизил процентные ставки и нормы обязательного резервирования. До конца 2008 г. процентные ставки уменьшались еще четырежды, а нормы обязательных резервов – трижды. Но после того, как стали ясны истинные масштабы воздействия мирового кризиса на китайскую экономику, власти пришли к выводу, что, как и в годы дефляции и азиатского финансового кризиса конца 1990-х годов, использованием только монетарных инструментов ограничиться нельзя, их нужно дополнить инструментами бюджетно-налогового характера. В начале ноября 2008 г. Госсовет КНР объявил о переходе к «активной фискальной и умеренно экспансионистской денежной политике». Ее воплощением стал рассчитанный на период до конца 2010 г. «пакет» стимулирующих мер на общую сумму в 4 трлн. ю. (в пересчете по валютному курсу – 585 млрд. долл.). В числе основных направлений использования средств были выделены: 1) обновление жилищного фонда, строительство жилья эконом-класса, реконструкция районов сосредоточения ветхого жилья; 2) развитие социальной и транспортной инфраструктуры в сельских районах; 3) строительство аэропортов, железнодорожных и автомобильных магистралей, линий электропередач, в особенности – транспортных линий, связывающих восточные и западные провинции страны; 4) вложения в сферы здравоохранения и образования, причем в приоритетном порядке – в сельских районах и отсталых западных провинциях; 5) экологические мероприятия и ресурсосбережение; 6) стимулирование инноваций и технологической реконструкции, в том числе в отраслях сферы услуг; 7) восстановительные работы в районах, пострадавших от землетрясения в мае 2008 г.; 8) повышение уровня доходов населения, особенно крестьян (в том числе за счет увеличения закупочных цен на зерно) и малообеспеченных групп (в том числе путем повышения пенсий и пособий по бедности). В целом, все это очень напоминает антидефляционную политику конца 1990-х годов, но все же тогда относительно больший упор делался на инвестиции в производственную инфраструктуру, а на этот раз – на вложения в социальную сферу. В качестве источников финансирования намеченных мероприятий были определены средства из центрального и местных бюджетов, а также кредиты государственных банков. Но точные соотношения между ними изначально не были установлены. Было лишь определено, что соответствующие расходы центрального правительства составят 1,18 трлн.ю., в том числе в 2008 г. – 104,0 млрд. ю., в 2009 г. – 487,5 млрд. ю., в 2010 г. – 588,5 млрд. ю. (см. [12, 10.11.2008]). Ради того, чтобы создать условия для участия местных правительств в финансировании проектов, им впервые с середины 1990-х годов было разрешено выпустить собственные облигации. В марте 2009 г. Министерство финансов КНР утвердило на год общенациональную квоту эмиссии таких долговых обязательств в 200 млрд. ю., и к концу июня 30 административных единиц провинциального уровня, а также города Циндао, Далянь и Сямэнь осуществили 37 облигационных выпусков на общую сумму в 165,9 млрд. ю. (см. [15, 2.09.2009]). По официальным оценкам, дефицит консолидированного бюджета достиг в 2009 г. 950 млрд. ю. (максимальный показатель за все время существования КНР), но остался при этом на уровне 2,8% ВВП, то есть ниже принятой в международной практике «границы опасности» в 3% ВВП. Однако, согласно экспертным расчетам, реальная величина бюджетного дефицита могла достичь не менее 4,2% ВВП (см. [19, 26.09.2009, с. 102]). Принципиальным шагом в области монетарной политики стала отмена в конце 2008 г. введенных годом ранее количественных ограничений на кредитную эмиссию. В конце ноября 2008 г. Народный банк Китая официально заявил, что приоритетом для него теперь является не сдерживание инфляции, а предотвращение дефляции. Уже в середине ноября 2008 г. Госсовет КНР санкционировал реализацию ряда крупных инвестиционных проектов, таких как вторая ветка газопровода «Восток – Запад» (совокупные вложения – 93,0 млрд. ю.), АЭС «Янцзян» в провинции Гуандун (95,5 млрд. ю.), гидротехнические сооружения в провинциях Гуйчжоу, Цзянси и Синьцзян-Уйгурском автономном районе и др. Но пропорции распределения средств между отдельными направлениями антикризисной программы менялись по ходу ее реализации. Так, если изначально из 4 трлн. ю. на строительство объектов транспортной инфраструктуры предполагалось потратить 1,8 трлн. ю., то весной 2009 г. соответствующая сумма была уменьшена до 1,5 трлн. ю. Смета природоохранных мероприятий была сокращена с 350 млрд. ю. до 210 млрд. ю. Напротив, ассигнования на жилищное строительство были увеличены с 280 млрд. ю. до 400 млрд. ю., на медицинские и образовательные нужды – с 40 млрд. ю. до 150 млрд. ю., на внедрение инноваций – с 160 млрд. ю. до 370 млрд. ю. (см. [12, 13.11.2008, 9.04.2009]). Новшеством по сравнению с антидефляционной программой конца 1990-х годов стало прямое стимулирование государством потребительского спроса фискальными, а не только кредитными методами. Еще с декабря 2007 г. в провинциях Шаньдун, Хэнань, Сычуань и г. Циндао в экспериментальном порядке осуществлялась программа «Бытовую технику – на село», предусматривавшая бюджетное субсидирование покупок крестьянами товаров длительного пользования. Власти заключили контракты с ведущими национальными производителями бытовой электроники и электротехники: компании обязывались придерживаться ценовых ориентиров, установленных правительством, а государство компенсировало селянам 13% цены реализации