Миграция ханьцев на Тайвань

до 1895 г. и их отношения с аборигенами
 
История заселения Тайваня ханьцами помогает ученым КНР развивать концепцию «бесспорного кровного единства» острова и материка. На Тайване, в свою очередь, пытаются проследить формирование специфического тайваньского самосознания и реконструировать процессы ассимиляции аборигенных этносов, и потому также часто обращаются к означенной теме^[1]. В отечественной литературе история миграций не получила должного освещения в связи с преимущественной ориентацией специалистов на изучение современного положения Китайской Республики.
 
Апеллируя к письменным источникам, китайские ученые утверждают, что походы на Тайвань начались с III в. до н. э. Но это не привело к массовой миграции ханьского населения. Вплоть до XII в. юг Китая был слабо освоен ханьцами, и острой необходимости в поиске новой земли не было. Тем не менее, движение через пролив существовало постоянно, и во второй половине XII в. к побережью Фуцзянь на бамбуковых плотах нередко приплывали люди пишея – вероятно, аборигены Тайваня [11, с. 17-18]. В записях 1160 г. о распространении рода Су из фуцзяньского г. Дэхуа, в числе мест проживания указан и Тайвань [16, с. 34]. Скорее всего, первыми туда добрались рыбаки, потому названия многих островов Пэнху, лежащих на пути к Тайваню, связаны с рыболовным промыслом. Находки сунских монет, керамики и фарфора позволяет с определенностью говорить о поселениях на Пэнху в конце XI в., а в конце XIII в. архипелаг был административно закреплен за Китаем [6, p. 6].
 
В отечественной историографии хорошо обоснованы социально-политические и экономические предпосылки начала массовой миграции на Тайвань из прибрежных провинций в XII-XIII вв. [2, с. 9–14]. Из описаний «Юаньши» неудачных экспедиций на «Люцю» 1292 и 1299 гг. следует, что организаторы походов имели смутное представление о Тайване, и в первом случае достигли только одного из небольших соседних островов [5]. Зарубежные ученые отмечают [6, p. 8], что Ван Даюань, посетивший с торговыми суднами Пэнху, а затем Тайвань, соответственно, в 1347 и 1349 гг., во втором случае не упоминает о живущих там китайцах. Однако торговый обмен с туземцами существовал, о чем свидетельствовали виденные им китайские гончарные сосуды. Торговля была столь активной, что на острове, по свидетельству уже цинского автора, широко использовались сунские монеты (см.: [11, с. 33, 30–31]).
 
С расцветом торговли с Японией в конце XIV – середине XVI вв. в гаванях Тайваня на юго- и северо-западной оконечности возникли китайские фактории. Но из 88 лицензированных для торговли в Юго-Восточной Азии судов на Тайвань в начале 1590-х гг. заходило около десять. Моряки и рыболовы с Пэнху до второй половины XVI в. опасались высаживаться на Тайвань из-за обосновавшихся там пиратов [6, p. 8–10]. Из китайских хроник не всегда ясно, когда речь идет именно о Тайване, и потому о наличии там ханьских поселений достоверно известно только от португальских мореплавателей (1596 г.). Возможно, численность китайского населения была незначительна, т. к. посетивший остров в 1603 г. ученый Чэнь Ди о китайских обитателях не упоминал (впрочем, его сочинение посвящено собственно туземцам).
 
В начале XVII в. пираты Янь Сыци и Чжэн Чжилун, оккупировавшие побережье Тайваня в районе современного г. Бэйган, во время засухи в Китае перевезли на остров примерно 3000 крестьян из Чжанчжоу и Цюаньчжоу [7, p. 32]. Видимо, после этого миграция продолжилась, т. к. в начале голландского правления на острове проживало около 25 тыс. китайцев [6, p. 17] (по другим источникам только 10 тысяч – см.: [3, с. 189]). В засуху 1628 г. Чжэн Чжилун при поддержке военного губернатора Фуцзяни переправил на Тайвань уже несколько десятков тысяч беженцев [14]. Из Китая и Лусона прибывали сотни торговых и рыболовецких судов. В середине XVII в. китайское население достигло 50 тысяч [7, p. 36]. Однако минские императоры так и не заявили свои права на Тайвань [4, с. 165].
 
