Свободные экономические зоны в Китае

: современный этап развития
 
Происшедшее в конце 2001 г. присоединение Китая к Всемирной торговой организации стало точкой отсчета для новых корректировок во всех блоках внешнеэкономической политики Пекина. Это касается и так называемой «территориальной открытости» - практики создания зон с особо льготным инвестиционным режимом. Адаптация китайского законодательства к нормам ВТО предполагает предоставление иностранным инвесторам национального режима хозяйствования. Иначе говоря, должны быть постепенно упразднены введенные в свое время специальные преференции для инвесторов из-за рубежа, но при этом иностранным компаниям должен быть предоставлен доступ в ранее запретные для них сферы хозяйства. Если не сами основы существования, то во всяком случае принципы функционирования созданных в Китае многочисленных преференциальных зон должны при этом существенно измениться. Такие изменения в 2002-2004 гг. действительно происходили, но они были достаточно неоднозначными. И это лишний раз свидетельствует, что «территориальная открытость» за два с половиной десятилетия ее осуществления превратилась в сложный, внутренние противоречивый процесс, развивающийся под воздействием как разнонаправленных тенденций в собственно региональной политике, так и конфликтующих между собой интересов различных уровней административной иерархии.
 
Когда в 1980 г. в Китае были созданы первые свободные зоны («специальные экономические зоны» Шэньчжэнь, Чжухай, Шаньтоу и Сямэнь), то перед ними были поставлены задачи выступать в качестве «окна» во внешний мир для привлечения зарубежных капиталов и технологий, а также в качестве «передового отряда» и «полигона» экономических реформ. Немаловажной была и политико–экономическая функция зон как инструментов реинтеграции в основной китайский массив отторгнутых территорий Гонконга, Макао и Тайваня. Сам характер тех проблем, которые призваны были решать зоны, делал необходимым осуществление в них политики специальных льгот (налоговых, таможенных, валютных и др.) для стимулирования инвестиций, происходивших из-за рубежа или из внешних китайских анклавов. Специальные преференции должны были хотя бы отчасти компенсировать зарубежным компаниям очевидные несовершенства инвестиционного климата в китайском хозяйстве, только вступавшем в полосу преобразований. Но следует отметить, что большинство льгот уже изначально предоставлялось не на безусловной основе, а в обмен на выполнение определенных требований принимающего государства. Более активное, чем на остальной территории страны, экспериментирование с рыночными методами хозяйствования создавало условия для привлечения иностранного капитала в те области, которые за пределами зон жестко контролировались государством. В частности, еще в 1984 г. в «специальных экономических зонах» было разрешено создание кредитных организаций с иностранными инвестициями.
 
Важно и то, что практика создания свободных зон соответствовала выдвинутой в 1980-е годы руководством КНР политической установке, согласно которой части общества разрешалось повысить свое благосостояние быстрее, чем остальным. Применительно к региональной политике этот курс выразился в ставке на ускоренный экономический рост в и без того наиболее развитых восточных, приморских провинциях Китая, обладавших преимуществом более легкого доступа к внешним рынкам. Развитие свободных зон вполне укладывалось и в рамки проводившейся в 1980–е -  начале 1990-х годов политики фискальной децентрализации, усиления бюджетных полномочий провинциальных и местных властей путем внедрения так называемого «территориального финансового подряда».
 
Как следствие, с середины 1980-х годов процесс «территориальной открытости» резко ускорился. После «открытия» в 1984 г. четырнадцати морских портов от северного Даляня до южного Бэйхая в этих городах стали создаваться преференциальные «зоны экономического и технического развития», в отличие от «специальных экономических зон» ориентированные не на создание, а на структурную перестройку уже имеющейся индустриальной базы. В 1988 г. пятой, крупнейшей в Китае, «специальной экономической зоной» был объявлен о. Хайнань территорией в 34 тыс. кв. км. В 1990 г. создается «новая зона» Пудун в восточной части Шанхая. В 1991-1992 гг. возникают специализированные преференциальные формирования новых типов, такие как «зоны высоких технологий» по образцу западных технополисов; «зоны свободной торговли», ориентированные на развитие внешнеторговой деятельности; «зоны приграничного сотрудничества» и др. В итоге в начале 1990-х годов в Китае, преимущественно в восточных провинциях, складывается целый пояс свободных экономических зон, различающихся между собой по функциям и отраслевой специализации  (см. [3; 4]).
 
Тем не менее подобная структура не могла долго оставаться в неизменном виде в силу самой природы «территориальной открытости». По мере прогресса рыночных реформ сходные с зональными условиями хозяйствования постепенно складывались и в других регионах страны. При достигнутых в 1990-е годы масштабах привлечения иностранного капитала в Китай бюджетные потери от предоставления иностранным инвесторам фискальных льгот стали перевешивать возможный стимулирующий эффект. Это выглядело тем более неприемлемым, что пекинские власти к тому времени уже в полной мере осознали негативные последствия от внедрения «территориального финансового подряда», способствовавшего эрозии доходной части центрального бюджета, и  в ходе налоговой реформы, начавшейся в 1994 г., предпринимали немалые усилия для рецентрализации фискальных поступлений. Успешное возвращение Гонконга (в 1997 г.) и Макао (в 1999 г.) под юрисдикцию центральных властей означало, что близлежащие «специальные экономические зоны», соответственно, Шэньчжэнь и Чжухай должны теперь искать новые формы взаимодействия с вновь созданными «особыми административными районами» Сянган и Аомэнь.
 
