|
Тематический раздел
|
Маньчжурская администрацияв землях Нингуты и вассальных владениях в Приамурье (1610 – 1660)
Земли Нингуты 寧古塔, на которые совершали свои походы все маньчжурские правители, начиная с Нурхаци 努爾哈赤 (1559‑1626), имели важное значение для развития молодого маньчжурского государства. С самого начала они служили плацдармом экспансии в северном и северо-восточном направлениях, для чего маньчжурами в Нингуте создавались соответствующие органы управления. Несмотря на актуальность данной темы для правильного понимания обстановки в Приамурье накануне прихода туда русских землепроходцев, она не стала пока предметом специального исследования. В этой статье автор постарается отчасти восполнить этот пробел и рассмотрит данный вопрос на основе имеющихся в его распоряжении источников. Для удобства изложения материала можно разделить ранний период развития системы управления землями Нингуты на 3 периода: 1) 1610-1633 – период управления через систему ниру с местными князьями во главе. 2) 1633-1652 – период подчинения земель Нингуты Мукденскому амбань-чжаньгиню. 3) 1653-1660 – учреждение должности Нигутинского амбань-чжаньгиня и создание системы военной администрации земель Нингуты. Временные рамки данной статьи определены таким образом, чтобы охватить развитие административной системы с самого первого упоминания о подчинении земель Нингуты маньчжурскому государству, и довести повествование до вступления в должность второго Нигутинского амбань-чжаньгиня. Подобная периодизация, с одной стороны, наиболее полно показывает развитие процесса совершенствования и оптимизации системы управления вассальными княжествами к северу и югу от Амура в условиях перманентной войны, ведущейся основными силами маньчжуров на китайском фронте, а с другой, позволяет поставить перед исследователями ряд частных задач, которые могут пролить свет на частности функционирования аппарата военной администрации Нингуты. Период первый – от Сэнгэ до Убахая Местный правитель из племени воцзи[1] Сэнгэ признал свою зависимость от Нурхаци еще в 1610 г. Он присоединился (гуйшунь 歸順)[2] к маньчжурам с 300 семей своих подданных. Г.В. Мелихов указывает, что в дальнейшем ко двору императора Хуантайцзи 黃太極 (1599‑1644) неоднократно (в 1633, 1635 и 1639 гг.) приезжал некий Сэнгэ «с востока», относимый хронистами уже к племени шицюань 使見 и называемый правителем селения Гайцин (15, с. 79). Однако проживавшие восточнее Сунгари племена шицюань в этническом и культурном отношении резко отличаются от племен воцзи, проживавших в бассейне реки Хурха-бира, а более чем 20-летний перерыв в отношениях между Сэнгэ и маньчжурским правительством наводит на мысль о том, что в ранних маньчжурских хрониках упоминаются два разных персонажа с именем санскритского происхождения[3]. Первый правитель маньчжурского государства, Нурхаци, проводил гибкую политику в отношении соседних племен. Очень часто он жаловал своих сторонников феодальными титулами, оставляя их во главе тех же людей, которых они возглавляли до присоединения к маньчжурам, образуя из них новые военно-административные единицы – ниру (; см. [11, с. 74]). По всей видимости, случай с правителем воцзи по имени Сэнгэ относится к созданию именно такого вассального владения. Представляется, что люди Сэнгэ не были принуждены покинуть свои насиженные места, и остались проживать в местах своего прежнего обитания. Косвенно это предположение подкрепляется наставлением Хуантайцзи военачальникам Сарцзю, Иньту, Нартая и Ситу, отправленным в сентябре 1639 г. в поход на племя курка: «Внесите в списки тех, кто примкнул к нам, требуя от них уплаты дани мехами каланов; еще следует наставлять их, чтобы они отказались от зла и перешли на путь добра, и стали благонадежными [людьми]» (см. [15, с. 56]). При этом отмечалось, что «примкнувших прежде (т.