товаров. Изначально программа касалась продаж цветных телевизоров, холодильников, стиральных машин и мобильных телефонов. С октября 2008 г. она была распространена еще на 9 административных образований, а с февраля 2009 г. – на всю территорию страны. Причем с этого момента к перечню субсидируемых товаров были добавлены мотоциклы, компьютеры, кулеры, кондиционеры и микроволновые печи, и было установлено, что каждое крестьянское домохозяйство может получить субсидию при покупке не одного, а двух товаров. Срок действия программы установлен в 4 года (см. [12, 6.02.2009, 12.02.2009, 20.02.2009, 14.05.2009]). В русле этой тенденции в ряде городов (Чэнду, Ханчжоу, Чанша, Нанкин, Циндао и др.) местные власти стали выдавать населению потребительские ваучеры. Ими разрешалось оплачивать покупки не только товаров, но и услуг (в частности, медицинских и образовательных). С начала июня 2009 г. по решению Госсовета КНР в девяти административных единицах (провинции Цзянсу, Чжэцзян, Шаньдун, Гуандун, города Пекин, Шанхай, Тяньцзинь, Фучжоу, Чанша) была экспериментально введена в действие программа субсидирования «Меняем старое на новое». Под ее действие подпали как определенные виды бытовой техники (телевизоры, холодильники, стиральные машины, кондиционеры, компьютеры), так и автотранспортные средства, причем не только пассажирские, но и грузовые. Программа была рассчитана на период до 31 мая 2010 г. Размеры компенсации за сданное старое авто при покупке нового варьировались в зависимости от класса автомобиля от 3000 ю. до 6000 ю., а при покупках бытовой техники субсидия не должна была превышать 10% цены реализации (см. [12, 22.04.2009, 3.06.2009, 4.06.2009, 15.06.2009]). В налоговой области составной частью «пакета» стимулирования стали осуществленные с начала 2009 г. нововведения в практике взимания налога на добавленную стоимость. Предприятиям стали возмещаться суммы НДС, уплаченные при осуществлении капитального строительства, то есть их инвестиционные расходы оказались выведены из-под налогообложения[2]. Одновременно ставка НДС для малых предприятий была снижена и унифицирована на уровне 3% (ранее для малых предприятий в промышленности она составляла 6%, а в сфере услуг – 4%, в общем случае она составляет 17%). По оценкам, в результате реализации этих мер налоговая нагрузка на инвесторов снизится на 120 млрд. ю. в год (см. [16, 2008, № 47, с. 28, 39]). Еще до обострения мирового кризиса в очередной раз изменилась тенденция в практике возврата экспортного НДС. С начала августа 2008 г. были повышены нормы возмещения по товарам текстильной и швейной промышленности. А когда реальностью стало сокращение китайского экспорта, то власти задействовали этот механизм по полной программе. Всего с августа 2008 г. по июнь 2009 г. состоялось 7 туров повышения нормативов, они затронули как технологичную продукцию, так и товары традиционного трудоемкого экспорта (см. [13, 4.08.2008, 31.08.2009]). К примеру, по текстилю, одежде, сумкам, мебели за этот период нормативы увеличились с 11 до 15 п.п., по отдельным видам продукции машиностроения – с 9 до 15 п.п., а при поставках за рубеж телекоммуникационного оборудования предприятиям к середине 2009 г. налоговая ставка стала возмещаться в полном объеме (17%). В целях поддержки экспорта была скорректирована и валютная политика: в конце ноября 2008 г. юань был несколько девальвирован, а затем вплоть до июня 2010 г. его курс оставался стабильным, то есть тенденция к его укреплению была заблокирована. Комбинация финансовых, внешнеэкономических и административных инструментов была заложена в основу осуществленной в начале 2009 г. корректировки промышленной политики. В январе–феврале 2009 г. Госсовет КНР один за другим утвердил планы «оживления и реструктуризации» 10 ведущих отраслей народного хозяйства (автомобильная промышленность, машиностроение, судостроение, электроника и информатика, текстильная промышленность, легкая промышленность, нефтехимия, черная металлургия, цветная металлургия, оптовая торговля). Предусмотренные меры призваны были, с одной стороны, поддержать экспортную конкурентоспособность соответствующих отраслей, а с другой – стимулировать переориентацию предприятий на обслуживание внутреннего рынка и задействование интенсивных факторов роста. К примеру, применительно к черной металлургии речь шла об административном сокращении избыточных производственных мощностей, особенно – экологически «грязных»; о стимулировании слияний и поглощений среди предприятий отрасли; о вложениях средств центрального бюджета в технологическую реконструкцию предприятий; о снижении экспортных пошлин на продукцию отрасли. План по автомобильной промышленности включал в себя стимулирование спроса путем снижения с 10 до 5% налога с приобретателей автотранспортных средств при покупках малолитражных (объемом двигателя до 1,6 л) автомобилей в период с 20 января до 31 декабря 2009 г.; выделение субсидий при замене крестьянами старых автотранспортных средств (объемом двигателя до 1,3 л) на новые в период с 1 марта по 31 декабря 2009 г.; создание централизованного фонда в 10 млрд. ю. для поддержки инноваций в отрасли, в том числе внедрения энергосберегающих технологий; стимулирование слияний и поглощений, в том числе среди производителей автокомпонентов (см. [13, 20.07.2009; 16, 2009, № 4, с. 34; 17, 2009, №2, с. 13]). Отдельным направлением антикризисной политики стала стабилизация положения на рынках капитальных активов. В целях поддержки рынка недвижимости с ноября 2008 г. для лиц, впервые покупающих жилое помещение площадью до 90 кв.