К концу 1990-х годов стало очевидным, что деятельность многочисленных свободных зон, сосредоточенных в восточных провинциях, стала одним из факторов углубления межрегиональных диспропорций по линии «Восток-Запад». В новой, дефляционной макроэкономической ситуации, сложившейся в Китае после 1997 г., приоритетом политики властей стало повышение емкости внутреннего рынка, в том числе за счет стимулирования потребительского и инвестиционного спроса в менее развитых центральных и западных провинциях. Если раньше межрегиональная дифференциацая, ускоренное развитие Востока считались стимулами, способствовавшими подъему всей страны, то теперь на первый план вышли издержки, возникающие из-за несбалансированности регионального развития. Символами корректировки региональной политики стало выдвижение руководством КНР амбициозных программ «освоения Запада» (в 1999 г.) и «оживления старой промышленной базы на Северо-Востоке» (в 2003 г.).
 
Тенденция к свертыванию специальных преференций для иностранных инвесторов явственно обозначилась (и не только в свободных зонах) еще с середины 1990-х годов. В ходе налоговой реформы 1994 г. на предприятия с иностранными инвестициями на всей территории страны был распространен общий порядок косвенного налогообложения китайских предприятий (взимание налога на добавленную стоимость, акцизов, налога на деловые операции в сфере услуг). После принятия в 1995 г. Закона КНР о трудовых отношениях предприятия с иностранными инвестициями стали в полном объеме уплачивать взносы во внебюджетные социальные фонды. В «специальных экономических зонах» иностранные инвесторы с 1994 г. лишились права на беспошлинный импорт стройматериалов, сырья, комплектующих и топлива для собственных производственных нужд, а также на беспошлинный импорт транспортных средств и офисного оборудования. Администрации таких зон потеряли право создавать собственными решениями магазины беспошлинной торговли, реализующие товары за инвалюту. С 1999 г. «специальные экономические зоны» лишились возможности оставлять в своем распоряжении значительную часть поступлений от косвенных налогов. С начала 2003 г. был отменен действовавший ранее в «специальных экономических зонах» упрощенный порядок возмещения «входного» налога на добавленную стоимость: раньше налог, уплаченный поставщикам, возмещался производителю из местного бюджета, если продукция, произведенная в зоне, здесь же реализовывалась и потреблялась (см. [12, 2003, №2, с. 32-35; 13, 2002, №1, с. 26-29; 22, 1999, №4, с. 10]).
 
В итоге в настоящее время набор налоговых льгот в «специальных экономических зонах» включает в себя только право предприятий уплачивать подоходный налог по ставке в 15% (по сравнению с 33% на основной территории страны) и право на снижение ставки этого налога до 10% для предприятий, экспортирующих не менее 70% своей продукции. Причем следует сказать, что действие льгот по подоходному налогу и в «специальных экономических зонах», и в «зонах экономического и технического развития», и в зоне Пудун еще в начале 1990-х годов было распространено и на зарегистрированные  в зонах китайские предприятия. Уже достаточно давно «специальные экономические зоны» утратили и былые монопольные права на экспериментальное привлечение иностранного капитала в ту или иную отрасль хозяйства. Так, создание предприятий с иностранным инвестициями в финансовом секторе в 1990 г. было разрешено в ряде приморских городов страны, а впоследствии и на остальной ее территории.
 
Обязательства по либерализации инвестиционного режима, взятые на себя Китаем при присоединении к ВТО, соответствуют, таким образом, одной из общих тенденций саморазвития «территориальной открытости». Помимо дальнейшего сближения фискальных режимов для национальных и иностранных инвесторов, расширения доступа иностранных компаний в различные подотрасли сферы услуг во всех регионах страны (в банковский сектор, страхование, оптовую и розничную торговлю, телекоммуникации и т.д.) важно и то, что согласно договоренностям с ВТО уже с начала 2005 г. должна быть отменена обязательная государственная регистрация участников внешнеторговой деятельности. Право на ведение экспортно-импортных операций получат тем самым все китайские юридические лица независимо от формы собственности и места расположения головного офиса. До этого такой свободный доступ на внешние рынки имели только предприятия, сосредоточенные в «специальных экономических зонах».
 
Но следует отметить, что существуют и контртенденции, препятствующие утрате свободными зонами их прежнего значения. Во-первых, уровень зрелости рыночных механизмов в китайской экономике пока таков, что он вряд ли в ближайшем будущем позволит властям вообще отказаться от селективной промышленной политики, одним из инструментов которой и являются свободные экономические зоны. Во-вторых, в функционировании уже имеющихся и создании новых преференциальных зон заинтересованы мощные группы влияния на уровне местных властей и их лоббистов в Пекине. Не будет преувеличением сказать, что взаимоотношения по поводу свободных зон стали в современном Китае одной из новых реинкарнаций «торгов» за экономические ресурсы между выше- и нижестоящими органами управления – механизма, генетически уходящего корнями в традиции дореформенной командной экономики.
 
