|
Тематический раздел
|
Орнитологические мотивы в культуре Шан-Иньи их связь с древнекитайской мифологией
На веб-сайте Национального музея «Гугун» (КНР) в представленной коллекции изделий из бронзы и нефрита, относящихся к концу династии Шан-Инь (XVIII–XII вв. до н. э.), наше внимание привлекла изящная нефритовая подвеска в виде птицы, обнаруженная при раскопках одного из погребений в районе последней иньской столицы – Иньсюя (дер. Сяотунь, близ г.Аньян, пров. Хэнань). Она представляет собой изображение в профиль двух фигур: совообразной птицы и зверя с непропорционально большой головой, предположительно дракона, который будто бы карабкается вверх по птичьей спине. Как полагают некоторые специалисты, в иньский период зооморфные нефритовые подвески использовались в обрядах шаманами (см. [17]). Фотографию подвески сопровождает текст, в котором, в частности, говорится: «В древнейшее время птица и дракон являлись в Китае священными животными. По мифологическим сведениям, у племен восточных и существовало поверье о том, что их предки произошли от таинственной птицы, посланной на землю верховным божеством Шан-ди[1]. Нефриты восточных и зачастую представляют собой изображение птиц, таких, как феникс, орел, сова и ласточка. Правящий дом Шан входил в состав этнической группы восточных и. Эта подвеска в виде птицы, которая сейчас хранится в Национальном музее «Гугун», по-видимому, служила украшением, принадлежавшим одному из иньских аристократов. Изящная по форме, она являлась символом благосостояния и социального статуса, ведь ее обладатель был одарен вещью, представлявшей божественное животное» [17]. Таким образом, небольшой предмет иньской эпохи затрагивает ряд вопросов, связанных с ролью птиц в духовной культуре иньского Китая. В целом, эти вопросы можно свести к следующим:
а) идентификация людей с животными и растениями, которая является частью общих взглядов на отношения человека и природы и отражается в искусстве и магико-религиозных представлениях; б) использование в наименованиях групп, основанных на родстве, животных, растительных или других названий (на смешение этих двух проблем в тотемизме было указано К.Леви-Стросом, см. [7, с. 45]). Что касается второй проблемы, отражающей суть собственно тотемизма как способа первобытной классификации, по отношению к иньцам, то на сегодняшний день отсутствуют какие-либо аутентичные свидетельства о «птичьих» названиях иньских родов, хотя исключать такой вероятности нельзя (например, именно как родовые имена интерпретируются некоторые знаки на бронзе, условно изображающие животных, в том числе и птиц, см. [41, т. 2–3]). Кроме того, С.А.Токарев предлагает разделять пережитки тотемизма от представлений, лишь внешне с ними сходных, к которым, например, можно отнести прямое поклонение животным (зоолатрию), суеверный страх перед ними, веру в оборотничество, зооморфные (зооантропоморфные) образы богов, посвящение животных тому или иному богу и пр. (см. [10, с. 76]). К этому можно еще добавить особую роль зверей и птиц в шаманском миропонимании, не во всем совпадавшем с представлениями остальной части коллектива. Поэтому при толковании тех иньских знаков и гадательных надписей, которые можно увязать с религиозно-мифологической ролью птиц, мы старались избегать распространенного тезиса «если птица, значит, тотем». Помимо гадательных надписей на костях и черепашьих щитках основным материалом, позволяющим воссоздать представления иньцев о мире, являются предметы искусства: ритуальные бронзовые сосуды, изделия из нефрита, камня и кости. Что касается трактовки их декора, мы придерживаемся того, что в нем нашли отражение идеи, относящиеся к религии и мифологии. Главной особенностью иньского изобразительного искусства является «звериный» стиль, одним из важнейших компонентов которого составляют изображения птиц. Сам по себе этот стиль не может быть источником информации об идеях и верованиях его создателей. Однако не будет ошибочным считать, что в оформление предметов искусства вкладывались космологические представления, так как и вещь, и изображение на ней были тесно связаны с общей идеей о строении мироздания. Выполненные в технике литья по восковой модели, ритуальные сосуды имели чаще всего четыре продольных шва по вертикали сосуда. Они делили сосуд и все пространство вокруг него на четыре стороны (страны света), что придавало им тем самым символическое значение. Декор сосуда подчас имел и горизонтальное деление на три пояса: нижний, средний и верхний, поэтому ритуальный сосуд можно сопоставить с распространенным в мифологиях разных народов образом мирового дерева, в котором проявляется деление мироздания на различные зоны. Заполнение того или иного пояса изображениями птиц можно рассматривать как орнитологическую символизацию определенного космологического локуса. Что касается выполненных в виде птиц (и других животных) подвесок из нефрита и каменных статуэток, то их предназначение остается не до конца ясным (см. [26, с. 338, 370]). Нефритовые и каменные птицы были найдены в иньских могилах в числе другой сопогребенной утвари и были призваны сопровождать умершего в загробный мир. В древности смысл вещи дополнялся смыслом изображения, поэтому не исключено, что персонажи иньского «звериного» стиля выполняли функции духов-проводников или посредников между миром живых и миром мертвых. В данной статье представлены результаты исследования изображений птиц на 55 бронзовых сосудах, типичных для иньской культуры, а также нефритовых и каменных изделиях из захоронений Иньсюя (главным образом, из могилы № 5, известной также как могила Фу Хао[2]). Поставив своей целью систематизировать реальных птиц по зоологической принадлежности, мы смогли выделить только три категории, в которые вошли изображения птиц, по тем или иным признакам принадлежащих к определенному отряду или семейству. Каждую группу изображений мы проиллюстрировали набором гадательных надписей, на наш взгляд соответствующих рассматриваемой тематике. В отдельную категорию была выделена тема фантастических птиц. Кроме того, была сделана попытка сопоставить образы иньских птиц с их ролью в древнекитайской письменной мифологии. Полвека назад Уотербэри выделила в иньском искусстве четыре типа птиц: 1) птица с изогнутым гребнем и длинным хвостом, напоминающая иньскую пиктограмму «ветер» и похожая на фазана (феникс); 2) хищная птица (возможно, ворон); 3) хищная орлиноподобная птица (ястреб или сокол); 4) птица без хохолка, похожая на утку или голубя (см. [22, с. 86–87]). Вне этих категорий Уотербэри рассматривала сову, изображение которой, по сравнению с другими птицами, отличалось наибольшим натурализмом. Кроме того, сова являлась единственной птицей, в виде которой изготавливались бронзовые сосуды для вина. За время, прошедшее со времени исследования Уотербэри, новые археологические открытия значительно расширили наши представления об иньских птицах. Однако по-прежнему наиболее хорошо узнаваемой птицей в иньском искусстве остается сова. 1. Тема совы. В иньском искусстве эта птица представлена бронзовыми сосудами в виде одной или двух сов, изображениями на этих и других сосудах, нефритовыми подвесками и каменной скульптурой. На бронзе сова чаще всего изображалась в анфас, занимая все пространство сосуда или его центральную часть. Основными деталями портрета совы являются крючковидный клюв, большие круглые глаза со зрачками, уши, по форме напоминающие человеческие, пара «рогов» на голове, когтистые лапы, анималистский декор туловища. Ниже приводится таблица, в которой собраны основные типы совиных образов. Таблица 1. Основные типы изображений совы в иньском искусстве
Особенностью иньского образа совы является сочетание в ее портрете характерного птичьего облика, выполненного в натуралистичной манере, антропоморфных черт и анималистских элементов. Думается, такой подход к ее изображению сложился под влиянием реальных особенностей этой птицы и был тесно связан с мифологической ролью совы. Рассмотрим подробнее эти главные совиные признаки. а) Натурализм. Сову в иньском искусстве можно узнать безошибочно, особенно если она изображается в анфас. В этом случае подчеркивается загнутое надклювье с крючковатой вершиной, большие, обращенные вперед глаза, оперение лица, перьевые ушки (рога), оперенная цевка. Сова обычно предстает сидящей, и лишь в одном случае она показана в момент полета, причем расположение лап указывает на то, что птица изображена во время охоты. Известно, что совы хватают и убивают свою добычу, закалывая когтями. Следует заметить, что, когда сова изображается в профиль, ее нетрудно спутать с другими птицами, имеющими крючковидный клюв и гребень на голове. б) Антропоморфизм. Из всех птиц лишь совы имеют характерную физиономию, напоминающую лицо человека: глаза у них обращены вперед, а оперение лица, отделенное от оперения лба, горла и шеи, образует так называемый лицевой диск (см. [3, т. 5, с. 382]). Иньцы подчеркивали эту особенность внешности совы, изображая ее преимущественно в анфас, причем обязательной деталью изображения были уши, по форме напоминающие человеческие (на бронзе всегда развернутые фронтально). На самом деле расположение ушей у сов асимметрично и незаметно, так как они замаскированы перьями, при этом бинауральный слух позволяет совам точно определять местонахождение добычи (см. [1, с. 35]). В большинстве случаев сова запечатлена сидя, однако создается впечатление, что она стоит, подобно человеку, на двух массивных ногах. Иногда в портрете иньских сов можно встретить дугообразные брови или пять пальцев на лапах (вместо четырех), что выдает стремление «очеловечить» совиный облик. в) Анимализм. В первую очередь следует отметить такой признак иньских изображений совы, как «рога». Действительно, ряд птиц отряда совиных имеют на голове два пучка перьев – перьевые ушки, напоминающие рожки. Обладателями наиболее длинных ушей являются филины (Bubo bubo) и некоторые виды ушастых сов (Asio, см. [3, т. 5, с. 382–385, 393]). Иньцы зачастую преувеличивали эту деталь совиного лица, в результате чего ушки изображались в виде рогов, очень похожих на бычьи или бараньи. По-видимому, с этим животным признаком были связаны какие-то мифологические представления иньцев. Кроме того, особое значение имел декор туловища совы в виде зверей и птиц, что заставляет воспринимать ее в качестве персонажа, воплощающего в себе черты различных животных. Бесспорно, главным элементом декора