Хотя предки ханьских поселенцев происходили из разных мест Китая, в т. ч. из северных районов [16, с. 38], прибывали они с побережья, и большинство – из Фуцзяни. Поэтому преобладающим китайским диалектом острова стал южно-миньский. На Тайване представлено три наречия этого диалекта: цюаньчжоуское (делится на говоры саньи (с вариациями цзиньцзян, наньань, хуйань), тунъань, аньси, сямэнь), чжанчжоуское и чаочжоуское (видоизменившееся под влиянием чжанчжоуского). Кроме того, в обширном районе смешения населения появилось новое наречие – цюань-чжанчжоуское. Выходцы из Цюаньчжоу главным образом расселились в прибрежной полосе западной равнины и в Тайбэйской котловине; потомки чжанчжоусцев сосредоточены на западе во внутренней части равнин, на холмах северо-восточного побережья, в районе равнины Ланьян [12, с. 71, 86].
 
Представители другой этнической группы ханьцев, хакка, – мигранты из Гуандуна, преимущественно из районов городов Мэйчжоу и Хойчжоу. Их диалект на Тайване распространен не столь широко и состоит из сысяньского, хайлуского, жаопинского, чанлэского (ухуаского), чжаоаньского и тинчжоуского (юндинского, практически исчезнувшего) наречий. Также имеется район смешения наречий (уезд Таоюань). Хакка проживают на северо-западе острова и в гористых районах юга [12, с.166, 181].
 
Колонизировать Тайвань пытались и другие народы, в первую очередь – японцы. Европейские коммерсанты-голландцы обосновались на острове в 1624 г. и, несмотря на бунты аборигенов и китайцев [3], не только захватили посреднические функции в торговле Китая и Японии, но и изгнали с севера испанцев. Они поощряли китайскую миграцию для развития сельского хозяйства. Даже когда торговля с Китаем была ослаблена, на Тайвань прибывало до 200 рыболовецких суден. В 1650 г. на остров временно переселилось около 8 тыс. голодающих из Фуцзяни. После восстания Го Хуайи в 1652 г. миграция несколько ослабла. Мнения ученых о численности ханьского населения в тот период расходятся. По испанским данным, даже в Зеландии уже в 1625 г. проживало около 5 тыс. китайцев [6, 1980, p. 18]. Хотя подушный налог в 1650 г. платило всего 11 тыс. человек, Сюй Вэньсюн предполагает, что к окончанию голландского правления число китайцев составляло 40-50 тыс. (только у Го Хуайи было около 15 тыс. последователей), и достигло 100 тыс. человек к 1680-м гг. [6, p. 17, 23]. М.Ф. Чигринский называл последнюю цифру, характеризуя миграцию в голландский период [3, с. 189].
 
Число самих голландцев достигало лишь 2800 человек [7, p. 36]. Для поддержания своего господства они провоцировали распри среди племен, между аборигенами и китайцами, формировали отряды туземцев для подавления китайских волнений.
 
Давление ханьского населения, новые административные структуры, налогообложение туземных общин, карательные экспедиции, наконец, миссионерство – все это заставляло аборигенов покидать привычные места. Непосредственному воздействию новой администрации подверглись равнинные племена (пинпу) юго-запада Тайваня (сирайя, тайвоан, макатау и др.), но в ходе миграций они сталкивались с другими племенами, и в итоге происходило как слияние этносов с утратой первоначальных культурных черт, так и уничтожение более слабых племен. Первое вынужденное переселение произошло у части сирайя, которые не вынесли возраставшего вмешательства голландцев и ушли вглубь острова, в места проживания родственных племен тайвоан. Тем не менее, учитывая стремление совершенствовать нравы аборигенов (распространение христианства, открытие школ, изучение их языка и культуры), в целом китайская историография дает удовлетворительную оценку деятельности голландцев [15, с. 165, 174].
 
Следующий этап истории Тайваня связан с антицинским движением на юге Китая. В 1662 г. минский лоялист Чжэн Чэнгун изгнал европейцев с острова. Его армия вместе с семьями составила 30 тыс. человек, а лозунг верности национальной династии привлек представителей разных социальных слоев [2, с. 40]. Пока продолжалось наступление маньчжуров на юг, через пролив переправились сотни тысяч беженцев [14; 8, с. 347] (см. также: [2, с. 41]).
 
Китайская историография идеализирует фигуру Чжэн Чэнгуна, превознося его как народного героя; соответственно, положительно оценивается и его политика в отношении аборигенов. Оказанная ему сирайя поддержка в войне с голландцами трактуется как следствие тонкого хода, когда при встрече с одним из племен он выбрал из подношений не золото и серебро, а блюдо с землей и травой как символ возвращения «родной» земли из-под власти европейцев [13, с. 198]. С той же позиции описывается и колоссальная помощь туземцев продовольствием: зная «благородные стремления» Чжэна, они предоставили его армии провиант на 10 дней. Можно лишь предполагать, каким образом были получены эти средства от ведущих примитивное хозяйство туземцев [13, с. 199].
 