Если в прошлом предметом «торгов» были дефицитные материальные ресурсы, то в случае с современными свободными зонами речь идет о дележе прав на финансовые потоки в виде налоговых поступлений от предприятий в зонах, а также в виде финансовых субсидий Пекина в пользу зон, созданных решениями центральных властей. Местные администрации всячески рекламируют достижения зон, стремясь создать впечатление, что сохранение преференциального режима станет гарантией успехов и в будущем. К примеру, после выдвижения в ноябре 2002 г. на XVI съезде КПК целевой установки увеличить ВВП страны в 4 раза к 2020 г. местными руководителями в «специальных экономических зонах» Сямэнь и Хайнань было заявлено, что в этих зонах задача «учетверения» может быть решена досрочно – уже к 2015 г. (см. [9, 18.05.2003; 14, 2003, №2, с. 8-11]).
 
Что еще более примечательно, власти городов и уездов активно создают так называемые «зоны развития» с преференциальным режимом вообще без каких-либо санкций свыше. Связано это не только со стремлением обеспечить дополнительные источники экономического роста и пополнения муниципальных бюджетов. Дело и в том, что местным руководителям спускаются сверху разнарядки по привлечению иностранных инвестиций, и от их выполнения зависят перспективы служебного продвижения и доходы местных кадров. Результатом является ожесточенная и лишенная рациональных экономических мотивов конкуренция за инвестиции между многочисленными «зонами развития», оборачивающаяся неэффективным расходованием муниципальных ресурсов. Первопричина этих явлений в сохраняющейся неразделенности функций административных структур и находящихся под их контролем предприятий. Хотя формально последние являются субъектами инвестиционного сотрудничества с иностранными компаниями, но фактически инвестиционные проекты инициируются не предприятиями, а властями. В то же время поддержка властей компенсирует предприятиям инвестиционные риски, смягчает бюджетные ограничения и, как следствие, ведет к проявлению предприятиями «ненасытного инвестиционного голода».
 
В последние полтора десятилетия волны массового создания «зон развития» превратились в составную часть механизма периодически возникающего в китайской экономике инвестиционного «перегрева». За 1992-1993 гг., в период резкого ускорения экономического роста, приведшего к инфляционному скачку, в Китае было создано более 2 тыс. преференциальных зон, и ликвидация большей части из них стала одним из элементов стабилизационной политики, осуществлявшейся в 1993-1996 гг. Сходным образом ситуация сложилась и в ходе нового «перегрева», обозначившегося в народном хозяйстве КНР в 2002-2003 гг. К середине 2003 г. число «зон развития» в Китае достигло 3837, из которых только 232 были санкционированы Госсоветом КНР, а еще 1019 – провинциальными властями (см. [21, 2003, №36, с. 16-17]). Понятно, что все это имеет мало общего с приоритетами «территориальной открытости», определяемыми на общенациональном уровне.
 
Конфликты интересов, связанные с функционированием свободных зон, нашли идеологическое отражение в развернувшейся в последние годы на страницах китайских общественно-политических и научных изданий дискуссии о дальнейшей судьбе «специальных экономических зон» - наиболее ярких воплощений «территориальной открытости». Сам факт такой дискуссии тем более примечателен, что существование зон на обозримую перспективу прямо санкционировано как высказываниями высших политических руководителей КНР, так и договоренностями о присоединении Китая к ВТО. В докладе Цзян Цзэминя на XVI съезде КПК говорилось, что  «специальные экономические зоны» и зона Пудун должны продвигаться вперед по пути системных инноваций, расширения «открытости» и по другим направлениям» (см. [9, 18.06.2003]). Согласно «Докладу рабочей группы по присоединению Китая к ВТО» пять «специальных экономических зон», 14 «открытых» приморских городов, 6 «открытых» городов в бассейне Янцзы, преференциальные зоны в 21 городе провинциального подчинения и 13 «зон приграничного сотрудничества» признаются ВТО в качестве «особых экономических образований», КНР взяла на себя следующие обязательства:
 
-   доводить до сведения органов ВТО необходимую информацию о зонах; не разрабатывать планов создания новых зон; вести специальную статистику о торговле зон с остальной таможенной территорией страны; о всех изменениях политики, связанных с зонами, в течение 60 дней ставить в известность Секретариат ВТО;
-   осуществлять унифицированную таможенную политику на всей территории страны; в отношении торговли между зонами и остальной территорией проводить единую политику взимания налогов, таможенных пошлин и установления нетарифных ограничений; распространить на зоны действие общенациональных законодательных актов о налогообложении;
-  предоставлять преференции в зонах на недискриминационной основе по отношению к инвесторам из всех стран-членов ВТО и к китайским инвесторам.
 