м, ставка налога на покупку была снижена до 1% (в общем случае она составляет 6%). Было временно прекращено взимание гербовой пошлины с продавцов и покупателей жилья, и земельного НДС – с его продавцов. Коммерческим банкам было разрешено снижать процентные ставки по ипотечным кредитам, предоставляемым лицам, впервые покупающим жилье для собственных нужд или улучшающим свои жилищные условия, в пределах 7/10 от установленного ориентира процентной ставки. Норматив единовременного первого взноса при покупке жилья в рассрочку был снижен с 30 до 20%. В декабре 2008 г. Госсовет КНР отменил взимание налога на деловые операции с определенных видов сделок с недвижимостью. В частности, если раньше для освобождения от налога продавцам жилья требовалось соблюдение норматива в 5 лет беспродажного владения жильем, то теперь этот срок был сокращен до 2 лет (см. [12, 23.10.2008, 18.12.2008]). На фондовом рынке в сентябре 2008 г. (непосредственно после краха американского инвестиционного банка «Леман бразерз», отозвавшегося эхом на биржах всего мира) государственная инвестиционная компания «Хуэйцзинь» осуществила покупки акций трех крупнейших банков, находящихся под контролем государства, для поддержания их курсовой стоимости. Доля «Хуэйцзинь» в капитале Промышленно-торгового банка Китая увеличилась на 0,08 п.п. – до 35,41%, в капитале Банка Китая на 0,03 п.п. – до 67,55%, в капитале Строительного банка Китая на 0,06 п.п. – до 57,08% (см. [18, 29.09.2009]). Государственный комитет по контролю и управлению государственным имуществом рекомендовал госпредприятиям центрального подчинения выкупить часть акций, находящихся в свободном обороте. Был введен мораторий на новые первичные размещения (действовал с сентября 2008 г. до июня 2009 г.). Изменилась методика взимания гербовой пошлины с операций с ценными бумагами: с сентября 2008 г. ее должны уплачивать только лица, уступающие ценные бумаги, а получатель платить не должен. В октябре 2008 г. было временно приостановлено взимание личного подоходного налога с инвесторов на рынке ценных бумаг (см. [12, 19.09.2008, 27.10.2008]). В области социальной политики внимание уделялось прежде всего трудоустройству сельских мигрантов, потерявших работу в промышленности и сфере услуг, а также молодых специалистов, только что окончивших вузы. Министерство трудовых ресурсов и социального обеспечения в начале 2009 г. санкционировало в общенациональных масштабах кампанию «Весенний ветер», в рамках которой активизировалась работа центров занятости, прежде всего во внутренних провинциях, куда возвращались с побережья сельские мигранты. Для них организовывались бесплатные курсы профессиональной переподготовки, проводились «ярмарки вакансий», облегчались условия создания собственного бизнеса. Ради сохранения уже имеющихся рабочих мест испытывавшим финансовые трудности предприятиям было разрешено в 2009 г. не уплачивать взносы в фонды социального страхования, но не более чем в течение 6 месяцев. В феврале 2009 г. были заявлены меры по поддержке занятости недавних выпускников. Их число в 2008 г. достигло исторического максимума в 5,59 млн. чел., причем к концу года около 1,5 млн. из них так и не нашли работу, а в 2009 г. ожидался новый пик выпуска – 6,11 млн. чел. Молодым специалистам, зарегистрировавшимся в качестве безработных и желающим открыть собственное дело, были обещаны освобождение от административных сборов за регистрацию предприятия; льготные кредиты на суммы до 50 тыс. ю.; субсидии на подготовку в области менеджмента и т.д. По итогам 2009 г., согласно официальным данным, в городах и поселках было создано 11,02 млн. новых рабочих мест. Было трудоустроено 87% выпускников вузов. Нашли новую работу 5,14 млн. недавно утративших занятость. Прогнозировалось, что в 2010 г. потребуется создать 9 млн. новых рабочих мест, а также трудоустроить 5 млн. вновь потерявших работу (см. [12, 23.12.2008, 10.02.2009, 17.03.2009, 15.01.2010; 16, 2009, № 4, с. 19]). Наконец, именно в контексте антикризисных мер в апреле 2009 г. был обнародован план реформы системы медицинского страхования и лекарственного обеспечения – важнейшей социальной реформы, способной в перспективе повлиять на стереотипы поведения домохозяйств, а соответственно и на конфигурацию внутреннего потребительского спроса. Согласно плану, к концу 2011 г. более 90% китайского населения должны иметь доступ к базовому набору медицинских услуг. Произойдет это за счет расширения сферы действия всех трех ныне действующих программ медицинского страхования: кооперативной сельской медицины, программы медицинского страхования работающего населения в городах и программы медицинского страхования неработающих городских жителей. Программу для занятых в городах предполагается распространить на мигрантов из деревни, не имеющих городской регистрации. С 2010 г. государственные субсидии на каждое лицо в рамках страхования крестьян и неработающего населения в городах были увеличены с 80 до 120 ю. в год (см. [17, 2009, № 4, с. 33]). Первые результаты антикризисных мер стали очевидными к середине 2009 г. По официальным данным прирост ВВП в годовом исчислении ускорился с 6,1% в первом квартале 2009 г. до 7,9% во втором, до 8,9% в третьем и до 10,7% в четвертом квартале (см. [12, 22.01.2010]). Как