Саньсиндуй

三星堆 – один из важнейших археологических памятников Китая II тыс. до н.э., находящийся на территории одноименной местности в уезде Гуанхань 廣漢 пров. Сычуань.
 
В результате археологических работ, начавшихся еще в 1930-х гг., на территории Саньсиндуя был вскрыт масштабный комплекс общей площадью  17 кв. км, состоящий из четырех стратиграфических слоев, датируемых 2800-1000 гг. до н.э. Два нижних слоя содержали изделия (в первую очередь, керамические), указывающие на существование местной общности, родственной южным и восточным неолитическим культурам (расположенным соответственно в районах среднего течения р. Янцзы и на Шаньдунском п-ве) или близкой тем культурам, которые находились с двумя последними в постоянных контактах. Третий слой, восходящий к 2100-1400 гг. до н.э., т. е. хронологически совпадающий с общностью Эрлитоу 二里頭 (1900-1600 гг. до н.э.) в районах среднего течения р. Хуанхэ и с ранним этапом находившегося там же древнейшего китайского государства Шан-Инь 商殷 (XVII-XI вв. до н.э.), содержал в себе остатки городища. Занимавшее площадь 3,5 кв. км  и обнесенное мощной стеной (выс. 4-6 м, шир. у основания 40 м, вверху – 20 м), оно по масштабу сопоставимо с раннеиньскими городами, включая Эрлиган 二里岡. Вместе с тем, ему присущи и некоторые специфические особенности: городская стена была выполнена не в глинобитной технике, а сложена из керамических брусков, высушенных на воздухе; здания на его территории имели не только прямоугольную, но и круглую форму. Найденные вещи - керамика, бронзовые сосуды, тоже в целом совпадали с их эрлитоускими и раннеиньскими аналогами, но различались с ними в деталях форм и декора. Указанные археологические материалы, по-видимому, позволяют полагать, что в первой половине II тыс. до н.э. в Саньсиндуе находился административный центр региональной культурной общности, которая, имея местное происхождение, в дальнейшем развивалась под определяющим влиянием древнейших китайских государственных образований и, возможно, состояла в вассальной зависимости от правителей Эрлитоу, а затем и Шан-Инь.
 
Поисковые работы сезона 1986 г. принесли поистине сенсационные находки: в 450 м к северу от южной части городской стены, на расстоянии 30 м друг от друга были вскрыты две ямы, обозначенные как «К1» и «К2». Глубиной приблизительно 1,5 м (146-164 и 140-168 см), они имели почти вертикальные стенки и утрамбованную нижнюю поверхность, т. е. были заранее подготовленными схоронами. В обеих ямах находилось в общей сложности 869 предметов, относящихся к XIII-XI вв. до н.э., самые ранние из них датируются 1250 г. до н.э. Примечательно совпадение даты их изготовления с ключевым для государства Шан-Инь историко-политическим событием – переносом столицы из правобережной зоны р. Хуанхэ на окраину ее левобережного района (вблизи совр. г. Аньян 安陽, пров. Хэнань, см. Инь-сюй). Чем было вызвано это событие, произошедшее, согласно новейшим расчетам, в 1300 г. до н.э., остается не ясным.
 
В «К1» были складированы в основном бронзовые сосуды, нефритовые украшения, предметы ритуально-церемониального назначения и ритуальное оружие. В подавляющем большинстве они были, очевидно, привозными, иньскими, изделиями и предметами местного производства, выполненными по иньским образцам. В «К2», под слоем слоновьих бивней, были спрятаны абсолютно необычные вещи, среди них произведения бронзовой пластики и предметы, отделанные золотом. Многие изделия имели серьезные повреждения, на некоторых сохранились следы огня, в результате чего возникает впечатление, что их прятали в спешке, пытаясь спасти во время какой-то катастрофы. В «К2» видимо, поместили предметы, которые представляли особую ценность для их обладателей.
 