е. до 1639 г. – А.П.) и сдавшихся, плативших дань 149 человек курка, а также вновь захваченных 292 человека – всех оставить в селении Яньчжу». Таким образом, присоединившиеся к маньчжурам добровольно могли быть оставлены в местах своего прежнего проживания при условии выплаты определенных налогов в пользу маньчжурского государства. Судя по упоминаниям в наставлении Хуантайцзи списков податного населения (баньту 版圖) и «наставлений», подобные акты присоединения и до 1639 г. сопровождались учреждением лояльной к маньчжурам администрации. Это дает основания предполагать, что начало развития административной структуры «земель Нингуты» можно отнести к 1610 г., когда местный князь Сэнгэ перешел на сторону Нурхаци. Однако упорядочение управления Нингутой и введение четкой структуры управления связано с деятельностью полководца Убахай-батуру, который упоминается в связи с Нингутой в описаниях событий 1633-1636 гг. Период второй – северные и восточные походы Убахая и учреждение должности мэйрэн-чжаньгиня Нингуты В 1629 г., по мнению Г.В. Мелихова, название «Нингута» в хрониках относится уже к наименованию конкретного населенного пункта, использовавшегося маньчжурами для организации походов на север и восток современного Дунбэя (см. [15, с. 55‑56]). Так, летом 1635 г. полководцы Убахай-батуру и Цзингурдай, осуществлявшие походы на племена, живущие в бассейне реки Хурха-бира и к востоку от нее, прислали из Нингуты гонца с вестью об одержанной победе. В ноябре 1635 г. из Нингуты на племя варка 瓦爾克 выступил очередной маньчжурский отряд. Поход вновь оказался успешным, и полководец Убахай-батуру, выполнявший роль командующего походами против северо-восточных племен, был пожалован за него чином мэйрэн-чжаньгиня[4]. Вскоре после этого, Убахай-батуру был назначен в «пограничный город Нингуту». По всей видимости, данный акт всего лишь юридически оформил сложившийся с 1633 г.[5] status quo, поскольку уже весной 1635 г. маньчжурские войска использовали Нингуту в качестве своей базы при походе на племя варка (см. [15, с. 56]). Согласно данным «Шэнцзин тунчжи» (聖京通志, изд. 1684 г.), для укрепления позиций маньчжурского государства в регионе Убахай-батуру развернул в регионе активное строительство, возведя на южном берегу р. Хайлар-бира (кит. Хайланьхэ 海蘭河) каменную крепость с обводом стены длиной в 600 ли (около 600 м) и высотой в 1 чжан (3,2 м). Эта крепость располагалась несколько ниже той Нингуты, которая будет отстроена в 1650-е гг. усилиями амбань-чжаньгиня 按班章京 Шарходы 沙爾虎達 (1599‑1659). Говоря о деятельности Убахай-батуру, можно утверждать, что с ней связано лишь установление прочного военного контроля за вновь присоединенными землями, а также введение основ регулярного налогообложения покоренного населения. По мнению Ян Биня, в это время система управления вассальными княжествами, контролируемыми из Нингуты, напоминала ханьскую систему цзими 羈縻[6]. Точнее о сути системы управления Нингутой и вассальными землями при Убахай-батуру и его преемниках сказать невозможно из-за отсутствия данных, однако существует, по меньшей мере, две попытки заполнить этот пробел для периода 1636-1653 гг. на основании упоминания в «Тайцзун шилу» (太宗實錄) в связи с событиями 1639 г. фразы бин цзян лю шоу 兵將留守 – китайские историки Цзи Пин и Юй Шэнъу трактуют ее как свидетельство наличия в бассейне нижней Зеи развитой системы цинской администрации. Неправомерность подобной трактовки текста источника как с точки зрения языка, так и с точки зрения исторических реалий убедительно доказал в своей статье Г.