бы ни относиться к официальной статистике экономического роста, о реальности оживления свидетельствовала целая совокупность индикаторов. С июня начался рост показателей потребления электроэнергии и фискальных доходов. В результате по итогам 2009 г. эти показатели вышли в плюсовую зону: совокупное потребление электроэнергии увеличилось на 6,3%, а фискальные доходы – на 11,7% (см. [11, 26.02.2010]). Валовая прибыль промышленных предприятий в течение июня–августа 2009 г. увеличилась на 7% по сравнению с аналогичным периодом предшествующего года, тогда как в феврале 2009 г. падение этого показателя достигало 37%. С начала года на китайском автомобильном рынке разворачивался бум продаж, простимулированный налоговыми послаблениями и льготным кредитованием, и в результате по итогам 2009 г. по числу проданных автомобилей КНР впервые вышла на первое место в мире, обогнав США. Еще с конца 2008 г. возобновился рост цен на рынках активов: цены на недвижимость в крупнейших городах к середине 2009 г. достигли новых исторических максимумов; индекс Шанхайской фондовой биржи к началу декабря 2009 г. вырос на 77,6% по сравнению с концом 2008 г. и колебался у отметки 3400 пунктов (см. [19, 10.10.2009, с. 73; 12.12.2009, с. 98]). Тем не менее, оставался открытым вопрос, означает ли достигнутое оживление, что начался новый виток циклического ускорения экономического роста, или же речь идет о воспроизведении тенденций, превалировавших в период до обострения мирового кризиса. Позитивная динамика экспорта в помесячном соизмерении восстановилась с марта 2009 г., но вплоть до декабря она так и не смогла компенсировать предшествовавшее падение. Только в декабре 2009 г. темпы прироста экспорта в годовом исчислении стали положительными (17,7%), а в последующие полгода их динамика последовательно ускорялась, так что в июне 2010 г. прирост экспорта достиг в годовом исчислении 43,9%. Но оживление импорта происходило еще быстрее: положительные темпы его прироста в годовом исчислении были отмечены уже в ноябре 2009 г. (26,7%), а по данным за июнь 2010 г. прирост импорта достигал 34,1% (см. [12, 11.01.2010, 2.07.2010]). Темп увеличения розничного товарооборота по итогам 2009 г. оставался высоким – 15,5%. Бум продаж жилья и автомобилей свидетельствовал, что факторы эндогенного роста, связанные с прогрессивными сдвигами в структуре потребления обеспеченных социальных групп, остаются в силе. Но обращало на себя внимание и то, что темпы прироста розничного товарооборота на селе были выше, чем в городах, и это, по-видимому, говорило о том, что потребительский спрос во многом поддерживался за счет государственных программ субсидирования. Главным мотором ускорения экономики вновь стал рост инвестиций: по итогам 2009 г. он достиг 33,3%, то есть он был даже выше, чем обычно бывало в периоды «перегревов» китайской экономики (см. [11, 26.02.2010]). Если поначалу лидирующую роль играли государственные капиталовложения в инфраструктуру, то к середине года произошла и реанимация инвестиций в негосударственных укладах экономики: в августе 2009 г. их прирост достигал 30% и был вдвое быстрее показателей декабря 2008 г. (см. [19, 10.10.2009, с. 74]). Из планировавшихся изначально на период до конца 2010 г. централизованных бюджетных вливаний в экономику на 1,18 трлн. ю. к середине 2009 г. было реально ассигновано 591,5 млрд. ю., то есть почти половина. Но, по-видимому, гораздо более важным стимулом для начала нового инвестиционного бума стало резкое ускорение в 2009 г. кредитной эмиссии государственными банками. По первоначальным планам властей она должна была составить за год 5,0 трлн. ю., а в реальности она достигла 9,6 трлн. ю. и тем самым более чем вдвое превысила всю изначально предусматривавшуюся величину антикризисного «пакета». Причем пик кредитной эмиссии пришелся на первое полугодие 2009 г., когда было выдано кредитов на 7,4 трлн.ю. (см. [12, 27.06.2009, 7.01.2010]). КНР, таким образом, была едва ли не единственной из крупных экономик, где в условиях мирового финансового кризиса не только не происходило сжатие кредита, но, напротив, имела место его крупномасштабная экспансия. Однако, судя по всему, в таком развитии событий гораздо большую роль, чем собственно общегосударственные приоритеты, сыграли специфические групповые интересы агентов экономики – крупных госпредприятий, местных правительств и связанных с ними инвесторов, а также банков. Местные власти и предприятия использовали общенациональную антикризисную кампанию как возможность для усиления лоббистской деятельности по «выбиванию» кредитов. Банки же в условиях дефляции и низких процентных ставок испытывали трудности с поддержанием рентабельности, и среди них активизировалась конкуренция за заемщиков, сопровождавшаяся занижением требований к клиентам. Соответственно, и последствия кредитной «накачки» экономики тоже были специфическими. Кредитная поддержка предприятий, опекаемых той или иной лоббистской группировкой, позволяла им сохранять или даже увеличивать объемы производства в условиях сокращения внутреннего и внешнего спроса. Отраслевые планы реструктуризации встречали сопротивление со стороны местных администраций, для которых закрытие устаревших предприятий означало утрату доходов и потерю рабочих мест на подведомственной территории. А при инициировании и финансировании новых промышленных и инфраструктурных проектов местные власти могли теперь сполна