В «Протоколе о присоединении Китая к ВТО» в отношении зональной политики выдвигаются следующие требования:
-  КНР должна ставить в известность ВТО о всех созданных зонах, нормативных актах и мерах экономической политики в отношении зон, о создании новых зон и изменениях границ уже существующих зон не позднее  чем через 60 дней с момента принятия соответствующих решений;
-   в отношении товаров, ввозимых из-за рубежа через эти зоны на остальную таможенную территорию КНР, должна осуществляться такая же политика, как и по отношению к импорту товаров в Китай в обычном режиме;
-  преференции в зонах должны предоставляться на принципах национального режима и недискриминации, за исключением особых случаев (см.  [6, 2002, №8, с. 1-4]).
 
Не трудно заметить, что эти формулировки весьма неоднозначны и могут быть истолкованы по-разному. Так, декларируется, что Китай должен воздерживаться от создания новых преференциальных зон, но если новые зоны все же создаются, то об этом нужно ставить в известность ВТО. Ничего не говорится о судьбе тех уже существующих зон, которые не признаны «особыми экономическими образованиями». Утверждается, что льготы должны предоставляться на равных основаниях всем инвесторам, но возможны и «особые случаи» и т.д. Надо сказать, что эти двусмысленности активно используются участниками дискуссии о перспективах зон для обоснования своих позиций.
 
Сторонники одной из точек зрения утверждают, что с присоединением Китая к ВТО историческая миссия «специальных экономических зон» исчерпана. По мнению Цюй Цзяня, директора Центра экономических исследований в Шэньчжэньском институте комплексного развития, нормы ВТО требуют унификации режимов хозяйствования по всей территории страны, а потому никакой «особости» зон быть теперь не может. Из китайского законодательства нужно устранить все положения, противоречащие Соглашению ВТО «О торговых аспектах инвестиционных мер» (ТРИМС). Речь идет о требованиях к инвесторам использовать местные источники материалов, осуществлять экспорт продукции, обеспечивать сбалансированность валютных доходов и расходов предприятий – именно на таких условиях в «специальных экономических зонах» изначально предоставлялись преференции иностранным компаниям (см. [7, 4.03.2002]).
 
По мнению преподавателей факультета менеджмента Пекинского педагогического университета Тан Жэньву и Лэй Сяонина «специальные экономические зоны» явились порождением градуалистского варианта экономических реформ в Китае, осуществлявшегося в 1980-1990-е годы. Ему были свойственны сосуществование элементов старой и новой хозяйственных систем, многообразие режимов хозяйствования для предприятий различных форм собственности. В настоящее время необходимость в «специальных экономических зонах» отпала просто потому, что их задачей было первоначальное внедрение в китайскую хозяйственную практику как раз тех принципов, которые предусмотрены нормами ВТО. Теперь эти принципы должны осуществляться на всей территории страны. В современной китайской экономике уже действует механизм, основанный на ценовых регуляторах. В таких условиях избирательные преференции в зонах нарушают принципы честной конкуренции, искажают распределение ресурсов, формируют административные монополии и барьеры для свободного движения товаров и капиталов (см. [5, 2002, №1, с. 29-35]).
 
С этим согласен и профессор Сямэньского университета Сюй Цзинъюн, утверждающий, что само наличие особого преференциального статуса у той или иной зоны – это не показатель «продвинутости» реформы на соответствующей территории, а, наоборот, свидетельство того, что реформа не является всеобъемлющей (см. [13, 2002, №1 с. 26-29]). В обобщенной форме эту позицию обосновывает профессор Шэньчжэньской академии общественных наук Лэ Чжэн: он считает, что в новых условиях благоприятный инвестиционный климат нужно формировать не за счет специальных преференций, а путем качественного совершенствования рыночных институтов (см. [19, 2003, №1, с. 17-19]).
 
Другая позиция декларирует, что «специальные экономические зоны» могут существовать и дальше, если в них будет обеспечен недискриминационный режим для инвесторов. По мнению Линь Цибиня, вице-президента Академии общественных наук провинции Фуцзянь, зоны будут существовать в длительной перспективе, так как и сейчас сохраняются значительные различия между приморскими и внутренними регионами по уровню развитости рыночных механизмов и «информационного общества» (см. [9, 18.06.2003]). Сотрудник экономического факультета Шэньчжэньского университета Ло Цинхэ в ответ на замечания критиков, видящих в функционировании зон источник межрегиональных диспропорций, утверждает, что проблема несбалансированности развития территорий существует во всех крупных государствах. Наличие специальных преференций является своеобразной компенсацией, которую получают зоны за риски, связанные с более активным проведением реформ. Китайское законодательство нужно привести в соответствие с Соглашением ТРИМС, но это не значит, что нужно отменять зональные преференции – об этом в документах ВТО ничего прямо не говорится (см. [19, 2002, №3, с. 5-11]).
 