иньских сосудов является маска животного (лэй-мянь), более широко известная как маска тао-те 饕餮. На некоторых бронзовых сосудах среднешанского периода и раннего периода Иньсюя (см., например, [41, т. 3, № 24]), как убедительно показано китайским ученым Чжоу Я, орнамент, прежде принимавшийся за тао-те, на самом деле представляет собой двух птиц (с крючкообразными клювами), изображенных в профиль спинами друг к другу, на что, в частности, указывают детали прорисовки их глаз (см. [43, с. 61, 66]). Следует заметить, что мотив пары птиц нередок для иньского искусства. Его можно соотнести с встречающимся в мифологиях разных народов образом двух птиц, сидящих на вершине мирового дерева справа и слева от вертикали ствола. В этих случаях они часто символизируют солнце и луну, придавая всей схеме род космологической модели (см. [9, т. 2, с. 346]). Мотив пары сов встречается на сосудах, выполненных в виде двух сов, и сосуде лу фан-дин, на котором совы изображены в профиль справа и слева от центра, маркированного головой оленя. Однако нередко изображения двух птиц украшают туловище совы, являясь вспомогательным орнаментом по отношению к образу последней. Одним из примеров этого мотива может служить уникальный сосуд фан-и из могилы Фу Хао (см. [41, т. 3, № 60–62, с. 28]). Птицы с сильно изогнутыми вниз клювами, без гребней, размещены по бокам от головы совы, рельефно изображенной в центре крышки сосуда. Но еще более важным, на наш взгляд, является то, что лик совы в деталях (глаза, рога, ушки) повторяет изображение тао-те на тулове этого сосуда. Учитывая, что этот фан-и относится к раннему периоду Иньсюя, можно предположить, что изначально определенная роль в формировании образа иньского тао-те, совмещавшего в себе черты различных животных, отводилась сове. Возможно, отголоски архаических представлений нашли отражение в мифологическом образе пао-сяо 狍鴞 (буквально «косуля-сова»), о котором в Шань хай цзин(«Каталоге гор и морей») говорится: «Там обитает животное, похожее на барана, но с лицом человека. Его глаза расположены под мышками. У него клыки, как у тигра, ногти, как у человека. Его крик напоминает плач ребенка… Пожирает людей» [48, с. 240; 6, с. 54]. У нас не вызывает сомнений, что в данном пассаже речь идет о сове. Согласно комментарию Го Пу, под именем пао-сяо подразумевается персонаж, который изображался на сяских сосудах дин и был назван в Цзо чжуань («Хронике [господина] Цзо») тао-те (см. [48, с. 240]). Согласно толкованию словаря Кан-си цзыдянь, сяо 鴞 – это особая разновидность тао-те и ушастой совы (чи 鴟, см. [27, т. 6, раздел хай-чжун, с. 12а]). Как и в изображениях совы, в описании пао-сяо присутствуют антропоморфные черты (человеческие лицо и ногти). Немаловажной деталью является уподобление голоса пао-сяо голосу младенца. На наш взгляд, это объясняется тем, что с голосом (плачем) младенца может сравниться только «плачущий» крик совы. Такое наблюдение не игнорируется даже современной наукой: в китайском словаре по биологии отмечается, например, тот факт, что ночью нередко можно слышать плач, издаваемый ушастой совой (особенно в брачный период, см. [36, с. 551]). Кроме того, по сообщениям зоологов, молодые птенцы этой совы, покидая гнездо, пронзительно пищат в вершинах деревьев, что также могло ассоциироваться с плачем ребенка (см. [4, с. 112]). Глаза пао-сяо, скрываемые под мышками, в аллегорической форме указывают на способность сов охотиться в полной темноте, на слух определяя местоположение издающей звуки жертвы (см. [1, с. 35]). Животные признаки пао-сяо целиком соответствуют зооморфным чертам иньской совы: с бараньими рогами отождествляются перьевые ушки, с клыками тигра – острый клюв, которым сова разрывает на части свою добычу. В традиционной китайской мифологии сова носит зловещий ореол. Помимо того что она считалась приносящей несчастье птицей, ее чертами наделяются разные сказочные злодеи. Так, источником упоминаемого в Вэй шу («Истории [династии] Вэй») хищного персонажа по имени Сяо-цзин (дословно «сова-леопард») стало представление о сове (сяо 梟), которая «находясь в гнезде, получала корм от матери, но, как только у нее появились крылья, выклевала у матери глаза и улетела» [48, с. 241]. Обращает на себя внимание сходство между мотивами выклевывающей глаза совы, проглотившего человека (и им подавившегося) тао-те и пожирающего людей пао-сяо. Думается, алчность и каннибализм, приписываемые мифологическим совообразным персонажам, были обусловлены плотоядностью сов, признаком, который наряду с ночным образом жизни, нашел отражение в хтонизме древнекитайского представления о сове. Именно связь с преисподней стала причиной трактовки ее роли как предвестника несчастья, о чем, например, говорят строки из Ши цзин («Книга стихов и гимнов»): «У врат могильных разрослись и сливы; Слетясь на них, грозят бедою совы» [13, с. 110]. Широкое распространение в иньский период винных сосудов в виде совы Н.А.Виноградова объясняет ее ролью в качестве одной из важнейших охранительниц могилы и защитниц человека в загробном мире (см. [5, список репродукций, № 4]). Представляется очевидным, что сова выступала также в качестве хранительницы вина. Кроме того, по нашему мнению, мифологическое содержание совиного образа соответствовало представлениям о вине (и других опьяняющих напитках) как эффективном средстве коммуникации между космическими зонами (см. [9, т. 2, с. 258]). Другими словами, форма совы или совиная орнаментация сосудов для вина способствовала повышению эффективности этого средства, так как сова сама собой представляла особый космологический символ. Как всякая птица, сова ассоциируется с небом, однако ее хтонические черты, которые, возможно, подчеркивались в иньском искусстве змеиными мотивами на ее теле, позволяют связать сову с нижним миром. Таким образом, она объединяет разные зоны мироздания. Символическое наделение совы тремя туловищами в Шань хай цзин, где сказано: «[Там] водится птица с одной головой на трех туловищах. Похожа на [птицу] лэ. Она называется чи (ушастая сова)» [6, с. 45; 48, с. 323], возможно, говорит о том, что каждое из этих туловищ соотносилось с определенной космологической сферой: небом, землей и подземным миром. Тот факт, что на большей части иньской бронзы образ совы занимает все горизонтальное и вертикальное пространство сосуда, отражает представления об этой птице как животном-медиаторе. В древнекитайской мифологии на эту роль совы указывает мифологема о Гуне, которому помогают добыть (украсть у Шан-ди и принести людям) волшебную землю сижан сова и черепаха (см. [14, с. 209]). Судя по изображениям на бронзе, иньская сова была способна не только перемещаться из одного мира в другой по стволу мирового дерева, но и представляла собой символ последнего. Эта роль совы является важнейшей особенностью иньского мировосприятия. В более позднее время в мифологии остались лишь одни демонические атрибуты, которыми китайцы наделяли сову. Они расшифровываются соответственно как хуань 萑 и гуань 雚 (см. [36, с. 408–410]). Согласно словарям Шо вэнь и Эр я, первый иероглиф означает птицу, которая имеет перьевые ушки (цзяо 角 – «рога») и принадлежит к разновидности сов, при этом хуань поясняется словом лаоту (или муту) 老鵵 (木鵵), как по традиции зовется похожая на филина птица («меньше его по размерам; летает ночью, имеет оперенные лапы» [42, т. 2, раздел ю, с. 151]). По-видимому, здесь имеется в виду совка, которая, как и филин, обладает перьевыми ушками и ведет строго ночной образ жизни (см. [3, т. 5, с. 386]). В Шо вэнь также отмечается, что совка своим криком приносит несчастье (см. [28, с. 226]). Второй иероглиф в словарях объясняется через понятие цзюэ (цюэ) 爵 («пташка; кубок; титул» [2, т. 3, № 5278]) и обычно переводится как «аист» (в Шо вэнь: «птица, похожая на гуся, но крупнее его», [2, т. 3, № 7723; 42, т. 2, раздел ю, с. 157]). В иньских надписях этот знак условно изображает сову с большими глазами и ушками-рогами, поэтому значение «аист», вероятно, является более поздним, появившимся, когда первоначальный смысл иероглифа был уже утрачен. В инскрипциях гуань иногда употребляется в значении «старый» и является синонимом другого знака, дешифрованного как цзю 舊 («старый»). Последний также этимологически восходит к понятию совы. Помимо иньской пиктограммы о его связи с этой птицей говорит зафиксированное в Шо вэнь и сохранившееся в китайском языке название восточноазиатской совки – цзюлю 舊留 [2, т. 2, № 1700; 36, с. 408–411]. Контекст использования в гадательных надписях обоих рассматриваемых знаков свидетельствует об их тождественности, на основании чего специалисты предлагают считать их разными вариантами одного знака (гуань). В надписях иньцев он обозначает имя человека, название местности, вид жертвоприношения, птицу (сову) и передает понятие, близкое по семантике к иероглифу гуань 觀 – «смотреть на, осматривать, глядеть» [2, т. 4, № 12747; 36, с. 408–411; 28, с. 226]. Некоторые инскрипции, в которых употребляется «совиный» знак, вызывают трудность при переводе. Например: 酒 萑 至 «Совершить жертвоприношение вином? Появится ли сова?» [25, т. 2, с. 72а]. Наше толкование этой фразы основано на интерпретации Чэнь Мэн-цзя сходной по своей структуре надписи, в которой говорится о другом, по мнению китайского ученого, священном для иньцев животном ин黽 (варианты дешифровки этого знака мы сейчас рассматривать не будем, см. [46, с. 520]). Однако возможен и другой перевод: «Совершить жертвоприношение вином? Прибудет ли Гуань?» (Гуань – имя человека). Поскольку совы изображались главным образом на сосудах для хранения жертвенного вина, а ритуал подношения последнего умершим предкам был очень распространен у иньцев, то, с одной стороны, появление совы могло иметь связь с этим ритуалом, с другой – появление сов, возможно, уже в эпоху Инь рассматривалось как недобрый знак, что нашло отражение в ряде надписей. В качестве примера можно привести инскрипции, в которых встречается выражение 王其遘萑 – «ван встретит сову?» (см. [28, с. 226]). В то же время знаком гуань записывался вид иньского жертвоприношения, который мог иметь характер ритуала возлияния, на что указывает иероглиф гуань 灌 (в Древнем Китае им обозначался аналогичный ритуал [2, т. 2, № 1520]). В надписях говорится: 乙 未 又 歲 于 祖 乙 牡 卌 牢 隹 萑 歲 «В день и-вэй совершить жертвоприношение? Заколоть быка для Цзу-и? Принести в жертву быков? Следует ли совершить жертвоприношения гуань [и] суй?» [36, с. 408].