Бронзовая пластика включает в себя монументальную трехмерную фигуру, бюст, 54 изображения человеческих голов, несколько антропоморфных статуэток , 20 «масок», изображения зооморфных и фантастических существ, а также пластические композиции, образующие «алтарь» и модели деревьев. Монументальная фигура стоящего человека (выс. 172 см) возвышалась на сложном по композиции постаменте, образованном подставкой на четырех скульптурных ножках в виде стилизованных слоновьих голов с загнутыми хоботами и основанием в форме усеченной пирамиды (общая выс. 262 см, вес 180 кг). Удивительная для древнекитайского бронзолитейного производства тонкость литья позволила создателям этого произведения скрупулезно воспроизвести все нюансы внешнего облика персонажа, включая элементы костюма. Фигура облачена в длинное, доходящие сзади до щиколотки, одеяние, на первый взгляд, похожее на китайский халат-пао 袍, который уже существовал в иньскую эпоху (см. Костюм). Однако примечательно наличие в нем ряда специфических особенностей: одеяние имеет правый запах (а не левый, принятый в китайском костюме), его полы разной длины, шейный вырез сзади имеет треугольную форму, пояс (как обязательный элемент костюма) отсутствует. Голову персонажа венчает  убор, подобный тиаре, который не совпадает ни с одним из вариантов древнекитайских головных уборов, известных по литературным описаниям и художественным изображениям. Тиара и одеяние покрыты геометрическим орнаментом и стилизованными изображениями зооморфно-фантазийных существ. Часть элементов узора имеет отдаленное сходство с популярными мотивами декора иньских бронз, например, с «узором грома», лэй-вэнь 雷紋,  изображениями змеевидного дракона-куй 夔 (см.  Бронза). Вместе с тем, если в иньской орнаментике господствовал принцип зеркальной симметрии (см. Инь-дай ды шу), то в данном случае отделка одеяния намеренно ассиметрична: на левой стороне халата узор расположен по вертикали, на правой – по горизонтали. В мочках массивных ушей трапециевидной формы проделаны большие круглые отверстия, видимо, для серег, которые, как принято считать, в качестве индо-буддийского заимствования вошли в употребление в Китае не ранее III-IV вв н.э. Руки статуи с непропорционально большими ладонями согнуты, причем левая ладонь сжата в кулак, словно удерживая какой-то удлиненный предмет изогнутой конфигурации, вероятно слоновий бивень. Босые ноги человека украшены ножными браслетами, что вновь противоречит обычаям китайцев. Большинство исследователей сходятся во мнении, что это произведение является скульптурным портретом местного правителя или духовного иерарха.
 
В бронзовом бюсте (выс. 40,2 см, вес 1046 г) воспроизведен человек в специфическом головном уборе, отдаленно напоминающем шлем. В задней части «шлема» укреплены три чуть изогнутые и расходящиеся «веером» конструкции. В манере исполнения рук эта вещь совпадает с монументальной фигурой. Миниатюрная пластика представлена несколькими статуэтками (выс. до 3 см), некоторые из них (например, человек в коленопреклоненной позе) перекликаются с иньскими нефритовыми и каменными фигурками, другие (вроде статуэток, изображающих человека, преклонившего одно колено, или персонажа в одеянии, похожем на тунику) представляют собой образцы, уникальные для искусства эпохи Шан-Инь.
 
Бронзовые головы (выс. 35-50 см), выполнены в целом по единой иконографической схеме, но серьезно расходятся в характере трактовки верхней части головы и наборе дополнительных деталей. В результате в современных исследованиях они разделяются на восемь различных типов. Одни имеют плоский верх, который может быть охвачен горельефной полосой, воспроизводящей особым образом уложенную прическу или головное украшение, сплетенное, наподобие венка, из тканных или металлических полос. Другие головы имеют округлую выпуклость в области темени и дополнены различными элементами, в которых угадываются изображения головных уборов в виде тиар или маленьких, плотно облегающих макушку шапочек, а также головной повязки, заканчивающейся узлом с большим бантом на затылке. В некоторых случаях показана спускающаяся по спине коса, уши пронизаны отверстиями (от одного до трех)
 
На некоторых головах остались фрагменты тонкого золотого листа, образующие подобие масок, наполовину скрывающих лицо. Следовательно, их создатели владели техникой обкладки бронзовой поверхности золотом, которая является предшественницей золочения. Помимо упомянутых скульптур, среди «саньсиндуйских» вещей присутствовало еще несколько отделанных в аналогичной технике предметов, в т.ч.  деревянный жезл (выс. 14,2 см), обшитый золотым листом, на поверхности которого выгравирован орнамент, сочетающий стилизованные изображения человеческих лиц, рыб и хищных птиц.
 