Сторонники этой точки зрения полагают, что в новых условиях специфика зон не исчезает, а наполняется новым содержанием. Как считает доцент экономического факультета Шэньчжэньского университета Чжун Цзяньцзэ, в переходный период, предусмотренный соглашениями Китая с ВТО, внешнеэкономическая либерализация должна происходить в «специальных экономических зонах» в ускоренном темпе по сравнению с остальной территорией страны (см. [7, 4.03.2002]). По мнению других специалистов (в частности, преподавателя Чжухайской партшколы Ли Ина) роль зон в качестве «полигонов» реформы нужно не нивелировать, а, напротив, вновь активизировать в свете системных проблем китайской экономики, обострившихся в последние годы, таких как узость потребительского спроса, убыточность госпредприятий, стагнация негосударственных секторов хозяйства и т.д. (см. [10, 2001, №5, с. 48-51]).
 
Разнообразие мнений, высказываемых участниками дискуссии, и сравнительно редкое цитирование ими официальных установок, судя по всему, свидетельствуют, что жестко определенной позиции по поводу дальнейших перспектив «территориальной открытости» у властей пока нет. На такие размышления наводят и предельно общие ремарки, сделанные Ху Цзиньтао во время инспекционной поездки по преференциальным зонам провинции Гуандун в мае 2003 г. Он заявил, что и в  первые двадцать лет XXI века «некоторые регионы могут развиваться быстрее других и в первоочередном порядке осуществить модернизацию». Вновь акцентирована роль «специальных экономических зон» как «авангарда». Выступая в Шэньчжэне, Ху заявил о необходимости скоординированного развития здесь «трех цивилизаций» (материальной, политической и духовной), намекнув тем самым, что зоны могут стать полем не только для экономических, но и для политических экспериментов (см. [20, 15.05.2003]).
 
Как бы то ни было, ясно, что в новых условиях территории, где ныне существуют зоны, должны будут искать новые конкурентные «ниши», используя при этом уже накопленный потенциал и имеющиеся сравнительные преимущества. Среди «специальных экономических зон» больше других к этому готов Шэньчжэнь, чьи экономические успехи в минувшие десятилетия объяснялись не только наличием преференциального статуса, но и расположением по соседству с Гонконгом. Из небольшого уездного поселка Шэньчжэнь превратился в современный мегаполис с более чем пятью миллионами жителей. По показателю дохода на душу населения он является лидером среди всех городов КНР, а по  абсолютному размеру городского ВВП занимает четвертое место, уступая только Шанхаю, Пекину и Гуанчжоу. Начиная с 1993 г. Шэньчжэнь удерживает первенство среди китайских городов и по объему экспорта. Морской контейнерный порт Шэньчжэня по грузообороту занимает второе место в КНР после Шанхая и входит в «шестерку» крупнейших портов мира.
 
Развитое портовое хозяйство позволит Шэньчжэню упрочить позиции главного внешнеторгового центра Южного Китая и после свертывания системы преференций. В промышленной области Шэньчжэнь уже достаточно далеко отошел от прежней специализации на трудоемких товарах. В последние годы здесь быстро развивался сектор информационных технологий, его доля в промышленном выпуске зоны превышает 35%, на Шэньчжэнь приходится более трети общенационального производства компьютеров. При осуществлении инвестиций местные предприятия имеют преимущество более легкого доступа на финансовые рынки Гонконга. Роль Шэньчжэня как посредника между этой бывшей колонией и остальной территорией страны может снова возрасти в процессе реализации «Соглашения о более тесном экономическом взаимодействии между Сянганом и материковым Китаем», подписанного в июне 2003 г. центральными властями КНР и администрацией «особого административного района» Сянган. Данное соглашение рассматривается как первый шаг в формировании интеграционного объединения в рамках «Большого Китая». Оно предусматривает, в частности, что для сянганских компаний условия доступа в китайскую сферу услуг будут либерализованы более быстрыми темпами, чем это предусмотрено обязательствами перед ВТО. Шэньчжэнь может стать и полем новых интеграционных экспериментов, например, здесь могут отрабатываться унификация китайской и сянганской систем налогообложения или же параллельное хождение двух валют (см. [11, 2001, №6, с. 48-50; 21, 2003, №28, с. 10-13]).
 
Достижения других «специальных экономических зон» не такие впечатляющие, и перспективы их менее определенные. В Сямэне так до сих пор и не реализована предложенная еще в начале 1990-х годов идея превращения этой зоны в «порт свободной торговли». Положение Сямэня как главного посредника во внешней торговле провинции Фуцзянь может пошатнуться после того, как беспрепятственный доступ к экспортно-импортной деятельности получат все провинциальные предприятия. Но конкурентным преимуществом Сямэня, несомненно, останутся хорошо налаженные связи с тайваньским бизнесом (в городе еще с конца 1980-х годов существует преференциальный район тайваньских инвестиций). Новый импульс развитию Чжухая может дать заключенное в октябре 2003 г. соглашение между центральными властями и близлежащим Аомэнем о «более тесном взаимодействии» по типу ранее подписанного соглашения с Сянганом. Но власти Чжухая в настоящее время испытывают серьезные проблемы с обслуживанием муниципального долга, накопившегося из-за плохо просчитанных затрат на освоение территории. Зона Шаньтоу печально прославилась многочисленными коррупционными скандалами. Дело здесь дошло до того, что попытка властей навести порядок в системе возврата экспортного налога на добавленную стоимость была воспринята привыкшими к злоупотреблениям предприятиями как ужесточение доступа к финансовым ресурсам, и в 2001 г. в Шаньтоу впервые в истории китайских преференциальных зон произошел спад промышленного производства (см. [18, 21.06.2002]).
 