После капитуляции голландцев Чжэн прожил всего пять месяцев, но и этого срока хватило, чтобы приписать ему деяния совершенномудрого правителя: он успел навестить множество племен и принять их вождей, одаривая и обещая покровительство; снизил грабительские налоги и требовал от китайцев ведения с племенами равноценной меновой торговли; запретил армии и чиновникам захват пастбищ и лесных угодий аборигенов и наказывал нарушителей; развивал навыки земледелия в общинах. Серпы, плуги, мотыги использовали лишь аборигены, соседствующие с Тайнань, и в 1661 г. советник Ян Ин предложил предоставить быков и орудия каждому племени, а также направить людей для обучения туземцев прогрессивным методам полеводства. Хотя китаеязычная литература единогласно говорит о проведении этих мер в жизнь, Сюй Вэньсюн утверждает, что доказательств тому нет [6, p. 26]. Сын и приемник Чжэн Чэнгуна, Чжэн Цзин пошел еще дальше, разрешив детям аборигенов учиться в школах, а их родителей освободил от трудовых повинностей [8, с. 347; 13, с. 200–202]. Таким образом, правление Чжэнов рисуется как период единения ханьцев и местного населения, резко контрастирующий и с голландским, и с цинским режимами. Другие исследователи считают, что за столь короткий срок и на ограниченной территории сделать многое было невозможно, поэтому противоречия между китайцами и аборигенами уменьшились, но кардинальных преобразований не произошло [15, с. 174]. Китайские мигранты продолжали занимать равнины прибрежной полосы, и туземцы все также отступали в горы, либо усваивали образ жизни переселенцев. Помимо молчаливого протеста в виде миграций, аборигены выступали против властей и открыто – официально в период Чжэнов зафиксировано три бунта равнинных племен.
 
Движение на Тайвань продолжалось и после капитуляции потомков Чжэна в 1683 г. Поток ханьцев наводнил не только западное, но и восточное побережье. Эту тенденцию не нарушило ни возвращение на континент части армии Чжэна, ни запрет на переселение, действовавший до 1760 г., когда для сношений с Тайванем оставался лишь порт Сямынь [2, с. 44, 46]. Однако разорительные налоги на посевы и прочие поборы временно привели к запустению северо-западного побережья, где в конце XVII в. оставались лишь уже китаизированные аборигены (свидетельства Юй Юньхэ) [2, с. 45].
 
После охватившего весь китайский Тайвань антиманьчжурского восстания 1721 г. правительству пришлось принять меры, ведущие к росту населения: направить гарнизоны, выстроить сеть крепостей; поощрять въезд благонадежного китайского населения и усилить административный аппарат. В конце XVIII в. были открыты новые порты, что интенсифицировало миграцию, и по данным обследования 1811 г. ханьское население достигло 1 млн. 945 тыс. человек [14] (по другим данным – более 2 млн. [7, p. 41]). Кроме того, на заработки в летний сезон приплывали несколько сот тысяч хакка [2, с. 51]. Заметную роль в заселении острова играло клановое сознание китайцев и традиции землячества.
 
Рост ханьского населения интенсифицировал миграции аборигенов и размывание этнических границ. В начале XVIII в. еще одна часть сирайя ушла к востоку, где жили тайвоан, которым в 1740-е гг. пришлось отодвинуться в долины рек Лаонунси и Наньцзэсяньси. Племена макатоу также покинули места своего обитания и переселились на холмы к востоку от равнины Пиндун, а частью – на п-ов Хэнчунь. Оставшиеся подверглись дальнейшей ассимиляции. В историко-географических описаниях Тайваня конца XVIII – первой половины XIX вв. отмечалось, что люди отдельных туземных общин – потомки фуцзяньцев и местных женщин – отличаются от других «варваров» нравом и внешним видом, соблюдением китайских обычаев, а некоторые – унаследованным от предков-китайцев языком (см.: [11, с. 35]). Маньчжуры в первое время пытались запрещать браки между ханьцами и туземными женщинами [15, с. 166], однако именно в цинский период смешанные семьи получили широкое распространение.
 