«В день жэнь-инь гадали, Люй задал вопрос: вану [следует] отправиться совершить жертвоприношение гуань для Х? Не будет ли несчастья?» (Люй – имя гадателя, Х – недешифрованное имя второстепенного божества. – Д.К., см. [36, с. 410]). Не исключено, что рассматриваемое жертвоприношение представляло собой заклание сов. Дело в том, что, судя по гадательным надписям, сова являлась жертвенной птицей. Одна из надписей гласит: 其 用 七 萑 «Принести в жертву семь сов?» [28, с. 226].
«Гадали: принести в жертву[3] сову? Совершить ритуал бинь[4]? Двенадцатая луна» [31, с. 203]. Эти сведения, на наш взгляд, подтверждаются находкой в 1987 г. в одном из зольников северо-восточной части Сяотуни останков птиц, среди которых имелись клюв и кости ушастой совы (см. [26, с. 417]). В Древнем Китае сова играла важную роль в представлениях жителей царства У, которые называли весеннее жертвоприношение предкам (цысы 祠祀) «совиным» (чисы 鸱祀), так как в жертву приносились совы (см. [42, т. 2, раздел хай, с. 50]). В Хань шу («Истории [династии] Хань») говорится, что Хуан-ди приносил жертвы одной совой и одним леопардом с целью, как поясняется в комментариях, истребить весь их род (см. [47, с. 313]). Это утверждение согласуется с другими источниками, сообщающими о том, что по причине отсутствия у сов «сыновней почтительности» (сяо 孝) их ловили и разрывали живьем (чжэ 磔, см. [2, т. 3, № 8989; 47, с. 600]). Однако более справедливым было бы считать, что жертвоприношения совами имели характер ритуального убийства птиц, которое у некоторых народов являлось формой почитания божества с обликом птицы (например, Великий сарыч у индейцев акагхемем, см. [9, т. 2, с. 348]). Итак, в иньских представлениях сова, насколько можно интерпретировать ее изображения на бронзе, выступала в роли птицы-медиатора, с которой увязывается образ мирового древа. В сосудах в виде двух сов и их изображениях, по-видимому, нашла отражение характерная двучленная (симметричная) структура многих архаических орнитологических мотивов, известных в мифологиях мира. С совой как олицетворением движения по мировой оси соотносится очевидная связь в иньских представлениях совы и вина, что позволяет предположить о совином облике иньского божества виночерпия или о роли совы, схожей с ролью ведийского орла, приносящего священный напиток сому с неба для бога Индры. К этим воззрениям, думается, имеют отношение жертвоприношения совами, зафиксированные гадательными надписями. Мотив совы и вина гипотетически указывает на сову как шаманскую птицу. В древнекитайской мифологии сова (филин) носит название куан няо 狂鳥, что дословно означает «бешеная птица» (см. [6, с. 207]). Вероятно, это определение имеет отношение к священному безумию, связанному с употреблением возбуждающих опьяняющих напитков (см. [9, т. 2, с. 257]). Можно предположить, что вино и костюм из перьев совы входили в число атрибутов, с помощью которых шаманы совершали ритуалы нисхождения/восхождения. Сосуд для хранения вина в виде совы, по-видимому, подчеркивал ее роль в качестве хранителя «божественного» напитка и одновременно как тождественный вину символ. Принадлежностью к нижнему миру объясняется негативная роль совы, известная по традиционным древнекитайским источникам. Одно из ее названий – «птица сна» (мэн няо 夢鳥, см. [48, с. 278]). Возможно, сон выступает здесь как аналогия смерти. Каменные скульптуры сов, найденные в иньских могилах, говорят об их охранительной функции в загробном мире. В более позднее время из этого представления развилось понятие о сове как предвестнице смерти и беды. 2. Тема хищных птиц. Единственным критерием, по которому мы включили в эту категорию разных, но похожих друг на друга птиц, изображенных на бронзе и нефрите, является невозможность достоверного определения их зоологической принадлежности. Однако различия в их внешнем облике становятся незначительными под влиянием такого важного признака, как клюв. У большинства иньских птиц он массивный (иногда – больше головы), загнутый вниз в форме крюка. Имеются и другие выразительные черты. В изображениях на бронзе, например, ими являются круглые глаза, когтистые лапы, направленные вверх крылья, опущенный хвост. Разница между типами главным образом состоит в отсутствии/наличии гребня и форме хвоста (прямо срезанный, вилообразный или остроконечный). Клюв-крюк характерен не для многих птиц. Им обладают в основном хищники и попугаи, которые не хватают и держат пищу клювом, как большинство пернатых, а с помощью своего клюва рвут на части туши животных, которые не могут проглотить целиком (плотоядные птицы), или извлекают мякоть плодов (вегетарианцы-попугаи, см. [1, с. 37]). На наш взгляд, большая часть иньских изображений птиц с крючкообразными клювами передает идеи и представления, существовавшие вокруг дневных хищных птиц (так называемых ястребиных и соколиных, Falconiformes). Из числа рассмотренных ритуальных сосудов орнамент в виде двух (реже одной или трех) кривоклювых птиц, составляющих отдельную композицию, встретился на пяти сосудах дин 鼎, трех – гуй 簋 и чжи 觶, одном – цзя 斝, хэ 盉 и лэй 罍, трех сосудах фан-и 方彝 и цзунь 尊, девяти – ю 卣 (см. [41, т. 2, № 41, 44, 48, 49, 50, 85, 94, 95, 129, 135, 136; т. 3, № 59, 60–62, 63, 67, 65, 87, 99, 98, 110, 111, 118, 119, 120–121, 126, 131, 132, 135, 136, 137, 141]). Этот орнамент в целом соответствует первой категории птичьих изображений, выделенных Чэнь Гунжоу и Чжан Чаншоу на иньских и западночжоуских сосудах (орнамент из маленьких птиц – сяо-няо-вэнь, см. [44, с. 267–273 и рис.]). Исключение составляют изображения птиц на сосудах, найденных вне Иньсюя (например, 17-й тип в классификации китайских исследователей), или птицы, явно несоответствующей нашим требованиям (13-й тип по той же классификации, похожа на «петушка»). Нефритовые изделия целиком представлены подвесками из могилы № 5 в виде птиц, которые либо были отождествлены авторами отчета (о раскопках) с попугаями (521, 598, 388, 520, 352, 993, 468), либо остались неидентифицированными (355 и 989, см. [23, с. 86]), но, на наш взгляд, являются хищниками. Орнамент на бронзе чаще всего представляет собой группу из двух или четырех птиц, обращенных головой или хвостом друг к другу. На декоре сосуда он занимает главным образом верхнюю или нижнюю часть тулова сосуда, иногда крышку и еще реже – ножку. Крупные изображения птиц встречаются нечасто. Так, на сосуде дин с изображением быка справа и слева от находящейся в центре бычьей головы размещены две стоящие лицом к центру птицы с кривыми клювами. Если бы не высокий загнутый гребень, их можно было бы легко принять за сов, изображенных в похожей композиции на лу фан-дине (см. [41, т. 2, № 41, 42]). Еще одним примером, когда образ рассматриваемых птиц играет основную роль в декоре, является орнаментация винного сосуда ю с надписью я-чжи (я-чжи ю 亞址卣, см. [41, т. 3, № 120–121]). Помимо птичьих изображений на крышке и горле его тулово полностью украшено группами из двух больших хохлатых птиц, обращенных друг к другу хвостами. Не случайна связь птиц со средним ярусом декора, соотносимым с земным миром. Ее можно сопоставить с древнекитайскими представлениями о птицах – духах гор, озер и рек и земных воплощениях душ предков (см. [22, с. 83–84]). Кроме того, в иньскую эпоху некоторые птицы, вероятно, выполняли функцию классификатора земного пространства. Иньский знак фэн 鳳, графически изображающий пернатое существо, обозначал ветер и в то же время дух ветра, являвшегося посланником верховного божества Шан-ди. В энциклопедии Тай-пин юй лань ветер называется как посланником неба, так и посланником неба и земли (см. [33, с. 64]). В гадательных надписях четырем земным окраинам (сы фан 四方), ориентированным по сторонам света, соответствует имеющий свое название ветер (дух ветра). С одной стороны, фэн был небесным слугой Шан-ди, а с другой, был связан со средним миром, маркируя четыре стороны света:
«Восточная окраина называется Си, ветер называется Се. Южная окраина называется Цзя, ветер называется Кай. Западная окраина называется Вэй, ветер называется И. [Северная окраина называется] Бао, ветер называется И» [33, с. 49]. Иньский дух ветра ассоциировался с небом (птицей) и землей, выполняя тем самым роль посредника между различными зонами мироздания. Возможно, четыре ветра представляли собой четырех божеств, мыслившихся в виде птиц, с которыми связывалось появление того или иного ветра. Одним из редких и интересных сюжетов является мотив ножек в виде птиц. Тулово сосуда дин с надписью Фу Хао поддерживают своими головами три птицы с большими крюкообразными клювами. Не отличаются от изображений на орнаменте и детали этих птичьих фигур: круглые глаза, загнутые хвост (книзу) и крылья (кверху) (см. [41, т. 2, № 53]). Необычность этого мотива состоит в том, что на большинстве сосудов подобного типа ножки выполнены в виде явно хтонических бескрылых драконов (см. [41, т. 2, с. 52–53, 55–58]). Иньский знак фэн записывался следующим образом (илл. 2). Элемент этого иероглифа представляет собой перевернутый иньский знак ван (правитель) Как считается, рассматриваемый знак является прообразом иероглифа фэн 鳳 («феникс, самец феникса», см. [45, с. 576]). Что касается его связи с иероглифом фэн 風 («ветер»), то, на наш взгляд, на нее указывает часто встречающийся элемент в правой части этого иньского знака (дешифрован как фань 凡), который входил в состав другого знака, представлявшего собой слитное написание «ветра» и «дождя» (возможное значение: «ненастье»), а также употреблялся самостоятельно в значении «ветер», например:
«Задали вопрос: не будет ли беспрерывно дуть ветер?» [25, т. 2, с. 113а]. По мнению Гибсона, семантика пиктограммы фэн обусловлена представлениями об огромных птицах, пролетающих над людьми и взмахами своих крыльев вызывающих ветер. Этот знак обозначал только ветер, но не священную птицу, культа которой в иньском Китае не существовало, заключает Гибсон (см. [19, с. 21]). Действительно, надписи с гаданием о том, будет ли ветер, нередки (подробнее см. [33]). Одновременно ветер фэн передает идею божества, являвшегося объектом ритуальной деятельности иньцев: 其 寜 大 鳳 «Успокоить жертвоприношением нин большой ветер?» 帝 史 鳳 二 犬 «[Принести ли в жертву] ветру – посланнику Ди двух собак?» 甲 戌 卜 其 寜 鳳 三 羊 三 犬 豕 «Гадали в день цзя-сюй: совершить ли жертвоприношение нин для ветра тремя баранами, тремя собаками, тремя свиньями?» 王 賓 帝 史 «Ван совершит ритуал бинь для посланника Ди?» [24, т. 4, с. 111а, б]. Таким образом, у иньцев существовал культ ветра, птичий образ которого, по-видимому, был сублимирован в божественной ипостаси. Чжан Гуан-чжи считает, что в гадательных надписях одним и тем же иероглифом обозначается и ветер, и феникс, причем ветер был одним из инструментов в акте коммуникации между небом и землей (см. [16, с. 73–74]). Если традиционный китайский феникс (фэн-хуан 鳳凰) был мифологической птицей (судя по толкованию словаря Шо вэнь, он являлся и птицей, и божеством в виде фантастического животного-гибрида[5]), то в иньских надписях фэн обозначает реальную птицу, служившую объектом охоты (см. выше). Следовательно, она не могла быть фениксом и, кроме того, на наш взгляд, не являлась ни одной из птиц, которые считаются прообразами фэн-хуана (речь идет о представителях отряда куриных: фазане, петухе и павлине). Юань Кэ, например, полагает, что иньский знак фэн представляет собой изображение павлина, который, по мнению китайского фольклориста, был широко распространен в древности на территории Центрального Китая (см. [48, с. 25]). Однако в настоящее время, как известно, павлин водится только в Индии и на Цейлоне (см. [3, т. 5, с. 241]). О нем в Китае стало известно в ханьскую эпоху, а в китайских легендах он появился лишь при династии Тан (см. [21, с. 10]). Наиболее ранние изображения фэн-хуана в древнекитайском искусстве в значительной мере напоминают петуха, хотя со временем в образе феникса от петушиных признаков остались лишь гребень, бородка и шпоры (см. [21, с. 9]). В иньском искусстве мотив курообразных (читай: феникса) представлен крайне скудно. Помимо одной подвески в виде длиннохвостого фазана из могилы № 5, названного авторами отчета фэн, и единственного орнамента из птиц, напоминающих петухов, на иньском сосуде янь с надписью Фу Хао из той же могилы, никаких следов предпочтения иньцами кур («фениксов») нами не обнаружено. Из надписей известно, что фазан был одним из главных объектов иньской охоты, а домашний петух – распространенной жертвенной птицей. Иньские охотники «ловили» и «преследовали», как говорится в инскрипциях, фазанов, которых на письме обозначали знаком чжи (но с элементом и, что подтверждает свидетельство словаря Шо вэнь о древнем написании иероглифа чжи как 夷隹, см. [36, с. 394; 45, с. 554–555]). Ими, возможно, являлись ошейниковые фазаны, до настоящего времени наиболее широко распространенные в Китае (см. [38, с. 1509]). На гадательных костях имеется иероглиф, дешифрованный как и 彝, условно изображающий петуха, которого держат в руках для жертвоприношений. В эпоху Хань он превратился в современный иероглиф, представляющий собой сочетание таких элементов, как голова хряка, зерно, шелк и руки. Как справедливо считает Гибсон, изменение способа жертвоприношения повлекло за собой необходимость изменения графического состава иероглифа (см. [19, с. 42]). В эпоху Инь и представлял один из ритуалов:
«В день гуй-хай гадал Х, ван задал вопрос: декада не будет неблагоприятной? Выступить ли в девятой луне против жэнь-фанов[6]? Совершить жертвоприношение и в Гу?» (Х – недешифрованное имя гадателя, Гу – топоним иньской эпохи. – Д.К., см. [29, т. 4, ч. 13, с. 1а]). Археологические находки говорят о том, что куры были предназначены для домашних жертвоприношений: кости, идентифицированные как куриные, находились в керамической посуде, принадлежавшей, по-видимому, рядовым обитателям Иньсюя (см. [26, с. 417]). На декоре бронзовых сосудов, как видно из исследования китайских ученых, петушиные признаки начинают оформляться у изображенных птиц начиная лишь с периода Западной Чжоу (см. [44]). Следовательно, курообразные птицы, которые считаются прототипами феникса, не играли в представлениях иньцев роли, сопоставимой с ролью чжоуско-ханьского фэн-хуана, и, кроме того, по нашему убеждению, не имели никакого отношения к духу ветра Фэн. Следует заметить, что в гадательных надписях отсутствуют прямые сведения, которые могли бы помочь определить, с какой птицей связывалось представление о ветре. Более того, можно вспомнить, что в одной из своих ранних работ Го Мо-жо высказал предположение о том, что в мифологии иньцев в духа-хозяина ветра после своей смерти превратилась супруга известного по древнекитайским источникам чиновника И Иня. Надписи, в которых ей приносились жертвы, он считал одновременно свидетельством ритуальных действий, предназначенных и для ветра: 乙 丑 貞 寜 風 于 伊 夾 «В день и-чоу был задан вопрос: совершить жертвоприношение нин для ветра? Для супруги И?» 其 寜 風 伊 夾 一 小 羊 «Совершить жертвоприношение нин для ветра? [Принести жертвы] супруге И? [Принести в жертву] одного ягненка?» [24, т. 4, с. 111а]. Сочетание фэн и цзя было переведено Го Мо-жо как «супруга И (по имени) Фэн (ветер)». Однако, в виду отсутствия каких-либо развернутых сведений об этой женщине, объяснить, почему именно супруга И Иня фигурирует в ряде надписей вместе с ветром, представляется невозможным. Более правомерно все же считать, что в надписях говорится о двух лицах – божестве ветра и женском предке. Для того чтобы выяснить, в виде какой птицы мыслился иньский дух ветра, другими словами, какова зоологическая принадлежность птицы, обозначенной знаком фэн, обратимся к материалу древнекитайской мифологии. Известным литературным персонажем является дух ветра Фэн-бо 風伯, или Фэй-лянь 飛廉. В Хуай нань цзы он описывается как животное с длинной шерстью и крыльями (см. [48, с. 418]). По словам Цюй Юаня, это олень: «Коль ветром властвует Фэй-лянь, что ж вид оленя у него?» [13, с. 185]. В комментариях к Чу цы («Чуским строфам») поясняется, что Фэй-лянь – это божественная птица, которая может управлять ветром. Однако птица довольно необычная: «Он (Фэй-лянь – Д.К.) имеет туловище оленя, голову, похожую на птичью, рога, змеиный хвост, окраску леопарда» [48, с. 40]. Сочетание в образе Фэй-ляня черт различных животных напоминает описание ханьского феникса. Мы интерпретировали бы эту деталь как попытку подчеркнуть хтонический характер повелителя ветра, являвшегося духом, связанным как с небом (на это указывает его орнитоморфизм), так и с землей (наделение анималистскими чертами). Нами уже упоминалось о вероятной близости иньских образов кривоклювых (т.е. хищных) птиц (возможно, некоторые из них и носили имя фэн) и драконов, связанных с водно-подземной стихией. По древнекитайским представлениям, ветер был сокрыт под землей, в пещере фэн сюэ 風穴 («пещера ветра»), откуда он распространялся по земле (см. [48, с. 90]). Думается, аналогичное представление о ветре существовало и у иньцев, связывавших ветер, как уже говорилось, с земными окраинами (сы фан). В источниках также сообщается, что в «пещере ветра» живет «животное, похожее на сизого гуся» (цанъэ 苍鵝). Оно хлопает крыльями, что и вызывает сильный ветер, который «выйдя из пещеры, сгибает тростник и вырывает с корнем деревья» [48, с. 90]. Животное (по-видимому, птица – дух ветра), о котором здесь идет речь, сравнивается с сизым гусем, однако название последнего переведено нами дословно, так как термин цанъэ отсутствует в словарях (в них имеется лишь цанлу 苍鷺 – «серая цапля», Ordea cinerea rectirostris, см. [38, с. 605; 2, т. 2, № 1848]). На первый взгляд, удивляет сравнение птицы – хозяина ветра и обитателя горной пещеры с водоплавающей птицей. Возможно, их сходство заключается только в одинаковой окраске, что и нашло отражение в названии цанъэ. С ним созвучен другой орнитологический термин, содержащий определение цан («зеленый, синий, сизый») – цанъин 苍鷹, которым обозначается сизо-серый ястреб-тетеревятник, Accipiter gentiles (см. [38, с. 605–606; 2, т. 2, № 1848]). Вероятно, именно эта хищная птица, населяющая горные леса, подразумевалась под пернатым животным «пещеры ветра». То обстоятельство, что в архаических представлениях ветер мог быть связан с хищной птицей, заставляет обратить внимание на следующую особенность иньской пиктограммы фэн. Верхняя часть в виде перевернутого знака ван («правитель»), на наш взгляд, семантически соответствовала графеме, которая условно изображает перевернутого человека и расшифровывается ни 屰, передавая идею «быть гостем, идти в гости». Этот элемент встречается в иньском иероглифе ни 逆, который употреблялся в значении «получать, принимать, встречать» [28, с. 84–85]. Перевернутый знак ван можно интерпретировать как понятие «божественного гостя», под которым, по-видимому, подразумевался мифологический персонаж, посланец сакральной сферы. Им, как известно, и являлся иньский дух ветра. Поскольку в конце иньской династии знак ван приобрел современную форму (王), то в дальнейшем лишилось смысла его перевернутое начертание, а его место занял сходный по значению элемент ни. Таким образом, из иньского знака «птица-ветер» появился иероглиф юань Согласно словарю Шо вэнь, он объясняется через иероглиф юань 鳶, которым обозначались птицы разряда чи, т.