Особенно противоречивы результаты деятельности «специальной экономической зоны» на о. Хайнань. При создании зоны в 1988 г. были декларированы планы уже к концу 1990-х годов сделать эту отсталую правинцию экономическим лидером среди всех регионов Китая. Ускорение экономического развития на Хайнане на рубеже 1980-1990-х годов действительно произошло, но было оно недолговечным. Темпы роста провинциального ВВП достигли максимума (40,2%) в 1992 г., но затем они резко снизились до отметок ниже общенациональных показателей (до минимума в 4,3% в 1995 г.). Значительные колебания на протяжении 1990-х годов были свойственны и объемам внутренних инвестиций и привлеченного иностранного капитала. Как следствие, и в конце минувшего десятилетия по ВВП на душу населения Хайнань уступал средним показателям по стране. По данным за 2000 г. в структуре ВВП Хайнаня 37,4% приходилось на «первичный сектор» (сельское хозяйство и добывающую промышленность), даже в Тибете этот показатель был ниже (30,9%). По доле обрабатывающей промышленности в ВВП (12,7% в 2000 г.) Хайнань уступал не только всем другим «специальным экономическим зонам», но и всем провинциям и автономным районам КНР, за исключение Тибета (см. [14, 2003, №4, с. 14-17; 16, 2002, №1, с. 36-37]).
 
Причины такого положения вещей множественны. Уже в первые годы существования зоны (в 1988-1991 гг., а затем и в 1993-1994 гг.) Хайнань испытал на себе влияние проводившихся центральными властями антиинфляционных мероприятий: обещанные централизованные вложения в инфраструктуру острова по большей части так и не материализовались. Политика развития зоны не отличалась системностью: отраслевыми приоритетами объявлялись то обрабатывающая промышленность, то туризм и связанный с ним сектор недвижимости, то комплексное развитие всех отраслей. Происшедшая в 1994 г. отмена значительной части внешнеторговых преференций оказалась для Хайнаня, находившегося только на начальной стадии индустриализации, гораздо более болезненной, чем для других «специальных экономических зон». Непосредственным ее результатом стал обвал цен на местном рынке недвижимости, который, в свою очередь, повлек за собой трудности в банковской сфере и в производственном секторе.
 
С конца 1990-х годов экономика Хайнаня вновь стала расти более высокими темпами, чем хозяйство всей страны. Но отраслями – лидерами подъема теперь стали тропическое сельское хозяйство, морские промыслы и переработка их продукции, то есть правомерно утверждать, что экономика в настоящее время развивается за счет использования естественных географических и климатических преимуществ острова, а не за счет инвестиционных преференций. Опыт Хайнаня, таким образом, лишний раз подтверждает доказанную и российской практикой бесперспективность создания свободных зон – «гигантов» (см. [2]).
 
Можно предположить, что в ближайшие годы для центральных властей приоритетным направлением «территориальной открытости» окончательно станет функционирование небольших (площадью в несколько квадратных километров) узко специализированных зон. Преференции в них будут предоставляться и иностранным, и национальным инвесторам. В пользу такого вывода свидетельствует и то, что в 2000-2001 гг., в самый канун присоединения страны к ВТО, по инициативе центральных властей в Китае было создано еще 17 «зон экономического и технического развития», и их общее число достигло 49. Китайские  аналитики называют это «третьей волной» формирования подобных зон. Если в середине 1980-х годов они создавались в морских портах на восточном побережье, а в 1990-е годы – главным образом в административных центрах восточных и южных провинций, то в первые годы XXI в. – в крупных городах материковых регионов. Иначе говоря, такие зоны используются властями как один из инструментов политики «освоения Запада» (см. [8, 2002, №5, с. 656-666; 15, 15.05.2003]).
 
Еще одно важное событие последних лет – это возникновение принципиально новой формы «территориальной открытости»: с 2000 г. началось создание «экспортных производственных зон», где льготы получают предприятия – экспортеры, в том числе работающие по субподрядным заказам из-за рубежа (по контрактам о «поручительской обработке»). Всего решениям Госсовета КНР санкционировано создание 38 «экспортных производственных зон», причем как на восточном побережье, так и в центральных и западных провинциях (см. [22, 2003, №5, с. 26-29]).
 
Явно не утратят своего значения «зоны высоких технологий», функция которых – это развитие принципиально новых производств, коммерциализация и интернационализация результатов китайских НИОКР. В настоящее время действуют 53 такие зоны общенационального уровня, а с учетом зон, созданных решениями провинциальных и городских властей, их число достигает 120. Главный фактор, определяющий размещение «зон высоких технологий» - это близость к сложившимся научным центрам (университетам, НИИ, крупным предприятиям с собственной базой НИОКР). Уже изначально, в силу специфики таких зон, здесь была высока роль национальных предприятий, в том числе частных; во многих случаях субъектами инвестиционного сотрудничества непосредственно выступают научные организации.
 