воспользоваться тем, что Центр ослабил ограничения, введенные в свое время для борьбы с «перегревом», и выдвинул политическую установку на поддержание экономического роста в качестве главного приоритета. Травматичная, но благотворная функция кризиса должна была бы по идее состоять в «расчистке» рынка от излишка предложения. Однако на деле проблема избыточных производственных мощностей не только не решалась, но и еще более усугублялась: согласно официальным данным Госсовета КНР, если в 2006 г. она была ярко выраженной в 10 отраслях экономики, то в середине 2009 г. – уже в 19 отраслях (см. [13, 31.08.2009]). Еще одна проблема заключалась в непрозрачности процедур, связанных с инвестиционной активностью местных властей. Инфраструктурные проекты формально осуществлялись не собственно местными администрациями, а созданными при их участии так называемыми инвестиционными платформами. Речь идет о государственных или смешанных государственно-частных компаниях, капитал которых формируется не только путем передачи туда активов, контролируемых местными властями (например, земельных участков или пакетов акций в предприятиях местного подчинения), но и за счет кредитных ресурсов. Собственно говоря, эта организационно-правовая форма хозяйственной деятельности и была изобретена на местах для того, чтобы можно было обходить установленные законодательством прямые запреты на выдачу банковских кредитов местным правительствам. Причем в качестве залогового обеспечения по привлекаемым «платформами» кредитам зачастую выступают земельные участки, специально реквизируемые для этого у крестьян. По данным Китайской комиссии по банковскому регулированию, в течение 2009 г. совокупная кредитная задолженность «инвестиционных платформ» увеличилась по консервативной оценке на 1,3 трлн.ю. – до 5–6 трлн.ю. Были также согласованы, но еще не выделены кредиты на общую сумму в 3 трлн.ю. (см. [16, 2010, №18, с. 1]). Хотя формально «платформы» являются независимыми юридическими лицами, но ясно, что в случае финансовых затруднений урегулировать их придется местным правительствам. Большой вопрос, смогут ли местные власти без проблем обслуживать растущую кредитную задолженность, во многом это будет зависеть от динамики цен на рынках земельных участков и недвижимости, так как именно от их реализации во многом зависит формирование доходной части местных бюджетов. К тому же у банков до сих пор не было даже методик оценки платежеспособности «инвестиционных платформ». Поэтому новый виток инвестиционной экспансии с высокой вероятностью может повлечь за собой новое накопление «плохих долгов» в банковской системе. Другим очевидным следствием кредитной накачки экономики стало растущее инфляционное давление. Первоначально оно проявилось на рынках капитальных активов – акций и недвижимости, и этому прямо способствовало то, что существенная доля выданных кредитов на деле не попала в реальный сектор, а выплеснулась на финансовые рынки. По оценкам Центра развития при Госсовете КНР, в первой половине 2009 г. до 20% всего объема кредитной эмиссии фактически было пущено на операции с ценными бумагами (см. [13, 31.08.2009]). Правда, новый бум на фондовом рынке стал затухать уже с августа 2009 г., и то, что это происходило на фоне ускорения экономического роста, лишний раз заставляет поставить под сомнение способность китайского рынка ценных бумаг в его нынешнем виде выполнять функцию «экономического барометра». Но на рынке недвижимости спекулятивная «горячка» продолжала нарастать: в декабре 2009 г. индекс цен на недвижимость в 70 крупных и средних городах Китая был на 7,8% выше, чем годом ранее; в январе 2010 г. индекс вырос на 9,5% в годовом исчислении, а в апреле 2010 г. – на 12,8%, что составило максимальный прирост за все время публикации таких данных (см. [12, 15.01.2010, 12.02.2010, 12.05.2010]). К середине 2010 г. даже в официозной китайской печати для характеристики ситуации на рынке недвижимости использовалось понятие «мыльный пузырь». На потребительском рынке с июня 2009 г. рост цен на некоторые продовольственные товары (прежде всего, на свинину) стал измеряться двузначными показателями. Общий индекс потребительских цен до ноября 2009 г. оставался в дефляционной зоне, затем его прирост стал умеренно положительным: 1,9% в декабре 2009 г. и 2,9% в июне 2010 г. (см. [12, 22.01.2010; 16, 2010, №29, с. 36]). Однако благополучная статистическая картина во многом обеспечивалась тем, что быстрый рост цен на продовольствие и недвижимость компенсировался стабильностью или даже снижением цен на промышленные товары, по которым сохранялась ситуация перепроизводства, и все это влияло на итоговую калькуляцию потребительской инфляции. Таким образом, правомерно утверждать, что массированная раздача кредитов в течение 2009 г. стала новым механизмом поддержания в китайской экономике избыточной ликвидности, она заменила в этом качестве приток валютных средств из-за рубежа. Впрочем, к середине года эти процессы стали сосуществовать: рост рынков активов под влиянием кредитной накачки экономики привел к новому оживлению интереса к Китаю со стороны иностранных финансовых спекулянтов, тем более что этому способствовало осуществленное американской ФРС в конце 2008 г. радикальное снижение процентных ставок. В пользу такого вывода свидетельствует возобновившийся рост китайских валютных резервов: за первый квартал 2009 г. они увеличились всего на 7,7 млрд. долл., зато