С продвижением вглубь острова ханьцев, добывавших камфару и осваивавших целину, росли конфликты с коренным населением. С 1710 г. они заключали соглашения с аборигенами и селились близ их общин, нередко при поддержке вооруженной охраны [2, с. 46, 50]. В горах китайцев ожидали засады воинственных туземцев, гаошань (горцы) устраивали налеты на ханьские поселения. В начале XVIII в. случилось как минимум три восстания аборигенов. Для предотвращения конфликтов правительство определило границу между равнинами и горами, устроило блокпосты на основных путях в горы и с 1739 по 1875 г. запрещало вторжение во владения гаошань. За этот период официальные упоминания о восстаниях горцев отсутствуют, но тем больше оказывалось давление на равнинных жителей. Так, в 1758 г. администрация стала требовать от них следования китайским обычаям и принятия китайских имен. В первой половине XIX в. прослеживается четыре волны массовой миграции народов пинпу.
 
После отмены запрета на расселение в горах с целью лучшего освоения земель специальные ведомства стали вербовать крестьян в Сямыне, Фучжоу, Сяньтоу, Сянгане. Желающих за счет казны переправиться на новую землю было так много, что через 20 лет китайское население Тайваня превысило 3 млн. 700 тыс. человек [14]. Гаошань, особенно атаял и пайвань, ожесточенно сопротивлялись китайцам, и за следующие два десятилетия произошло около 20 крупных восстаний аборигенов.
 
В 1884 г. на Тайвань был направлен Лю Минчуань, добившийся через год для острова статуса провинции. Свою задачу новый губернатор видел в укреплении обороноспособности Тайваня, т. к. островом помимо Японии все активнее интересовались западные державы. Проблемы внешней безопасности и внутреннего развития Лю Минчуань связывал воедино, и действовал активнее, чем другие местные администраторы. В частности, он пытался провести аграрную и налоговую реформы, учреждал дополнительные уезды, чтобы усилить контроль. В число вопросов внутренней политики входило управление аборигенами. К этому времени столкновения с горцами в ходе освоения камфорных лесов переросли в настоящую войну от севера до центра Тайваня [2, с. 184–185]. Стремясь навести порядок и разрешить межэтнические конфликты, Лю Минчуань в качестве основного принципа обозначил «умиротворение варваров», а дополнительного – уничтожение сопротивлявшихся [15, с. 168]. Территория проживания аборигенов была разделена тремя дорогами: Северной от Пули до Илань, Южной от Пули до п-ова Хэнчунь, и Восточной в районе Тайдуна. Также через горы проложили дорогу от западного побережья до восточного, что не только улучшило сообщение, но и расширило возможности хозяйственного освоения горных районов. От этих дорог разошлись вооруженные отряды, которые силой и убеждением за считанные месяцы подчинили десятки тысяч аборигенов [15, с. 169]. Теперь стало легче наносить удары по бунтующим «дикарям», но в вооруженных экспедициях, организованных добытчиками камфары против атайял, по-прежнему гибли отряды числом до полутора тысячи человек [2, с. 185].
 
Одновременно Лю Минчуань заботился о спокойствии «умиротворенных варваров», предоставив общинам самоуправление, награждая (продуктами, скотом и т. д.) подчинившиеся племена. Он старался контролировать самоуправных чиновников, обижавших туземцев, и направлял китайцев строить мосты и дороги, обучать гаошань земледельческим методам, освоению целины. Для аборигенов открывались новые школы, где грамоту преподавали на китайском языке. В деле управления губернатор опирался на местных грамотеев и чиновников, разбиравшихся в особенностях отношений ханьцев с аборигенами и в обычаях туземцев [15, с. 171-173]. Однако, хотя китайские историографы дают высокую оценку достижениям Лю Минчуаня в данной сфере, есть и более критичный взгляд. Так, Ф.А. Тодер утверждает, что стабилизировать положение в пограничных с аборигенами районах ему не удалось: «К моменту отъезда Лю Минчжуаня с Тайваня в июне 1891 г. кампания против аборигенов была в самом разгаре» [2, с. 185–186].
 
Неподдававшихся ассимиляции горцев китайцы называли шэн фань, т. е. «незрелые варвары» (или е фань – «дикие»), в отличие от туземцев, живших на равнинах – шу фань, т. е. «созревших» – «окультуренных варваров», или пинпу фань (англ. pepo tribes) – «варваров равнин»^[2]. Эти народы, издавна проживавшие в разном природном окружении, ко времени прибытия ханьцев уже приобрели специфические культурные черты и отличались в языковом отношении, в действительности представляя собой две разные группы. Когда японские ученые стали систематически изучать языки аборигенов, появились новые классификации. Ино: Ёсинори в 1895 г. разделил пинпу на три группы в зависимости от степени китаизации. Девять из 11 выделяемых народов он характеризовал как полностью перенявшие китайскую культуру и язык, племена пазэх сохраняли свой язык, но утратили традиционную культуру, а сохранить и язык, и часть обычаев сумели кавалань на северо-восточной равнине Ланьян (см.: [10, с. 31, 32]). Но и у этих народов было распространено двуязычие, а родной язык стремительно забывался [9, с. 109, 115, 122, 126].
 