Бронзовые «маски» по размеру подразделяют на три  серии, а по художественным особенностям - на пять морфологических типов. Самая крупная из них достигает 138 см в высоту, еще две вещи - выс. 80 см весят 20 кг каждая; размер остальных «масок» колеблется от 20 до 50 см. Ряд масок, объединенных в «тип V», дополнен сложной вертикальной конструкцией, закрывающей носовую часть лица и возвышающейся в виде навершия.
 
Во всех скульптурах воспроизведен единый иконографический образ, видимо, восходящий к общему антропологическому типу. Он характеризуется, во-первых, большими миндалевидными глазами, наружные углы которых сильно скошены вверх, доходя почти до висков, а глазные яблоки непропорционально велики и округлы (в ряде масок они трактованы в виде сильно выступающих цилиндров). Глаза дополнены широкими бровями. Во-вторых, лицо имеет тонкогубый, вытянутый, словно растянутый в улыбке, рот и скошенный, плоский подбородок. Форма носа варьируется от чуть приплюснутого до «орлиного», с горбинкой у переносицы.
 
Зооморфная скульптура представлена изображением головы (выс. до 43,3 см) хищной птицы из семейства ястребиных и статуэткой петуха (выс. 10, 3 см, длина 14, 3 см, вес 272 г), живой и реалистичной (следует отметить, что образы петуха и хищных птиц,  за исключением совы, не были характерны для иньского искусства). В «натуралистичной» манере выполнена также фигура ползущей змеи, причем пресмыкающееся было показано в натуральную величину и характеризуется достоверной передачей всех естественных примет (это изображение дошло расколотым на три части, дл. 54,8, 35,6, и 21, 2 см).
 
В ряду зооморфно-фантастических скульптур примечательны несколько вещей. Во-первых, обращает на себя внимание  статуэтка (выс. 12 см), венчающая предмет, похожий на скипетр. Она изображает фигуру с туловищем хищной птицы и человеческой головой, завершающаяся конструкцией в виде оленьих рогов. Во-вторых, фигурка с мордой хищного зверя, козлиными рогами и змеевидным туловищем, украшающая непонятного назначения предмет цилиндрической формы (выс. 41,4 см). Упомянутые произведения показывают, что местные мастера в равной мере владели навыками создания реальных и фантастических скульптурных образов.

 
Изделие, отождествляемое с алтарем, было реконструировано из отдельных фрагментов и деталей. В собранном виде оно представляет собой сложную скульптурную композицию, высотой около полуметра, состоящую из трех художественно оформленных ярусов. Нижний ярус образован скульптурой фантастического существа, в облике которого сочетаются туловище хищника, рога парнокопытного животного и птичий хвост. Средний ярус включает в себя четыре фигуры стоящих и повернутых спинами друг к другу людей, которые, в свою очередь, служат опорами для конструкции из четырех пластин полусферической формы, украшенных орнаментом. Верхний ярус образован кубом, на поверхности которого расположены рельефные фигуры стоящих людей, а над боковыми частями возвышаются парные пластические изображения фантастических существ в виде рогатых хищных птиц.
 
Бронзовые модели деревьев представляют собой самые масштабные, многофигурные и сложные в технологическом отношении пластические произведения. Судя по найденным фрагментам, в «К2» находились четыре таких модели, но удалось восстановить только одну: четырехметровую конструкцию из фигурной подставки и «ствола», образованного несколькими секциями полых труб, к которым прикреплены три расположенных друг над другом ряда изогнутых тонких труб, передающих ветви. К «ветвям», заканчивающимся стилизованными изображениями листьев и бутонов, прикреплены фигурки хищных птиц. Подставка украшена скульптурным изображением фантастического существа, в облике которого преобладают черты хищника, что позволяет усматривать в нем «стража» дерева. Исходя из опыта мировой религии и художественной культуры, эту модель, включающую в себя образы дерева, цветов, птиц  и чудовища-«стража», правомерно интерпретировать в качестве изображения Древа жизни/ бессмертия.
 