е. коршуны и совы (см. [27, т. 6, раздел хай-чжун, с. 10а]). В иньских надписях имеется знак, дешифрованный как юань, однако он употреблялся исключительно в глагольном значении «стрелять из лука (привязанной стрелой), охотиться» (см. [28, с. 222]). Поэтому коршуна иньцы должны были записывать другим знаком. Последним, как нам представляется, и являлся фэн. В древнекитайских источниках сохранился ряд свидетельств о связи коршуна и ветра. В Ли цзи («Записях о ритуалах») говорится, что «если впереди поднимался пылевой смерч, устанавливали [изображение] кричащего коршуна». Дело в том, что коршун начинает издавать звуки при приближении сильного ветра. Поэтому его изображение помещали на шесты, которые устанавливались таким образом, чтобы все смогли их вовремя увидеть и тем самым избежать опасности (см. [27, т. 6, раздел хай-чжун, с. 10а]). Похожий обычай, по-видимому, существовал у иньцев. Об этом говорит надпись: 己 亥 其 立 中 無 風 «В день цзи-хай водрузить стяг? Не будет ли ветра?» [36, с. 40; 28, с. 335]. Интересно, что описания коршуна древними китайцами (птица, которая «парит в воздухе, расправив крылья») полностью совпадают с наблюдениями современных натуралистов («парящий полет красного коршуна очень красив; кажется, что его несет ветер», см. [27, т. 6, раздел хай-чжун, с. 10а; а также 4, с. 18]). В комментариях к Ши цзин имеется следующее описание коршуна: «Желтый, [имеет] зоб ласточки и кривой клюв; заслышав ветер, [начинает] махать крыльями, при порывах ветра становится стремительным; нападает на птиц… и ест их» [47, с. 603]. О связи коршуна и ветра также говорит его традиционное название фэн юань («ветряной коршун»). Поскольку коршун похож на другие виды дневных хищных птиц, с последними также мог связываться ветер (например, образное название ястреба-перепелятника чэнь фэн 晨風 – «утренний ветер», см. [2, т. 2, № 9678; 47, с. 603]). Ритуал, предназначенный для ветра-коршуна, как правило, имел целью умиротворение этого духа, отсюда и название иньского вида жертвоприношений – нин 寜 («успокаивать, умиротворять»). В ходе него приносились жертвы, среди которых нередко были собаки. Из древнекитайских источников известно, что для божества ветра совершались жертвоприношения разорванными на части собаками (так называемый ритуал чжэ, см. [45, с. 576]). Похоже, аналогичный способ использовали и иньцы. Не удивляет, что именно мертвые собаки подносились прибывшему посланнику Шан-ди. Как известно, коршуны охотятся не только на мелких позвоночных, но и часто подбирают погибших животных, хватают с поверхности воды мертвую рыбу или другую падаль (см. [4, с. 18]). В Древнем Китае коршуны ставились в один ряд с совами, на что указывает семантика иероглифа чи[7]. Не вдаваясь в детали вероятных на то оснований, приведем любопытное замечание одного из комментаторов Шо вэнь, сделанное им к толкованию иероглифа юань Коршун является одним из представителей отряда дневных хищных птиц, поэтому его образ был нами рассмотрен в рамках темы хищных птиц. Однако из этого не следует, что именно коршун часто изображается в иньском искусстве. Особенности птиц с крюкообразными клювами на бронзе и нефритовых изделиях затрудняют более точное определение их зоологической принадлежности[8]. Другая сложность заключается в том, что из других источников нам достоверно не известно, с какими видами ястребиных и соколиных, отличающихся значительным природным разнообразием, могли быть знакомы иньцы. Некоторые археологические находки говорят о ритуальном убийстве хищных птиц и их связи в представлениях иньцев с загробным миром. На территории Иньсюя в жертвенной яме М217 (к северу от дер. Угуаньцунь, на левом берегу р. Хуаньшуй) был обнаружен костяк человека («раба»), рядом с которым были погребены пять хищных птиц, похожих, по мнению авторов отчета, на ястребов (ин 鷹, см. [26, с. 417]). Не исключено, что птичьи кости принадлежат коршунам. В этом случае особого внимания заслуживает число захороненных птиц – пять, которое могло иметь связь с пятичленной космологической схемой иньцев. Что касается отождествления китайскими археологами большей части «нефритовых птиц» (половины всех нефритовых подвесок в виде птиц) с попугаями, то оно лишь подтверждает наше утверждение, что кроме крючкообразного клюва, характерного и для попугаев, и для хищников, отсутствуют другие ярко выраженные признаки видовой принадлежности этих птиц. На рассматриваемом материале действительно легко спутать коршуна или ястреба с попугаем. В связи с этим можно вспомнить, как описывали попугаев древние китайцы: «На Желтой горе… водится птица, похожая на сову, но с зелеными крыльями, красным клювом и человеческим языком, которая может говорить. [Ее] называют попугай» (см. [6, с. 37; 48, с. 437]). По данным зоологов, попугаев сближает с совами (а также с кукушками) то, что только у этих птиц двое из четырех пальцев (первый и четвертый) направлены назад (см. [3, т. 5, с. 358]). Эту особенность в своем комментарии к Шань хай цзину отметил и Го Пу, который, однако, по неизвестной причине посчитал, что попугаи больше напоминают диких гусей (см. [48, с. 437]). Возможно, произошла описка: вместо янь (雁 «гусь») следовало бы писать похожий иероглиф ин («ястреб»). Итак, помимо красивой окраски и способности воспроизводить человеческую речь характерной чертой попугаев было особое расположение пальцев на лапах. На одной нефритовой подвеске изображена птица, названная в отчете «попугаем» (см. [40, № 73]). Однако нетрудно заметить, что три пальца птицы направлены вперед и один назад, что нехарактерно для попугаев. Напротив, такое строение имеют большинство других птиц, в том числе хищных, что делает предположение китайских специалистов малообоснованным. 3. Тема водных птиц. На бронзе нам не встретилось ни одного изображения птицы, которую можно было бы определить как водоплавающую. Однако насчитывается несколько нефритовых изделий в виде водных птиц, зоологическая принадлежность которых практически не вызывает сомнений: баклан, журавль, гусь (см. [23, с. 84–87]). 丁 巳 卜 帝 (河鳥) «В день дин-сы гадали: совершить жертвоприношение ди для Хэ?» 貞 帝 (河鳥) 三 羊 三 豕 三 犬 «Был задан вопрос: совершить жертвоприношение ди для Хэ тремя баранами? Тремя свиньями? Тремя собаками?» [46, с. 497]. Чэнь Мэн-цзя считает, что иньскому хэ соответствует знак (鳥可), который в Шо вэнь объясняется через иероглиф э 鵞 («[домашний] гусь», [2, т. 3, № 7891]). Таким образом, птицу хэ можно отнести к подсемейству гусиных (семейство утиных), к которому принадлежит гусь-гуменник, записывающийся иероглифом хун 鴻 (употребляется также в значении «потоп, наводнение», [2, т. 3, № 7707]). В Шань хай цзин упоминается некий Ди-хун (в переводе Э.М.Яншиной – «Предок Потопа»): «Предок Выдающийся (Цзюнь) родил Предка Потопа…» [6, с. 111]. По мнению Чэнь Мэн-цзя, на гадательных костях под именем Хэ (Хун) подразумевается именно этот предок (см. [46, с. 497]). Однако, с точки зрения Ху Хоу-сюаня, хэ является полной формой знака хэ 河 («река Хуанхэ»), которым обозначался иньский речной бог, в одной из надписей на костях названный «высоким предком Хэ» (см. [33, с. 79]). В другом месте Шань хай цзин дается описание предка Ди-цзяна (Предка-Реки), имя которого следует читать как Ди-хун (см. [48, с. 292, 295]): «Там (на Небесной горе) живет бог[9], похожий на бесформенный мешок, красный, как огонь. [У него] шесть ног, четыре крыла. [Это] – Хаос[10]. [У него] нет ни лица, ни глаз. Он может петь и танцевать. Это и есть Предок-Река (Ди-цзян)» [6, с. 45]. Э.М.Яншина указывает на то, что в данном отрывке первозданный хаос, отождествленный с зооморфным божеством Ди-цзяном (Ди-хуном), мыслился как водный хаос (см. [6, с. 153]). Контаминация знаков цзян 江 и хун свидетельствует о том, что этому божеству были присущи черты птицы – хозяина реки (возможно, гуся). В связи с этим можно вспомнить, что в представлениях многих народов гусь, герой космогонических мифов, выступает как птица хаоса, но вместе с тем и как творец вселенной (см. [9, т. 2, с. 348]). Следовательно, можно предположить, что и иньский гусеобразный бог-предок Хэ был наделен функциями демиурга. Известно, что легендарному Юю в борьбе с наводнениями помогал шанский первопредок Се, рожденный от птицы и, возможно, обладавший птичьими чертами. Если допустить, что с иероглифом се 契 этимологически связан иероглиф цзе (契鳥), который обозначает птицу, принадлежащую к утиным или цаплям (см. [27, т. 6, раздел хай, с. 70]), то, по-видимому, сам Се изначально мыслился в образе водной птицы. 