по итогам второго квартала – на 185,6 млрд. долл., а по итогам 2009 г. – на 453,1 млрд. долл. При этом совокупный торговый профицит Китая в 2009 г. составил 196,1 млрд. долл., прямых иностранных инвестиций было привлечено на 90,0 млрд. долл., то есть оставшиеся 167,0 млрд. долл. прироста валютных резервов пришлись на долю спекулятивных инвестиций (см. [12, 20.01.2010]). Экономическая политика властей уже с середины 2009 г. стала меняться: Китайская комиссия по банковскому регулированию приступила к ужесточению контроля за рисками кредитования, а Госсовет КНР стал вводить административные ограничения на новые инвестиционные проекты. Следующая точка перелома пришлась на январь 2010 г. Народный банк Китая впервые с осени 2008 г. возобновил количественное квотирование кредитной эмиссии, а также повысил норму обязательного резервирования для коммерческих банков. В течение первой половины 2010 г. этот показатель увеличивался еще дважды (в феврале и мае). Целый ряд шагов был предпринят для «охлаждения» рынка недвижимости. В январе 2010 г. норматив первого единовременного взноса при покупке второго жилого помещения был увеличен с 20 до 40%. В апреле этот норматив был поднят до 50%. Банкам было запрещено выдавать физическим лицам кредиты на покупку третьего жилого помещения. Устанавливалось также, что процентная ставка по ипотечным кредитам должна быть, как минимум, в 1,1 раза выше базовой ставки по кредитам, предоставляемым госбанками (см. [12, 11.01.2010; 16, 2010, № 17, с. 7]). В первом квартале 2010 г. экономический рост в Китае достиг 11,9%, а по итогам первого полугодия – 11,1% (см. [18, 17.07.2010]). В июне 2010 г. Народный банк Китая объявил о расширении коридора колебаний валютного курса юаня. Более чем полуторогодовалый период фактической фиксации валютного курса подошел, таким образом, к концу, власти снова позволили реализовываться ревальвационной тенденции. Сделано это было, по-видимому, не столько из-за желания продемонстрировать конструктивный подход международному сообществу, сколько по приземленным макроэкономическим соображениям: постепенная ревальвация была задействована как дополнительный механизм ослабления инфляционного давления. Судя по всему, в том же духе следует понимать и наметившийся поворот в налоговой политике: в июле 2010 г. было отменено возмещение экспортного НДС по 406 категориям товарной продукции, такое случилось впервые с момента начала мирового кризиса (см. [16, 2010, № 29, с. 33]). Итак, добившись оживления экономики одним из первых крупных «игроков», Китай также раньше других столкнулся с инфляционными и другими рисками, порождаемыми финансовой экспансией, и для него стала актуальной задача своевременного «выхода» из антикризисной программы. Но в китайских условиях решение этой задачи осложнялось специфическими системными обстоятельствами: проблема состояла не только в возможном новом соскальзывании в состояние дефляции, но и в непредсказуемости реакции на финансовое ужесточение со стороны экономики, за много лет адаптировавшейся к ситуации избыточной ликвидности. Фактически же, преодолев острую фазу кризиса уже к середине 2009 г., Китай годом спустя оказался перед необходимостью урегулировать дисбалансы противоположного свойства, связанные со ставшим очевидным новым «перегревом» экономики. Пока, таким образом, прежняя модель экономического роста, основанная на верховенстве инвестиционного процесса, воспроизводится, причем в акцентированной форме. В любом случае, даже если рассматривать мировой кризис как этапную веху в «переключении» китайской экономики на обслуживание внутреннего потребительского спроса, этот процесс будет длительным. Для его успеха необходимо углубление институциональных реформ в стране (дальнейшая приватизация госсектора в промышленности, реструктуризация банковской системы и развитие финансовых рынков, либерализация валютного регулирования, развитие системы социального обеспечения и т.д.). Между тем, от скорости этих изменений во многом зависит выправление общемировых дисбалансов, накопление которых стало фундаментальной причиной финансового кризиса. Когда говорят о причинах кризиса, то речь обычно заходит о том, что лопнул «мыльный пузырь» на американском рынке ипотечного кредитования, а вырос последний из-за проводившейся ФРС сверхмягкой денежной политики. Но уместно поставить вопрос, почему американские денежные власти могли проводить такую политику, не опасаясь вызвать всплеск инфляции на потребительских товарных рынках. Очевидно, это стало возможным прежде всего благодаря товарному импорту из развивающихся стран, где цены на производственные ресурсы, в том числе рабочую силу, низкие, и к числу таких стран как раз относится Китай, который уже стал вторым по значению после Канады внешнеторговым партнером США. Так что в этом плане двустороннее взаимодействие как раз и создало условия для экспансионистской политики американских властей, которая способствовала углублению диспропорций в американской экономике – гипертрофированному росту потребительского спроса на кредитной основе, поддержанию аномально низкой нормы сбережения и огромного торгового дефицита. Но при детальном рассмотрении выясняется, что ситуация в китайской экономике является зеркальным отражением американской: у Китая, наоборот, завышенная норма сбережения, внутренний потребительский рынок в недостаточной степени является опорой экономического роста, экономика «перекошена» в сторону экспортного сектора, и этому тоже способствовала экономическая политика, в китайском случае – это практиковавшееся много лет занижение валютного курса юаня. Внешними проявлениями этих дисбалансов были поддержание крупного положительного сальдо торгового баланса и ускоренное накопление китайских валютных резервов. А отсюда еще одна связь, которая окончательно замыкает цепь дисбалансов: китайские валютные резервы вкладываются в американские государственные облигации, тем самым осуществляется финансирование американских дефицитов госбюджета и торгового баланса, создаются условия для поддержания не только низкой инфляции, но и низких процентных ставок в американской экономике, и американские потребители в кредит за китайские деньги могут покупать китайские же экспортные товары. Такая модель взаимоотношений циклически воспроизводится, но одновременно воспроизводятся и дисбалансы, а потому в известной мере можно сказать, что за кризис «несут ответственность» обе ведущие экономики мира[3]. В ходе кризиса произошла определенная коррекция дисбалансов. Дефицит текущего платежного баланса США уменьшился с 5,6% ВВП в 2007 г. до 3,0% ВВП в 2009 г. Положительное сальдо китайского счета текущих операций благодаря тому, что импорт в 2009–2010 гг. рос быстрее экспорта, сократилось с 8,0% ВВП в 2008 г. до 5,1% ВВП в 2009 г. (см. [16, 2010, № 17, с. 5; 19, 3.11.2007, с. 105; 23.01.2010, с. 86]). Но полностью преодолеть дисбалансы в краткосрочном плане заведомо нереально. Судя по поведению китайских официальных лиц и высказываниям китайских экономистов, у КНР нет иллюзий о возможности быстрого изменения нынешней структуры мировой экономики, где лидером остаются США. Но Китай использовал сложившуюся в ходе кризиса ситуацию для укрепления своих позиций по целому ряду направлений. «Вброшенная» было весной 2009 г. управляющим Народного банка Китая Чжоу Сяочуанем идея о введении на коллективной основе новой резервной валюты, призванной заменить доллар, была в дальнейшем без лишнего шума спущена на тормозах. По-видимому, китайские лидеры изначально понимали, что эта инициатива (перекликающаяся с аналогичными предложениями Д.А. Медведева) может быть эффектным политическим «козырем», но практически она вряд ли реализуема. Тем не менее, в ходе многосторонних консультаций в рамках «двадцатки» Китай вместе с другими странами БРИК добился вполне осязаемых результатов. КНР согласилась выделить средства на пополнение ресурсов МВФ, причем это было сделано в форме «подписки» на номинированные в СДР облигации фонда. Их покупка Китаем на общую сумму в 50 млрд.долл., в свою очередь, призвана была способствовать диверсификации структуры китайских валютных резервов. Для сравнения, Россия, Бразилия и Индия выразили готовность приобрести таких облигаций на 10 млрд. долл. каждая. В обмен страны БРИК получили от Запада обязательства по увеличению их представительства в международных финансовых организациях. В апреле 2010 г было согласовано решение о перераспределении в пользу развивающихся стран долей в капитале Международного банка реконструкции и развития, при этом доля Китая увеличилась с 2,77% до 4,42%. В октябре 2010 г. была одобрена схема перераспределения долей в капитале Международного валютного фонда, при этом доля Китая должна увеличиться с 3,65 до 6,19% (см. [12, 27.04.2010; 16, 2010, № 18, с. 32; 20, 16.06.2009, 3.07.2009, 28.09.2009, 25.10.2010]). Еще более акцентировано Китай стремился представить себя в качестве инициатора создания межстрановой системы финансовой стабильности на региональном уровне. В период с декабря 2008 г. по март 2009 г. КНР заключила соглашения о валютных свопах (взаимном предоставлении ликвидности в национальных денежных единицах) с Южной Кореей, Сянганом, Малайзией, Индонезией, а также с Белоруссией и Аргентиной, совокупные обязательства китайской стороны по этим соглашениям составляют 650 млрд. ю. В мае 2009 г. страны-участницы многостороннего процесса «АСЕАН+3» дали зеленый свет созданию Азиатского регионального валютного фонда. Его совокупный капитал должен составить 120 млрд. долл., по 32% этой суммы внесут из своих валютных резервов КНР (включая Сянган) и Япония, 16% – Южная Корея, оставшиеся 20% – десять стран АСЕАН (см. [12, 4.05.2009, 25.05.2009]). Идея превращения самого китайского юаня в резервную валюту (ее выдвигают в основном политологи, а не экономисты) выглядит нереалистичной в ближайшей перспективе даже на региональном уровне – ввиду неконвертируемости юаня по капитальным операциям, относительной неразвитости внутренних финансовых рынков, состояния платежного баланса и т.