Формальные показатели, характеризующие положение «зон высоких технологий» в наукоемком секторе китайской экономики, весьма впечатляют: в 2002 г. на эти зоны приходилось 52% общенационального экспорта продукции, относимой к технологичной (см. [17, 2003, №6, с. 50-52]). Но следует иметь в виду, что на деле в зонах пока преобладают адаптация и имитация зарубежных технологий и связанная с этим посредническая деятельность, а не создание принципиально новых продуктов, защищенных собственными торговыми марками. Слабо развиты пока и механизмы венчурного финансирования, львиная доля инвестиций осуществляется за счет собственных ресурсов предприятий. Присоединение Китая к ВТО потребовало от предприятий в «зонах высоких технологий» дополнительных усилий для поддержания конкурентоспособности. Необходимость соблюдать Соглашение ВТО «О торговых аспектах прав интеллектуальной собственности» влечет за собой рост издержек, связанных с заимствованием технологий (через патентные и лицензионные платежи, авторские вознаграждения и платежи за использование товарных знаков). А присоединение Китая к Соглашению «О технических барьерах в торговле» накладывает ограничения на экспорт из зон продукции, не удовлетворяющей зарубежным техническим и экономическим стандартам, увеличивает соответствующие издержки на мониторинг. Решение всех этих проблем вряд ли возможно без корректировки государственной политики, в том числе разработки единых общенациональных нормативных актов о «зонах высоких технологий», соответствующих принципам ВТО.
 
Координации на общенациональном уровне до сих пор не хватало и политике властей в отношении «зон свободной торговли» (их насчитывается 15, и все они находятся в восточной приморской полосе). Эти зоны создавались в начале 1990-х годов как транзитные пункты: здесь должны были осуществляться перевалка и складирование импортных товаров; вестись доработка, упаковка и маркировка товаров, идущих из Китая на экспорт; развиваться финансовые услуги, связанные с обслуживанием внешней торговли; создаваться товарные биржи и торгово-выстовочные центры и т.д. Преференциальный режим «зон свободной торговли», помимо льгот по уплате налога на доходы предприятий, включает в себя и освобождение поступающих в зону товаров от взимания импортных таможенных пошлин и налога на добавленную стоимость. Если ввозимые товары не подвергаются в зоне дополнительной обработке, то они могут вывозиться далее на внешние рынки без уплаты таможенных платежей, но при ввозе их на внутренний рынок Китая платежи осуществляются в полном объеме. В случаях, когда после доработки в зоне не менее 70% конечной продукции реэкспортируется за пределы Китая, таможенные платежи взимаются только со стоимости материалов, использованных при производстве остающейся части продукции, не идущей на экспорт. А если обработанные товары ввозятся из зоны на основную территорию Китая, то таможенные платежи взимаются в зависимости от соотношения импортных и местных компонентов, использованных при доработке товара в зоне. Еще в начале 1990-х годов было установлено, что в отношении импортных поставок в «зоны свободной торговли» не должны применяться нетарифные ограничения; в зонах разрешалось свободное хождение иностранных валют (см. [22, 2003, №5, с. 25-26]).
 
Однако амбициозные намерения были во многом обесценены из-за не до конца определенного правового статуса «зон свободной торговли» и нечеткого распределения функций между управленческими органами. Непосредственно деятельностью зон руководят Комитеты по управлению «зонами свободной торговли», но в одних случаях они подчиняются правительствам городов, где созданы зоны, а в других – районным администрациям. В нормативных актах зоны рассматриваются как экономические, а не административные образования. Поначалу зоны считались анклавами, которые, оставаясь частью территории Китая, выведены из-под действия национальных таможенных процедур. Но в 1997 г. они были объявлены «особыми таможенными районами», с тех пор определяющую роль в управлении ими стала играть таможенная служба, и многие преференции фактически не предоставлялись по чисто фискальным соображениям. В то же время в управление зонами реально вовлечены также налоговые, финансовые органы, администрация валютного контроля, промышленно-торговая администрация и другие ведомства, по-разному трактующие одни и те же вопросы.
 
Если таможня рассматривает предприятия в зонах как «особые единицы», то Министерство торговли и Государственная администрация валютного контроля считают эти предприятия нерезидентами, и для совершения сделок с ними китайские предприятия, находящиеся за пределами зон, до недавнего времени должны были получать специальные разрешения на внешнеторговые операции и открытие валютных счетов. Налоговые органы, напротив, считают зональные предприятия резидентами и распространяют на них общие процедуры налогообложения, хотя и по льготным ставкам. По документам же Министерства финансов поставки товаров в зоны с основной территории КНР являются экспортом, и осуществляющие их предприятия должны получать возмещение уплаченного налога на добавленную стоимость. Но налоговые органы на практике рассматривают как экспорт только поставки из самих зон за рубеж, и даже в этом случае возмещение налога возможно только, если предприятие было включено в утверждаемый в начале каждого года специальный план (см. [6, 2001, №10, с. 27-30]).
 