4. Тема мифологических птиц. Подвески в виде мифологических птиц из могилы № 5 немногочисленны: одна в виде птицы с драконом и четыре в виде так называемых «диковинных птиц». Примечательной особенностью одной из них является массивный крючкообразный клюв и пара больших загнутых вниз, почти бараньих, рогов. Другая фантастическая птица имеет вздернутую голову, слабо выраженные круглые глаза, направленный книзу клюв и закругленные рога. По своему внешнему виду, как говорится в отчете, она похожа на зверя с мордой лисы (см. [23, с. 87]). Интересно, что одна из разновидностей «удивительных» сов, согласно древним словарям, называлась «одинокая лиса» (см. [27, т. 6, раздел хай-чжун, с. 12а]). Всем перечисленным видам мифических птиц свойственны две отличительные черты: рога и клюв крючком, что наводит на мысль об участии совы (или другой хищной птицы) в формировании их образов. На иньской бронзе часто встречается мотив фантастических птиц, размещенных в четырех углах на плечиках квадратных сосудов, например, на чайнике ху 壷 с надписью сы-цяо-му
и кубке цзунь с надписью Фу Хао (см. [41, т. 3, № 93–94, 108]). Эти птицы также имеют клювы-крюки (в одном случае клювы загнуты вверх), рога или большие вертикально развернутые уши, длинные хвосты. В Шань хай цзин содержится немало фрагментов о фантастических птицах, сравниваемых с совами: «…водится птица, похожая на сову, но у нее человеческое лицо и одна лапа. Называется тофэй… Зимой ее можно видеть, а летом [она] прячется. Будешь носить на себе ее [перья?], перестанешь бояться грома» [6, с. 36] или: «[Там] много птиц да, похожих на сов, но с тремя глазами и ушами. Их свист напоминает (хрюканье). Съешь их, излечишь [болезнь] чжи» [6, с. 73]. Таким образом, в архаических представлениях древних китайцев сова была одной из тех реальных птиц, чей образ привлекался для описания и, возможно, создания мифологических животных. Особого внимания заслуживает изображение птицы, несущей на себе змея-дракона, на нефритовых подвесках М5:993 и М5:354 (см. [40, с. 86]). У разных народов распространены представления о птице, которая, означая верх на мировом дереве, противопоставлена животным классификаторам низа – хтоническим животным, прежде всего змее (см. [9, т. 2, 346]). В данном случае происходит инверсия, в результате которой верх (птица) и низ (бескрылый дракон) меняются местами. Возможно, к этому сюжету имеет отношение древнекитайское представление о драконах как воплощениях водяной стихии, небесной влаги, достигающей земли в виде дождя. По древнекитайским верованиям, драконы жили преимущественно в реках, источниках или колодцах, из которых поднимались в небо. Представлялось, что с земли и озер поднимаются и дождевые облака. Поэтому с драконами связывалось появление туч и дождя (см. [15, с. 59]). На иньских сосудах для вина и воды свернувшийся кольцом дракон главным образом помещался на внутреннюю поверхность поддона. Если, например, посмотреть в наполненную водой иньскую миску пань, то можно увидеть глядящего из глубины дракона, как будто находящегося на дне озера или другого водоема. В иньском искусстве у дракона очень часто отсутствуют крылья, которые ему заменяет его пернатый спутник, поднимающий его ввысь. Эту картину можно интерпретировать как ветер, несущий дождевое облако. Как показал Ху Хоу-сюань, иньские гадания о ветре тесно связаны с гаданиями о тучах и дожде (см. [33]). Чаще всего сильный ветер предшествует дождю. В иньский период это представление, вероятно, и нашло отражение в композиции «птица и дракон» на нефритовых подвесках. Если эти предметы использовались шаманами, то, возможно, они были необходимы последним для совершения ритуала вызывания дождя. С нашей точки зрения, и «диковинной» птицей, изображенной вместе с драконом, и «попугаем», несущим на голове дракона, является коршун, представлявший иньское божество ветра. Головы дракона и птицы на одной из подвесок украшены необычными головными уборами: в виде двух соединенных рогов (с круглым отверстием посередине) у птицы и сердцевидной формы у дракона. Представляется, что эти украшения указывали на сакральный характер изображенных животных, подобно тому как на него указывал графический состав иньских знаков фэн («ветер») и лун («дракон», см. выше). Близка к мотиву птицы и дракона (ветра и облака) тема птицы, в виде которой отлита ручка крышки некоторых бронзовых сосудов. На кубке ю с орнаментом в виде маски животного (лэй-мянь) птица и дракон образуют на крышке кольцевидную ручку (см. [41, т. 3, № 114]). В других случаях дракон находится рядом с птицей, в основном немного ниже, например на двух квадратных кубках ю (см. [41, т. 3, № 133, 134]). Изображенная здесь птица похожа на типичную лесную птицу, иногда имеет немного загнутое вниз надклювье или необычный гребень. На совином цзуне из могилы Фу Хао у птицы на голове имеется два расходящихся в разные стороны хохолка. Как правило, птица находится в самом верху, как бы на верхушке мирового дерева, без сомнений символизируя небесную зону мироздания. Однако нередко ее спутником выступает драконо- или тигрообразное хтоническое животное. На этом мы завершаем обзор орнитологической тематики по материалам иньского искусства и эпиграфики, однако он был бы неполным, если бы не легенда о «темной птице» (ласточке), с которой связывается происхождение царского рода иньцев. Ни на одном бронзовом или нефритовом изделии нами не было обнаружено (как, впрочем, и Уотербэри) изображения птицы, которая даже отдаленно напоминала бы ласточку (за исключением нефритовой подвески в виде широкоротой козодоеобразной птицы, названной авторами отчета «птенцом ласточки», см. [23, с. 87]), поэтому мы обратились к гадательным надписям иньцев. Считается, что он изображает ласточку, поэтому расшифровывается как иероглиф 燕 янь («ласточка»). Практически аналогичная этому знаку пиктограмма, по мнению современных исследователей, означает хищную птицу – ястреба или орла (см. [37, с. 565]). Отличие этого иероглифа от вышеприведенного знака заключается в деталях прорисовки отдельных черт птицы (так, у «ястреба» резко выступающий, более длинный, чем у «ласточки», клюв). В надписях эта хищная птица являлась объектом охоты: ... 擒 获 鷹 十 一 豕 一 麑 一 «… ловили [и] поймали одиннадцать хищных птиц, одного кабана и одного олененка» [37, с. 566]. Иньский иероглиф графически изображает летящую птицу с расправленными крыльями и вилообразным хвостом. Мотив птицы в полете очень редок в иньском искусстве: единственным примером такого изображения птицы является подвеска М5:390, названная в отчете ястребом/орлом (см. [23, с. 86]). Хвост «вилкой» характерен как для ласточек, так и для некоторых видов ястребиных. Однако в полете ласточку больше всего напоминает сокол-чеглок, который не уступает ей в быстроте, в отличие от других хищников, в воздухе энергично машет крыльями и не кружит (см. [4, с. 52]). Возможно, иньская надпись констатирует поимку нескольких соколов, предназначенных для охотничьих целей. В целом знак, дешифрованный как янь, встречается на гадательных костях нечасто, преимущественно в значении жертвоприношения или пиршества (ср. с янь-сян 燕饗 – «праздничное угощение», см. [35, с. 173]). 貞 其 吉 燕 «Гадали: будет ли благополучие? Совершить жертвоприношение янь?» [36, с. 1259]. Го Мо-жо с ласточкой связывает знак, похожий на знак янь, но не идентичный ему, который на костях употребляется в сочетании с иероглифом ши (ци) 示 («предки, духи»), но переводится также как янь («ласточка»), например:
«Не принесет ли жертвы Хань? Совершить жертвоприношение для предков янь? Получит ван поддержку?» [24, № 537–538]. По мнению Го Мо-жо, предки янь – это души царских отпрысков, скончавшихся в детские годы (см. [24, т. 4, с. 78]). Юань Кэ считает, что ласточку в древнекитайском языке обозначал иероглиф и 益, этимология которого, по мнению китайского ученого, связана с изображением ласточки. На основании того, что в Шан шу («Древние письмена») знак и встречается в имени сановника Бо-и, который был назначен императором Шунем управлять всеми «птицами и зверями в траве и на деревьях, внизу и вверху», Юань Кэ предполагает, что Бо-и – это и «темная птица» (сюань няо), породившая племя Шан (т.е. ласточка), и один из иньских предков (Цзюнь или Шунь, которые, возможно, были одним и тем же лицом, см. [48, с. 126]). Однако ни один из авторитетных словарей не приводит для и значения ласточки (см., напр. [39, т. 1, с. 775]). Если допустить, что имя Бо-и было каким-то образом связано с птицей, то последней, судя по составу иероглифа, могла бы быть крупная цапля и 鷁 [2, т. 3, № 7718]. В разных источниках птица-прародительница носит разные названия: «темная» (сюань няо), феникс (фэн-хуан), ласточка (янь). Данные о них приводятся в таблице 2. Таблица 2. Сведения о птице – прародительнице рода Шан в древнекитайских источниках.