д. Но условия для повышения статуса юаня (по официальной китайской терминологии – для его «интернационализации») готовятся властями уже сейчас, ситуация мирового кризиса была использована для продвижения и на этом направлении. В декабре 2008 г. Госсовет КНР разрешил использование юаня в расчетах по товарной торговле с партнерами из стран АСЕАН в провинциях Гуандун, Юньнань, Гуанси-Чжуанском автономном районе и регионах дельты р. Янцзы. Нефинансовым предприятиям в Сянгане, где юань уже много лет фактически является параллельной валютой, теперь было разрешено эмитировать юаневые облигации. В апреле 2009 г. китайское правительство санкционировало создание на экспериментальной основе расчетных центров по трансграничным торговым операциям с оплатой в юанях в Шанхае и четырех городах провинции Гуандун: Гуанчжоу, Шэньчжэне, Чжухае и Дунгуане (см. [12, 12.01.2009, 9.04.2009, 3.07.2009]). Финансовая нестабильность в мире сделала еще более актуальной задачу рационального использования валютных средств, накопленных китайским государством и национальными компаниями. Быстрое снижение в условиях кризиса мировых цен на нефть побудило Китай активизировать ее импортные закупки в государственные резервы. Удешевление активов в ходе кризиса было использовано китайскими компаниями для еще более активного, чем в предыдущие годы, проникновения в зарубежные экономики, причем объектами покупки стали не только сырьевые предприятия, но и некоторые всемирно известные брэнды в обрабатывающей промышленности. Воздействие Китая на экономическую динамику в мире стало еще более заметным благодаря тому, что китайская экономика в условиях мирового кризиса все же сохранила положительную динамику на фоне рецессии на Западе и достаточно быстро снова начала ускоряться. В особенности это ощутили на себе соседние страны Восточной и Юго-Восточной Азии, чьи экономики вышли из спада уже во втором квартале 2009 г. Но, по мнению многих аналитиков, и то, что Германия и Франция первыми из европейских стран вышли из рецессии, отчасти было связано с наращиванием экспорта в Китай, где благодаря новому инвестиционному буму произошел скачок закупок технологического оборудования. Рост внутреннего спроса и пополнение госрезервов в Китае были одной из причин нового роста мировых цен на нефть в 2009–2010 гг., хотя для самой ресурсодефицитной китайской экономики это усиливало риски «реимпорта инфляции». Тональность американо-китайских дискуссий по экономическим вопросам с середины 2009 г. стала меняться. Официальные лица США приглушили претензии по поводу занижения валютного курса юаня, по-видимому, под влиянием соображений о том, что валютные интервенции китайского Центробанка поддерживают приток китайских резервов в американские долговые обязательства, еще более выросшие вследствие антикризисного фискального стимулирования экономики в США. Китайцы же, раньше других добившиеся оживления своей экономики, более настойчиво заговорили о рисках, связанных с продолжением в США мягкой финансовой политики – о возможном ускорении мировой инфляции, девальвации доллара и обесценении валютных резервов других стран. Впрочем, к середине 2010 г. ситуация снова изменилась: по мере того, как становилось очевидным, что оживление экономик США и других западных стран замедляется и для окончательного преодоления последствий кризиса понадобятся дополнительные монетарные стимулы, обвинения в сознательной недооценке собственных валют стали адресовать друг другу и США, и Китай. Вместе с тем, и политические руководители КНР, и большинство китайских экспертов отвергли выдвинутую рядом западных аналитиков идею G-2 (совместной ответственности США и КНР за регулирование общемировых финансово-экономических взаимосвязей), обосновывая это недостаточной развитостью самой китайской экономики, наличием в ней множества нерешенных проблем. По-видимому, за этим скрываются не только тактические соображения, но и осознание реальной непредсказуемости дальнейшего развития ситуации в Китае. Подведем некоторые итоги. Не будет преувеличением сказать, что в условиях мирового финансового кризиса китайская экономика испытала трудности, беспрецедентные за весь период реформ в стране. Их непосредственной, видимой причиной стал внешний шок. Но на деле имело место сочетание обострившихся диспропорций, связанных с динамикой внутреннего экономического цикла, и ухудшившейся конъюнктуры на мировых рынках. Однако мировой кризис – это не просто фактор негативного внешнего влияния на Китай, он сам отчасти явился отражением дисбалансов внутри китайской экономики и в ее взаимодействии с мировым хозяйством. Несомненно, сохраняются благоприятные фундаментальные условия для поддержания в Китае высоких темпов экономического роста: это емкий внутренний рынок, который будет и дальше расширяться благодаря течению процессов индустриализации и урбанизации; высокая норма сбережения; наличие огромных масс дешевых трудовых ресурсов; накопленное за годы реформ богатство, в том числе воплощенное в валютных резервах и т.д. Но пока китайский экономический рост протекает в рамках прежней модели, основанной на расширении инвестиционного спроса под влиянием «мягких бюджетных ограничений». Мировой кризис еще раз подтвердил необходимость дальнейших реформ в стране, они и призваны нормализовать динамику экономического роста. Но подобная трансформация неизбежно будет относительно длительной, а это означает, что и дальше будут сохраняться дисбалансы, создающие основу как для новых впечатляющих бумов, так и для весьма болезненных коррекций. И, к сожалению, нет оснований исключать того, что причиной одной из будущих общемировых коррекций может стать обострение диспропорций внутри самой китайской экономики. Литература
Ст. опубл.: Общество и государство в Китае: XLI научная конференция / Ин-т востоковедения РАН. - М.: Вост. лит., 2011. – 440 с. – (Ученые записки Отдела Китая ИВ РАН. Вып. 3 / редкол. А.А. Бокщанин (пред.) и др.). – ISBN 978-5-02-036461-5 (в обл.). С. 228-243.
Автор: Мозиас П.М. |
Новые публикации на Синологии.Ру Историограф Сыма ЦяньМеждународное обозрение от 27.04.2024 о Китае Час истины. Конфуций и конфуцианство Час истины. Россия и Китай. История отношений Император и его армия |