Среди бронзовых вещей присутствовали также предметы, не относящиеся к произведениям искусства, но примечательные в семантическом отношении. Это, прежде всего, бронзовые колеса с пятью спицами (диаметр ок. 85 см), в которых можно усмотреть предметы ритуального характера, имевшие солярную символику и одновременно указывающие на возможность знакомства их создателей с колесным транспортом. Другую категорию изделий составляют ромбовидной формы пластины (27,5-76,3х12,2-83,7 см), украшенные посередине выпуклым диском, что также позволяет отождествлять их с солярными символами. Судя по имеющимся отверстиям, пластины крепились к деревянной поверхности и, следовательно, могли служить украшением внешних стен или интерьера дворца, либо святилища.
 
Немалый интерес представляют разновидности «саньсиндуйского» оружия, внешне идентичные иньским секирам (юэ 鉞) и клевцам (гэ 戈). В действительности «саньсиндуйские» секиры отличаются от иньских боевых топоров не только формой, но и важными технологическими деталями: они снабжены лезвием, заточенным с обеих сторон, и ушками, позволявшими насаживать лезвие на древко. Т. о. они были более надежным и эффективным оружием, чем иньские юэ, лезвие которых, заточенное только с одной стороны, вставлялось в расщепленное древко, либо привязывалось или прибивалось к нему. «Саньсиндуйские» клевцы тоже имеют ушко для насадки, сильно вытянутую форму и зубчатые края, делающие их более опасными в бою, чем иньские гэ. Самой необычной стала находка нефритового меча (дл. 28 см), дополнением которой служит пара аналогичных бронзовых мечей (дл. 20,2 и 20,9 см), обнаруженных в 1989-1990 гг. в окрестностях г. Чэнду и датируемых также концом II тыс. до н.э. Следовательно, на юго-западе Древнего Китая меч появился значительно раньше, чем в центральных районах, где его стали применять не ранее VIII вв. до н.э. и, видимо, под влиянием военной практики кочевого, скифского, мира.
 
«Саньсиндуйские» бронзы отличаются от иньских и по химическому составу. Хотя в обоих случаях основными компонентами бронзового сплава являлись медь (тун 銅), олово (си 錫) и свинец (цянь 鉛), их процентное содержание оказывается различным. Часть вещей сделана из сплава с высоким, сравнительно с иньскими бронзами, содержанием железа (те 鐵, до 3,42%), никеля (не 鎳, до 1,32%), фосфора (линь 磷, до 2,12%), кремния (гуй 硅, до 0,9%) и алюминия (люй, Словарь Ошанина, № 2356 до 0,34%), тогда как, висмут (би 鉍), мышьяк (шэнь 砷) и сурьма (ти 銻), которые устойчиво входят в иньские сплавы, в «саньсиндуйском» бронзолитейном производстве практически отсутствуют. Указанные различия можно объяснить качеством природного состава руд. Однако такое объяснение не вполне распространяется на оружейные сплавы. Иньские оружейники использовали сплав с высоким содержанием свинца и олова (свыше 26%) - металлов, придающих бронзе не только тягучесть, желательную при выплавке сосудов, но и мягкость. «Саньсиндуйский» оружейный сплав состоит из 87-98,4% меди, а свинцовые и оловянные добавки иногда вообще не используются либо вводятся в него в малых дозах - до 1,64% и 7,98% соответственно, повышая прочность оружия. Неоспоримым доказательством достижений  «саньсиндуйского» бронзолитейного производства служит также умение местных мастеров выплавлять тонкостенные бронзы и полые трубы, требующие особых технологических приемов.
 