В Шо вэнь «темной» птицей считается ласточка янь. Однако в надписях на бронзе царства Янь этот иероглиф записывался как янь 妟, что приводит к выводу о том, что вместо ласточки янь следует читать янь 鶠 (самец феникса), т.е. фэн. Дело в том, что фэн означает самца феникса, а хуан – самку. Согласно Шо вэнь, янь это и есть птица фэн, самка которого зовется хуан 皇, а вместе они называются фэн-хуан (см. [42, т. 2, раздел хай, с. 70]). В традиционном изобразительном искусстве Китая фэн-хуан, как правило, рисовался в виде двух птиц, хотя в мифах и легендах он фигурировал в единственном числе (см. [21, с. 9]). Поэтому бином фэн-хуан обычно переводится как «феникс», но подразумевает двух разнополых птиц или, на наш взгляд, одну мифологическую птицу-андрогина, которая являлась символом, объединяющим мужские и женские черты. Уместно вспомнить, что греческий глагол symballo указывает на совпадение, соединение, встречу двух начал в чем-то одном (см. [8, с. 464]). Другие древнекитайские орнитологические имена и названия также представляли собой объединение двух противоположностей. Имя иньской прародительницы Цзянь-ди часто записывается через иероглиф ди 翟, который означает длиннохвостого фазана. Сочетанию цзянь-ди соответствует бином 雉翟 чжи-ди (где чжи – «фазан») или хань-ди, в котором хань 翰 имеет значение «красная курица» (словарь Эр я объясняет хань как «небесную курицу с красными перьями»). Выявив сходство между иероглифами ку 嚳 (в имени ее супруга императора Ди-ку) и сюэ 鷽 («снегирь восточный; синица» [2, т. 3, № 7873]), Чэнь Мэн-цзя высказал предположение, что в мифологии Ди-ку и Цзянь-ди мыслились как снегирь (синица) и фазан (курица), что семантически соответствовало противопоставлению понятий фэн (самец) и хуан (самка, см. [46, с. 529]). Социальному коду, проявлявшемуся в виде бинарной оппозиции мужское–женское, в древнекитайской мифологии соответствовала оппозиция небо–земля. По тому же принципу, что и фэн-хуан, образован бином цзюнь-и 鵕 (義鳥) («золотистый фазан», [2, т. 4, № 10829]). В Шань хай цзин о «пятицветной» птице, зовущейся фэн-хуан, говорится, что по своему виду она напоминает курицу и является возлюбленной предка Ди-цзюня, женой которого была Э-хуан (Чан-и). К ней, видимо, и отсылает образ похожей на курицу «пятицветной» птицы. Чэнь Мэн-цзя полагает, что этой паре тоже соответствует представление о птице-самце и птице-самке (см. [46, с. 529–530]). Следует обратить внимание на то, что две «пятицветные» птицы в Шань хай цзин называются «земными друзьями» предка Цзюня (см. [6, с. 112]). Следовательно, предок фигурирует как «небесный самец» (фэн), а его супруга – как «земная самка» (хуан). Таким образом, древнекитайский феникс фэн-хуан является примером мифологического образа, используемого для интеграции противопоставленных понятий и символизации связи между различными космологическими зонами. С одной стороны, то обстоятельство, что в стихах Цюй Юаня вместо сюань няо фигурирует фэн-хуан, привело в недоумение Юань Кэ, констатировавшего, что в китайских мифах маленькая черная ласточка (сюань няо) превратилась в большую птицу, по некоторым данным, «высотой в шесть чи», по другим – «в два чжана» (см. [48, с. 92]). Безусловно, размеры – совсем не то, что собирался подчеркнуть, называя «темную птицу» фениксом, знавший о сюань няо Цюй Юань. Фэн-хуан у него является божественным медиатором точно так же, как в других источниках в этой роли выступает «темная птица». Следовательно, легенда о происхождении иньцев подчеркивает прилет птицы, в мифологическом мышлении связываемой как с верхним, так и с нижним миром. С другой стороны, убеждение в том, что сюань няо непременно является ласточкой, приводит Юань Кэ к выводу, что в древнекитайской мифологии существовало представление о двух разных птицах сюань няо. Одна из них участвует в мифах о происхождении Шан (т.е. собственно ласточка), а о другой говорится в следующем отрывке из Шань хай цзин: «В землях Севера лежит гора под названием Обитель мрака… У ее верховья живут черные птицы (сюань няо)… Есть гора Великой черноты (Да-сюань)…» [6, с. 128]. По словам Юань Кэ, черные птицы (в нашей интерпретации: «темные птицы») здесь не являются ласточками и принадлежат к «разновидности диковинных птиц черного цвета» (см. [48, с. 137]). По-видимому, хтонический контекст данного фрагмента, в котором появилась птица сюань няо, не позволил китайскому исследователю отождествить ее с «небесной» ласточкой. Кроме того, «темная птица» фигурирует в Цзо чжуань: «Тань-цзы сказал: [Когда] мой высокий предок Шао Хао-чжи вступил на престол, случилось, что прилетела птица фэн, поэтому [он] стал делать записи по [названиям] птиц, был главным над птицами и давал птичьи имена. Глава рода Фэн-няо являлся управляющим календарем, глава рода Сюань-няо – смотрителем над днями равноденствия, глава рода Бо-чжао – наблюдателем солнцестояний, глава рода Цин-няо определял начало весны и лета, глава рода Дань-няо определял начало осени и зимы… Пять фазанов (чжи) – это пять правителей, которые использовали острые орудия и исправляли меры длины и объема» [30, т. 2, с. 1114, 17-й год правления Чжао-гуна]. В этом отрывке термин сюань няо наряду с названиями других птиц используется в качестве наименования рода легендарного императора Шао Хао, который, по некоторым сведениям, являлся одним из иньских первопредков (божеств). Из содержания текста следует, что перечисленные птицы относятся к категории фазанов[12]. Однако анализ их имен позволяет по-иному определить зоологическую принадлежность этих птиц, в том числе и «темной птицы». Комментарий к Цзо чжуань трактует дань няо 丹鳥 («красная птица») как золотистого фазана (золотую курицу, см. [2, т. 3, № 7888; 48, с. 89]). Но наиболее вероятной представляется связь дань няо с фантастической птицей хуань 鴅, которая обозначается иероглифом, состоящим из элементов дань («красный») и няо («птица»). Согласно словарю Чжунхуа да цзыдянь, это птица с человеческим лицом и птичьим клювом (см. [42, т. 2, раздел хай, с. 48]). Анализ Юань Кэ показывает, что хуань является синонимом другого слова, обозначающего мифологическую птицу – чжу 鴸 (см. [48, с. 31]). О ней в Шань хай цзин говорится: «Там водится птица, называемая чжу, она похожа на ушастую сову, но у нее человеческие руки. Ее крик подобен (перепелиному). Она выкрикивает собственное имя» [6, с. 30]. В древности иероглифы дань и хуань, по-видимому, были созвучны с иероглифами хуань 讙 и хуань 驩, которые встречаются в названии царства Хуань-тоу (варианты: Хуань-чжу, Дань-чжу, см. [48, с. 89]). В графическом составе иероглифов хуань основным элементом является знак гуань 雚, который изначально использовался для обозначения не аиста, а совы (см. выше). Итак, антропоморфный облик, сходство с ушастой совой и этимологическая связь со знаком гуань («сова») дают все основания отнести птицу дань няо к одному из видов сов. Мы полагаем, что это могла быть ушастая сова Otus scops stictonotus, по-китайски называемая хун-цзяо-сяо («краснорогая сова»). Этот вид и в настоящее время широко распространен в Китае, в полосе от Северо-Востока до провинции Ганьсу (являясь перелетной, эта сова зимует близ побережья в юго-восточной части Китая, см. [38, с. 551]). Под цин няо 青鳥 («зеленая птица»), согласно комментарию к Цзо чжуань, следует понимать трехперстку (см. [48, с. 231, 89]). На наш взгляд, речь идет не об этой журавлеобразной птице. В мифологии цин няо описывается как птица с красной (бурой) головой и черными глазами. Кроме того, упоминаются две «зеленые птицы», которые прислуживали хозяйке Запада – Сиван-му (см. [48, с. 230]). В Шань хай цзин зеленой названа некая птица вэнь 鴍: «На горе Сюань-дань водятся разноцветные птицы, с человеческим лицом и волосами. Там есть и цин-вэнь, и хуан-ао, зеленая птица и желтая птица; там, где они собираются вместе, гибнет царство» [48, с. 230]. Желтое и зеленое оперение в этом источнике приписывается также птицам цы (вэй)
Не вызывает сомнения, что все эти зеленые птицы (наряду с желтыми) принадлежат к одному виду. Го Пу в своем комментарии называет их приносящими беду и относит к разновидности сов (сяо 枭 – «уральская (длиннохвостая) неясыть», Strix uralensis, [2, т. 3, № 9019]) и совок (сплюшек, сюлю 鵂鶹 – «восточноазиатская совка», Otus suria japonicus, [2, т. 3, № 7815; 48, с. 360]). Большинство представителей отряда совиных имеют сероватую, бурую и охристо-желтоватую окраску с различными оттенками (см. [3, т. 5, с. 382 и сл.]), которая, вероятно, и легла в основу причисления их в древнекитайской мифологии к разряду «пятицветных» (т.е. разноцветных) птиц. Как и совы, к хищным птицам относится и бо-чжао 伯赵, сорокопут, птица плотного телосложения, с крупной головой и сильными когтями. Он обладает крепким крючкообразно загнутым клювом с зубцом в предвершинной части надклювья, сходным с клювом хищных птиц и приспособленным для разрывания крупной живой добычи. По сообщениям зоологов, серые сорокопуты (Lanius excutitor), как и хищники, питаются мелкими птицами, мышами, ящерицами и лягушками (см. [3, с. 489–490]). Следует заметить, что в имени Шао Хао-чжи использован иероглиф чжи 挚, который, по некоторым данным, первоначально соответствовал другому иероглифу чжи 鸷, означающему «хищная (боевая) птица» (см. [46, с. 495]). По-видимому, Шао Хао мыслился в образе хищной птицы и давал названия родам по именам хищных птиц – ушастой совы, неясыти, сорокопута. Что касается птиц фэн-няо и сюань няо, то и они, скорее всего, должны быть отнесены к разряду хищных птиц. Как уже упоминалось, лишь в некоторых источниках (Люй ши чунь-цю, а также Ши цзи («Исторические записки»)) под птицей сюань няо подразумевается ласточка (янь). Однако мифологическая ласточка существенно отличается от ласточки реальной. Согласно Тай-пин юй лань, именем янь называют «небесную деву» (тянь нюй), а также хищную птицу (чжи няо, см. [48, с. 264]). Цвет сюань, который приписывается «темной птице», согласно словарю Шо вэнь, представляет собой цвет, соответствующий понятию ю («темный, сумрачный; затененный; черный; неясный, смутный», [2, т. 2, № 1623]). В словаре поясняется, что это черный цвет, заключающий в себе красное (бурое, см. [42, т. 2, раздел у, с. 73]). Согласно древним описаниям, подобная окраска присуща совам и птицам, похожим на сов: она определяется как сочетание черного и красного (у совы «черные разводы и красная шея», у ястребообразной, похожей на сову птицы лэ «черные разводы и красные перья», см. [42, т. 2, раздел