В Мелихов (см. [16]): недопустимо считать упоминание о воинах и командирах, оставленных для охраны трех селений, захваченных в ходе войны маньчжуров с коалицией среднеамурских племен, описанием постоянной администрацией территорий, находящихся в прямом управлении империи. С 1636 по 1653 гг. в Нингуте находился цинский наместник в должности мэйрэн-чжаньгиня, но до 1651 г. его имя остается неизвестным. Краткое упоминание о награждении в августе 1645 г. командиров гарнизонов Нингуты, Сюньяо и Фэнхуана не содержит упоминаний имен этих офицеров. Однако для данного периода существует ценное упоминание Ян Биня, что до 1653 г. Нингута подчинялась амбань-чжаньгиню Мукдена, в котором, после ухода маньчжурских войск в Китай, оставался гарнизон численностью всего в 774 человека (см. [15, с. 85]). Некоторые дополнительные сведения о цинской администрации на землях Нингуты содержатся в документах, составленных уже русскими землепроходцами из отрядов Пояркова, Хабарова и Степанова. Зимой 1651 г. мэйрэн-чжаньгинем Нингуты являлся Хайсэ (海色). Именно к нему обратились за помощью представители племени учжала (ачаны русских источников), потерпевшие поражение в первом сражении за Ачанский острог, произошедшего 8 октября 1651 г. Судя по сведениям, сообщенным Хабарову китайским пленником Кабышейкой, у мэйрэн-чжаньгиня Хайсэ[7] имелось два помощника – Иведака-мафа и Тамфи-мафа (См. [4, т. 1, док. № 61, с. 136]). Их титулы, включающие слово мафа (маньчж. «старик», «старейшина»), позволяют предположить, что эти люди являлись местными старейшинами, включенными в административную структуру Цинской империи, однако Кабышейка упоминает, что «де седят в том Нюлгуцком городе, посланы от царя богдойского посаженика от Учурды» (см. [4, т. 1, док. № 61, с. 136]). В имени «царя богдойского посаженика» Учурды легко угадывается искаженное при копировании в XVIII в.[8] маньчжурское слово ухэри-да, часто используемое для обозначения высокопоставленных офицеров (соответствует примерно полковнику и выше)[9]. Кажущееся противоречие между титулами помощников и указание на факт назначения их наместником цинского императора легко объясняется фактом пожалования местным старейшинам и князьям цинских титулов и званий – так, например, нижнезейский князь Толга, упоминаемый в отписках Хабарова и известной челобитной Стеньки Полякова, имел инвеституру от цинского императора: «А тот Толга был державец всей Даурской земле, а держание ево было дано ему, Толге, от богдойсково царя кабы что воевода» (3, т. 2, с. 36). Следует особо отметить, что расположение Толгина городка практически совпадает с расположением городка нижнезейского князя Балдачи, бывшего зятем императора Хуантайцзи и, соответственно, имевшего маньчжурский титул эфу 額駙. Последние упоминания о Балдаче содержатся в отписке В.Д. Пояркова, описывающей события 1643‑1646 гг. В дальнейшем имя Балдачи не упоминается, но в том же регионе упоминается другой князь – Толга, также имевший инвеституру от маньчжурского императора. Таким образом, Иведака-мафа и Тамфи-мафа могли являться местными старейшинами, утвержденными в должностях маньчжурским императором и назначенных наместником Мукдена помощниками мэйрэн-чжаньгиня Хайсэ[10]. Помимо упоминаемых в отписке Хабарова князя Исинея, старейшин Иведака-мафа и Тамфи-мафа, следует упомянуть и ниру-чжаньгиня 牛彔章京 Сифу, который возглавил отряд, выступивший из Нингуты на помощь дючерам и ачанам. Кроме Сифу, в этом войске были и другие военачальники, которые упомянуты просто как «прочие» (等). Их этого можно сделать вывод, что еще до 1653 г. в Нингуте существовала цинская военная администрация, состоявшая из мэйрэн-чжаньгиня Хайсэ, двух его помощников, Иведака-мафа и Тамфи-мафа, назначенных наместником Мукдена, и ряда военачальников, возглавлявших местные низовые военно-административные единицы – ниру – Сифу и других. В круг обязанностей этой администрации, по всей видимости, входили следующие функции: 1) охрана подвластной территории и поддержание порядка, устраивавшего Цинов; 2) сбор ясака на подвластной территории; 3) коммуникация периферии с центром, включая прием посольств от вассальных князей; 4) организация сельскохозяйственных работ. Основой для этих выводов служат сведения, сообщаемые В.