Анализ «саньсиндуйских» вещей позволяет заключить, что в сравнении с иньцами их создатели владели более совершенным бронзолитейным производством, оружейным делом и навыками работы с золотом, умели отливать монументальную скульптуру, а также располагали развитым религиозными представлениями, нуждавшимися, в отличии от верований иньцев, в культовом изобразительным искусстве. В современной научной литературе, прежде всего, изданной в КНР, наибольшее распространение получила гипотеза, что все эти вещи были сотворены представителями ранее неизвестной науке этнокультурной общности Шу 蜀, которая, возникнув из южных и юго-западных неолитических культур, сохранила и преумножила самобытность местных обычаев и художественных традиций. На основании письменных сведений о легендарной древности и мифологических сюжетов исследователи высказывают предположение о возможной истории сосуществования названной общности и древнейших государственных образований, допуская эпизоды военных конфликтов между ними. Такая трактовка предлагается, например, для легенд о войнах Хуан-ди 黃帝, мифического родоначальника китайской этноса и основоположника китайской государственности, с южными народностями, называемыми в письменных источниках «три мяо» (сань мяо 三苗). Изложенная гипотеза уязвима по многим пунктам и не содержит внятного объяснения ни столь явных лакун в гипотетической истории общности Шу, которая как бы неожиданно проявила себя во второй половине II тыс. до н.э. и столь же неожиданно затем исчезла; ни ее этнического и культурного своеобразия. Однако, независимо от подлинной этнокультурной характеристики создателей «саньсиндуйских» вещей, не вызывает особых сомнений тот факт, что их рациональные знания и художественные достижения оказали заметное влияние на культуру и искусство иньцев. Известно, что как раз в XIII в. до н.э. иньское бронзолитейное производство вступило в качественно новую фазу развития, ознаменовавшуюся резким повышением качества изделия и усложнением их орнаментации (см. статью «Бронзовые изделия»). Орнаментальный мотив тао-те 饕餮, ставший типичным для декора иньских бронз, демонстрирует определенное морфологическое сходство с «саньсиндуйскими» антропоморфными изображениями. Влияние «саньсиндуйского» художества на древнекитайское искусство, вопреки неясности судьбы самой общности Шу, прослеживается и в более поздние века. Так, в I-II вв. н.э. в юго-западном регионе Китая и соседних с ним районах утвердился обычай помещать в погребения т. наз. денежные деревья (цянь шу  錢樹) и керамические светильники в виде деревьев, которые обладают очевидным конструктивным и художественным сходством с «саньсиндуйской» моделью «древа». В этой связи логично предположить, что традиция монументальной бронзовой скульптуры, зародившаяся в Китае, вероятно, в конце I тыс. до н.э., тоже восходит к «саньсиндуйскому» бронзолитейному производству и изобразительному искусству.
 
Литература:
Кравцова М.Е. История искусства Китая. СПб, 2004; Дуань Юй. Ба Шу цинтун вэньхуа дэ яньцзинь (Эволюция бронзовой культуры [общностей] Ба [и] Шу) // Вэнь у (Культурное наследие. Ж. Пекин). 1996, №3; Юй Вэй-чао.Саньсиндуй Шу вэньхуа юй Сань мяо вэнь хуа дэ гуанси цзи ци чунбай нэйжун (Культура Шу в Саньсиндуе: ее связь с культурой трех мяо и ее верования) // Вэнь у (Культурное наследие. Ж. Пекин). 1997, №5; Ancient Sichuan. Treasures from a Lost Civilization / Ed. By R. Bagley. Washington, 2001; Das Alte China. Menshen und Gotter im Reich der Mitte 5000 v. Chr.-220 n. Chr. Munchen, 1995; Falkenhause, L. Some Reflections on Sanxingdui // Regional Culture, Religions, and Arts before the Seventh Century. Papers from the Third International Conference on Sinology. Taibei, 2002; Mysteries of Ancient China. New Discoveries from the Early Dynasties/Ed. By J. Rawson. L., 1996; Shen Zhongchang. A Preliminary Report on the Standing Bronze Figure from Sacrificial Pit Number Two, Sanxingdui // Early China. №13. 1988.