Присоединение страны к ВТО стало для «зон свободной торговли» своего рода моментом истины. В условиях прогрессирующего снижения в КНР импортных тарифов и отмены большей части количественных ограничений импорта во многом нивелируются преимущества зон как промежуточных звеньев в проникновении на китайский товарный рынок. Серьезными конкурентами «зон свободной торговли» в области «поручительской обработки» в последние годы стали «экспортные производственные зоны», где с самого начала налоговая политика была более рациональной: налог на добавленную стоимость возмещается там не только при поставках из зон на экспорт, но и при закупках зональными предприятиями товаров у внутрикитайских контрагентов. Впрочем, все это свидетельствует не о неизбежном кризисе «зон свободной торговли», а о необходимости коррекций в государственной политике, которые помогли бы реализовать до сих пор недоиспользуемый потенциал таких зон. Движение в эту сторону уже происходит. С октября 2002 г. в «зонах свободной торговли» был существенно либерализован порядок валютного контроля. В частности, установлено, что зарегистрированные в зонах предприятия могут теперь открывать валютные счета в банковских учреждениях не только в самих зонах, но и на остальной территории Китая (см. [23, 22.08.2002]).
 
Наконец, рассуждая о ближайших перспективах «территориальной открытости», нужно сказать, что центральному правительству придется что-то делать с многочисленными «зонами развития», созданными местными властями. Во многих случаях эти зоны возникают на земельных площадях, под тем или иным предлогом изъятых у крестьянских хозяйств. Нередко земельные  спекулянты, связанные с местными чиновниками, пользуясь неопределенностью прав земельной собственности, подписывают контракты о передаче «прав пользования на землю» с администраторами на уровне деревни, даже не ставя об этом в известность работающих на земле крестьян. А новые обладатели прав на землю, выступающие застройщиками «зон развития», отказываются выплачивать крестьянам адекватную компенсацию. Число обезземеленных таким образом крестьян, потерявших средства к существованию и вынужденных искать новую сферу деятельности, достигает уже десятков миллионов человек.
 
Коллективные строительные фонды крестьян используются местными властями для финансирования инвестиционных проектов в зонах и для компенсации предоставляемых инвесторам преференций. Конкуренция между зонами привела к тому, что во многих местах инвесторы были вообще освобождены от арендной платы за землю и от уплаты тарифов за электроэнергию, а сроки «налоговых каникул» произвольно продлевались без оглядки на общенациональное законодательство. Созданные в зонах инфраструктурные мощности зачастую простаивают, так как приток инвестиций не оправдывает ожиданий, это затрудняет возврат взятых под строительство кредитов и дает новый импульс накоплению «плохих долгов» в банковской системе. Активность местных властей на этом поле стала, таким образом, вступать в противоречие с официальными приоритетами не только макроэкономической, но и социальной политики. Поэтому можно предположить, что значительная часть «зон развития» будет просто закрыта административными решениями, как это уже было в середине 1990-х годов.
 
Литература

1. Манежев С.А. Иностранный капитал в экономике КНР. М., 1990.
2. Мозиас П.М. Стереотипы поведения иностранных инвесторов в свободных экономических зонах. – Дело и право, 1994, №№2, 3.
3. Мозиас П.М. Формирование открытой экономики в Китае: региональные проблемы. – Мировая экономика и международные отношения, 1994, №3.
4. Мозиас П.М. Эволюция политики «территориальной открытости» в КНР. – Проблемы Дальнего Востока, 1993, №3.
5. Гайгэ (Реформа).
6. Гоцзи маои вэньти (Проблемы международной торговли).
7. Гуанмин жибао.
8. Дили яньцзю (Географические исследования).
9. Жэньминь жибао.
10. Линнань сюэкань (Линнаньский научный вестник).
11. Наньфан цзинцзи (Экономика Юга).
12. Пэнчэн (Блестящее будущее).
13. Тэцюй цзинцзи (Экономика «специальных экономических зон»).
14. Тэцюй чжаньван (Обозрение по «специальным экономическим зонам»).
15. Цзинцзи жибао.
16. Цзиньжи Хайнань (Хайнань сегодня).
17. Чжунго кэцзи чанье (Научно-техническая сфера в Китае).
18. Шичан бао (Рыночная газета).
19. Шэньчжэнь дасюэ сюэбао: жэньвэнь шэкэбань (Вестник Шэньчжэньского университета: серия гуманитарных наук).
20. Шэньчжэнь тэцюй бао (Ведомости «специальной экономической зоны» Шэньчжэнь).
21. Beijing Review.
22. China Business Review.
23. China Daily.

 
Ст. опубл.: Общество и государство в Китае: XXXV научная конференция / Ин-т востоковедения; сост. и отв. ред. Н.П.Свистунова. – М.: Вост. лит., 2005. – 311 с. – ISBN 5-02-018484-5 (в обл.). С. 234-249.