Д. Поярковым: «А которые Даурские люди тому хану (маньчжурскому Богдо-хану) ясаку не дают и с ним не торгуют, и он де посылает к ним на Зию и на Шилку реку своих людей и воюет годом подвожды и потрожды, а приходит людно, тысячи по две и по три…» (1, т. III, с. 51) и Е.П. Хабаровым: «даем мы ясак Богдойскому царю Шамшакану, а вам де се какой ясак у нас, как де мы бросим последним своим робенком, дитятем то де мы вам с себя ясак дадим» (1, т. III, с. 360). Пленные дауры из владения князя Гуйгудара сообщили Хабарову, что «живут де у нас Богдоевы люди по пятидесят человек безпрестани для ясаку и с товары; до иных людей своих до перемены» (1, т. III, с. 361). Таким образом, имеется подтверждение тому, что маньчжуры не только принимали посольства вассалов в Нингуте, но и маньчжурские сборщики ясака объезжали подвластные империи города, собирая ясак – об этом говорится всего несколькими строками ниже в той же самой отписке Хабарова[11]. Зять Балдачи, князь Туронча, будучи поставлен казаками в безвыходное положение, также попробовал лавировать, заявив: «за ясак де нам что стоять, лише бы де было постоянно, мы де ясак дадим, нонече де у нас соболей нет, были де у нас Богдоевы люди, и ясак де дали Богдоевым людем» (1, т. III, с. 362). О сборе ясака с местного населения маньчжурскими сборщиками свидетельствует в 1652 г. и енисейский воевода А. Пашков: «[…] острогу для твоего государева ясачново збору за рекою Шилкою в области Китайского государства. И подданные ево живут де в тех землях не воинские люди, мужики торговые и рукодельные люди, и всяких дорогих узорочных товаров у них много, и хлебные де, государь, пашни пашут большие, и твоево де, государь, царского величества добре страшны и опасны, и за рекою Шилкою збирают на тебя, государя, ясак с тех же людей, которые дают с себя ясак китайскому царю и поданным ево. И Китайского де и Богдойского государства ясачные зборщики с ними, служилыми, сходятца и тем твоим государевым людям никакие обиды не чинят» (4, т. 1, док. № 65, с. 141-142). О функции коммуникации с центром также свидетельствует Кабышейка: «И князь Исиней с товарыщи об том описывал в Надымны город к царю Учурве, и посылали с отписками богдойского служилого человека, и ходил де месяц наскоре» (4, т. I, док. № 61, с. 136). Кроме того, Кабышейка приводит ряд интересных сведений о маршрутах через южную часть Маньчжурии, а также о взаимном расположении городов южной Маньчжурии. Он же сообщает, что в окрестностях города Мавген (Мукден?) проживают насильно переселенные дауры и тунгусы. Они, по всей видимости, являлись государственными рабами и выполняли сельскохозяйственные работы в пользу государства: «А около де того города живут Мовгена сведенцы даурские люди и тунгусы. И те мужики хлеб пашут на царя Шамшакана и овощи водят» (4, т. I, док. № 61, с. 137). Слова Пашкова о «мужиках торговых и рукодельных людях» и «пашнях больших» также свидетельствуют о том, что местное население участвовало как в сельскохозяйственном производстве, так и в производстве товаров (скорее всего, исключительно для нужд местного рынка). Учитывая существование в империи Цин системы государственного контроля за производством ремесленных изделий и торговли, а также включение мастеров в списки ниру, можно считать, что администрация Нингуты попутно выполняла функции