хай, с. 50; 27, т. 6, раздел хай-чжун, с. 21а]). По толкованию Кан-си цзыдянь, словосочетание сюань няо позже стало записываться одним иероглифом сюань (玄鳥), который, по некоторым данным, был вариантом иероглифа чи (последним, как уже говорилось, обозначаются птицы отряда совиных, см. [27, т. 6, раздел хай-чжун, с. 11а]). Обращает на себя внимание тот факт, что «темная птица» роняет яйцо на землю, а не выкладывает его в гнезде (на скале или стене жилого дома), как это делают ласточки, где бы его могла найти иньская прародительница. В природе, как известно, совы не вьют гнезд, они откладывают яйца прямо на землю или в быстро вырытую ямку (см. [1, с. 106]). Это наблюдение, возможно, нашло отражение в древнекитайской легенде. Таким образом, «темная птица» – это одна из разновидностей хищных птиц, вероятно сов. Думается, цвет сюань, с одной стороны, подчеркивал черно-бурые тона в их окраске, с другой он отражал мифологические представления о связи этих птиц с преисподней. К категории фэн-няо в традиционной китайской мифологии относятся различные птицы, которые выделяются своей необычностью, например «пятицветная птица, похожая на журавля», или черно-зеленый попугай, «умеющий подражать голосам ста птиц» [27, т. 6, раздел хай-чжун, с. 10а, 12а]. Однако, на наш взгляд, представления о птице фэн восходят к иньскому коршуну – божеству ветра. Интересна мысль Юань Кэ о фонетическом и, может быть, семантическом сходстве иероглифа фэн и иероглифов мэн 夢 и мэн В Шань хай цзин птица куан имеет характеристику «пятицветной птицы с хохолком», а мэн – птицы «с красными (бурыми), желтыми и зелеными (синими) разводами» (см. [48, с. 118, 104]). По объяснению словаря Эр я, куан – это сова, «птица сна» (мэн няо). Основным значением куан является «бешеный, взбесившийся», но оно также употребляется в значении «сарыч (Buteo buteo), ушастая сова» вместо иероглифа куан 鵟 (см. [48, с. 118, 104; 2, т. 2, № 505, т. 3, № 7867]). Однако в Эр я уточняется, что к категории куан относитсяопределенная группа совиных – филины (мао чи 茅鴟, см. [27, т. 1, раздел цзи, с. 355; 42, т. 2, раздел хай, с. 60]). Филины делятся на два разряда – куан мао чи и куан мэн няо, что, на наш взгляд, объясняется тем, что в первый входят обыкновенные филины (Bubo bubo), а во второй – совки (Otus), иначе называемые миниатюрными филинами. Последние отличаются меньшими размерами, но сходны с обыкновенными филинами образом жизни и строением, особенно наличием перьевых ушек (в терминологии древних китайцев «хохолка» – гуань). С точки зрения Юань Кэ, птице мэн няо (т.е. совке) соответствует птица мэн из Шань хай цзин, которая записывается через иероглиф мэн 孟 («старший (из братьев)», [2, т. 2, № 1094]), что можно перевести, с одной стороны, как «старшая, главная птица». Такое понятие существует в мифологии разных народов и означает царственную птицу, которая находится на вершине мирового древа и часто называется гром-птицей (см. [9, т. 2, с. 346]). С другой стороны, сочетание мэн няо можно интерпретировать как хищная птица, так как к мэн восходит иной иероглиф мэн 猛 (здесь «хищный», [2, т. 2, № 1097]). Знак мэн отсылает к персонажу по имени Мэн-куй (или Мэн-си, потомок Шуня) и людям легендарного царства Мэн-шу, про которых в мифологических источниках говорится, что все они имеют головы людей и птичьи туловища. В древнекитайских источниках о Мэн-куе также сообщается, что его сопровождал фэн-хуан (см. [48, с. 106]). Не исключено, что это отражение наиболее древних представлений о Мэн-куе, тотемическом предке, способном лично оборачиваться птицей. Этимология его имени указывает на то, что последней являлась хищная птица мэн няо, т. е. сова, роль которой в иньской мифологии была сопоставима с ролью чжоуско-ханьского феникса. Иероглиф куан изначально записывался с элементом хуан На гадательных костях знак ван иногда употреблялся в необычном значении. Несмотря на то что в большинстве случаев он обозначает правителя, в некоторых надписях переводится не иначе как «высочайший; великий» (т.е хуан). Например: 貞 王 帝 不 若 «Гадали: высочайший Ди не одобрит?» [45, с. 579]. В этой надписи сочетание ван ди соответствует иньскому понятию Шан-ди (верховное божество) и встречающемуся на западночжоуской бронзе сочетанию хуан ди (или хуан Шан-ди, «августейший небесный правитель, высочайшее Небо»), поэтому слово ван в иньскую эпоху подчеркивало связь с верхним, сакральным миром. Таким образом, имя Ван Хай можно интерпретировать не как «правитель Хай», а как «высочайший (великий, священный) [предок] Хай». Это также подтверждается тем, что Ван Хай (в числе немногих иньских предков) в гадательных надписях называется «высоким предком» (гао цзу). Верхним элементом знака хай в имени этого предка является пиктограмма «птица», поэтому в специальной литературе можно встретить дешифровку хай как
«Был задан вопрос: принести в жертву высокому предку Ван Хаю трех коров? Пять коров?» [45, с. 338; 34, с. 84].
[34, с. 85]. Об этимологии и семантике знака хай существуют различные версии. По предположениям исследователей, он может быть истолкован как изображение сельскохозяйственного орудия (наподобие сохи), семантически соответствовать производному от него иероглифу гай (цзе, цзай) 荄 («корни трав; луковица») или обозначать какое-то странное животное[13] (см. [25, т. 1, с. 2а]). В Шань хай цзин часто можно встретить утверждение, что птицы сами выкрикивают свое имя. В древности в Китае птицам давали названия, близкие по звучанию к издаваемым ими крикам. Вернемся к ласточке, которую, кроме янь, также называли я, на письме записывая иероглифом я Аналогичным образом можно предположить, что имя Хай происходит от названия некоей птицы, издававшей крик хай. Однокоренным со знаком хай является другой иероглиф хай 孩 («ребенок, дитя; детеныш; птенец» [2, т. 4, № 13458]), о чем свидетельствует одинаковое древнее произношение этих знаков – хэ [32, с. 122–123]. Шо вэнь объясняет происхождение иероглифа хай («ребенок») от сочетания элементов цзы («сын; дитя») и хай (здесь означает кашель). Мы полагаем, что в иньскую эпоху знаком хай обозначался птичий крик, фонетически сопоставимый с шипением молодых филинов, которые после вылета из гнезда еще не могут издавать характерное «у-ху», обычно повторяемое самцом филина в пору брачных игр до сотни раз. Словом, хай – это название наиболее крупного представителя отряда совиных – филина[14]. На гадательных костях знаку хай предшествует определение ван в значении «божественный, царственный». Некоторые исследователи рассматривают иероглиф куан («безумный»), производный от знака ван, как доказательство существования в архаическую эпоху такого явления, как царский шаманизм. Важным представляется другое: в имени Ван Хай содержится указание на божество (предка) в облике царственной (шаманской) птицы, известной в традиционной мифологии как филин куан няо. Часть иньских предков, включая Ван Хая, можно отнести к группе мифологических персонажей эпохи первотворения, которые, вероятно, мыслились иньцами в виде различных животных или антропозооморфных существ (в этом состоит их основное отличие от исторических предков – умерших реальных правителей, начиная с Шан-цзя, легендарного сына Ван Хая). Обращает на себя внимание один из вариантов начертания знака хай, в котором верхняя часть представляет собой пиктографическое изображение «рогатой» птицы, напоминающее знак гуань («сова»). Ху Хоу-сюань, указывая на превращение «темной птицы» (сюань няо) в феникса (фэн-хуана), объясняет варианты этого иероглифа развитием представлений иньцев об их тотемной, по его словам, птице (см. [34, с. 86]). Можно согласиться с известным китайским исследователем, что в знаке хай изображена сакральная для иньцев птица, но с оговоркой, что ей был не феникс, а филин. В Шань хай цзин отмечается, что «человек по имени Ван Хай держал в руках птицу и ел ее голову»[15] [48, с. 56]. Думается, в этой фразе нашло отражение архаичное представление о предке в облике совообразной птицы, пожирающей других птиц. Известно, что добычей сов нередко являются различные птицы (сова легко проглатывает крупного скворца, а филин поражает ястреба так же легко, как глухаря см. [1, с. 43; 6, с. 110]). Кроме того, в данной мифологеме фигурирует Мэн-си, тот самый циньский предок, который имел «птичье тело и знал язык людей» [14, с. 425], и мыслился в образе совки (мэн няо). Итак, в древнекитайском источнике содержатся сведения, которые можно интерпретировать как свидетельство орнитоморфизма древнекитайских тотемических предков. В заключение вернемся к вопросам, поставленным нами в начале статьи, и сформулируем ответы, которые можно рассматривать в качестве итоговых наблюдений.
В иньском искусстве можно встретить птиц, объединяющих разные зоны мироздания. Они наделялись способностью перемещаться из одного мира в другой по стволу мирового дерева (мировой оси). Как правило, роль посредника отводилась хищным птицам, чья природа виделась двойственной: с одной стороны, это крылатые существа, связанные с небесной сферой, с другой же – плотоядные животные, обладающие совокупностью хтонических черт.
В надписях на гадательных костях ряд знаков представляют собой пиктографические изображения пернатых существ. Мы подробно рассмотрели иероглифы, обозначающие сову и, возможно, коршуна. Эпиграфика и археология свидетельствуют о том, что эти птицы являлись объектами ритуальной деятельности иньцев, причем с именем коршуна были связаны представления не только о реальной птице, но и о духе ветра – божественном посреднике между небом и землей. Мифологический образ совы, с нашей точки зрения, играл определенную роль в шаманских обрядах и имел отношение к распространенному в иньскую эпоху ритуалу возлияния. Кроме того, были обнаружены древнекитайские мифологические данные, с которыми перекликаются сведения гадательных надписей о вышеуказанных птицах.
Анализ источников, в которых упоминается «темная птица», не позволяет отождествить ее с ласточкой и приводит к выводу об изначальном соответствии понятий сюань няо и хищной птицы (вероятно, совы). Литература
Ст. опубл.: Общество и государство в Китае: XXXII научная конференция / Ин-т востоковедения; Сост. и отв. ред. Н.П. Свистунова. – М.: Вост. лит., 2002. – 366 с. С. 6-42.
Автор: Куликов Д.Е. |
Новые публикации на Синологии.Ру Историограф Сыма ЦяньМеждународное обозрение от 27.04.2024 о Китае Час истины. Конфуций и конфуцианство Час истины. Россия и Китай. История отношений Император и его армия |