Таким образом, к моменту захвата острова Японией, коренные этносы равнин были в основном ассимилированы ханьцами, а жители гор испытывали все возрастающее давление, ведущее к нарушению хозяйственно-социальных ритмов традиционной жизни. Массовая волна китайского крестьянства хлынула на остров в начале XVII в. в результате демографического роста в Фуцзяни и поддерживалась голландскими и проминскими властями. Хотя в период цинского владения островом приток населения ограничивался запретами на переселение на Тайвань и на освоение внутренних районов, миграция последних десятилетий увеличила численность ханьского населения по сравнению с серединой XIX в. почти в полтора раза.
 
Литература:

1. Кучера С. Историческая наука в Китайской Республике. – Восток. 1998. № 1.
2. Тодер Ф.А. Тайвань и его история (XIX в.). М., 1978.
3. Чигринский М.Ф. Восстание Го Хуай-и на Тайване в 1652 г. – Седьмая науч. конф. «Общество и государство в Китае». Тез. и докл. Ч. 1. М., 1976.
4. Чигринский М.Ф. Из предыстории голландской колонизации Тайваня (о голландско-китайских отношениях первой четверти XVII века). – Шестая науч. конф. «Общество и государство в Китае». Тез. и докл. Ч. 1. М., 1975.
5. Чигринский М.Ф. О китайских экспедициях на Тайвань при Хубилае и Тимуре. – Пятнадцатая науч. конф. «Общество и государство в Китае». Тез. докладов. Ч. 2. М., 1984.
6. Hsu Wen-Hsiung. From Aboriginal Island to China Frontier: The Development of Taiwan before 1683. – China’s Island Studies in the Historical Geography of Taiwan. Honolulu, 1980.
7. Wang I-Shou. Cultural Contact and the Migration of Taiwan’s Aborigines: A Historical Perspective. – China’s Island Studies in the Historical Geography of Taiwan. Honolulu, 1980.
8. Го Бонань, Лю Фуюань. Чжунхуа у цянь нянь ши хуа (О пятитысячелетней истории Китая). Тайбэй, 1992.
9. Ли Жэньгуй. Тайвань юаньчжуминь ши. Юйянь пянь (История аборигенов Тайваня. Лингвистика). Наньтоу, 1999.
10. Лян Чжихуй, Чжун Юлань. Тайвань юаньчжуминь ши. Пинпуцзу ши пянь (чжун) (История аборигенов Тайваня. История народа пинпу (Ч. 2)). Наньтоу, 2001.
11.  Ху Юмин, Ма Синьлай. Тайвань вэньхуа (Культура Тайваня). Шэньян, 1991.
12. Хун Вэйжэнь. Тайвань фанъянь чжи люй (Путешествие по диалектам Тайваня). Тайбэй, 1999.
13. Чжан Чунгэнь. Тайвань лиши юй гаошаньцзу вэньхуа (История Тайваня и культура гаошань). Синин, 1992.
14. Чжоу Сюэсян, Чэнь Чжипин. Минь Тай иминь ши (История миграции миньцев на Тайвань). – Сеть «Здравствуй, Тайвань». 10.06.2004.
15. Чжоу Цин, Чжан Вэньянь. Ши лунь Лю Минчуань ды «ли фань» чжэнцэ (Предварительное обсуждение политики «управления варварами» Лю Минчуаня). – Лю Минчуань цзай Тайвань (Лю Минчуань на Тайване). Сб. докл. науч. симпозиума. Шанхай, 1987.
16. Ши Ляньчжу. Тайвань шилюэ (Краткая история Тайваня). Фучжоу, 1980.

---

1. ↑ Об исторических исследованиях на Тайване и месте в них рассматриваемой проблематики см: [1].
2. ↑ Народность шао относили к особой категории хуа фань – «превращаемые/переходные» варвары». Шао являлись этническими маргиналами, сочетая черты культуры пинпу и горцев. Лингвистический анализ показал, что шао стоят ближе к пинпу [9, с. 85–97]. Ши Ляньчжу, ссылаясь на письменные источники, утверждает, что е фань и хуа фань – виды шэн фань [16, c. 9–10]. Классификация Ф.А. Тодер расходится с принятой в Китае: о пинпу упоминается как о «покоренных местных племенах» хуа фань, к ним же причислена часть гаошань [2, c 3–4].