контроля за ремесленным производством и торговлей с вассальными владениями. В результате поражения под Ачанским острогом в битве 24 марта 1652 г., администрация Нингуты была отстранена от дел: «Нингутаский чжаньгинь Хайсэ послал командира нюру Сифу и других с войсками походом на Хэйлунцзян. Произошло сражение, но мы потерпели поражение. Хайсэ был наказан, а Сифу – отстранен от должности и получил 100 ударов плетьми, но они все же были оставлены в Нингуте» (15, с. 100). Так закончился второй период развития системы управления землями Нингуты и прочими вассальными владениями. Период третий – деятельность Шарходы и учреждение должности Нингутинского амбань-чжаньгиня На смену попавшему в опалу Хайсэ в августе 1652 г. в Нингуту прислали уроженца сунгарийского селения Нельба 泥爾佰 Шарходу из рода Гуарча 瓜尔佳 аймака Суань 苏完, пожалованного титулом Бэйхай-ван 北海王. С ним прибыли два его заместителя – Нихали 尼哈里и Хайта 海塔. Его деятельность в Нингуте очень кратко отражена на страницах «Цин ши гао» (см. [9])[12]: «Девятый год [Шуньчжи] (1652), 7 месяц. Назначен командовать гарнизоном Нингуты. Десятый год [Шуньчжи] (1653). Был продвинут на пост гуса-эдзэна 固山额真[13]. Продолжал оборонять стратегически важные районы. Пожалован платьем, головным убором и оседланным конем. Пятнадцатый год [Шуньчжи] (1658), 7 месяц. Русские (俄罗斯) грабили границы, Шархода напал [на них и] обратил в бегство[14]. Во многих местах брал пленных [и отрезал у них левое ухо][15]. Шестнадцатый год [Шуньчжи] (1659). Скончался[16]. [Удостоен] посмертного титула Сянчжуан 襄壮[17]. Ему наследовал его сын Бахай 巴海». По сведениям, опубликованным Гиринским университетом, в 1653 г. была учреждена Нингутинская ниру в составе 430 человек маньчжурских воинов и 8 офицеров в чине сяо цисяо 驍騎校[18]. Одновременно Шархода занимался упорядочением хозяйственной деятельности во вверенном ему районе – умиротворив бассейн реки Миндашэн-ула 名打牲烏拉 (совр. Юнцзисянь-ула 永吉縣烏拉), он разбил население на десятидворки, в которых 5 человек должны были охотиться, а 5 – заниматься земледелием. Следует также упомянуть еще об одной возможной функции администрации Нингуты – надзор за ссыльными. По мнению Г.В. Мелихова, до 1655 г. в Нингуте не было китайских ссыльных (см. [15, с. 88]). Однако уже 24 марта 1652 г. казаки Хабарова захватили в плен китайца Кабышейку, находившегося в составе маньчжурского отряда. Кроме того, есть указание, что после того, как Хайсэ и Сифу были разжалованы, их оставили в Нингуте. Это событие также относится к лету 1652 г. Таким образом, можно утверждать, что уже в начале 1650-х гг. в Нингуте были как китайские, так и маньчжурские ссыльные. Оставлять их без присмотра было невозможно, поэтому администрация Нингуты должна была каким-то образом контролировать их пребывание в городе. Скудные сведения об административном устройстве земель Нингуты могут быть существенно дополнены при вводе в научный оборот новых документов. Так, дневник корейского военачальника Син Ню 申瀏 (1619-1680), участвовавшего в походе против казаков Степанова в 1658 г., позволяет уточнить некоторые подробности относительно управления землями Нингуты при Шарходе. Во время похода корейского отряда против казаков, Син Ню вел обстоятельные записки, в которых упомянул наличие крепости, складов продовольствия и ямэня 衙門 в Нингуте, дал краткое описание города и его окрестностей, а также сообщил о наличии относительно развитого административного аппарата, подчинявшегося амбань-чжаньгиню Шарходе. В составе цинской администрации Син Ню упомянул следующих чиновников (имена упоминаются при их наличии в том виде, в каком их привел Син Ню):
Деятельность Шарходы была высоко оценена после его смерти – император Канси (1661-1722) пожаловал его посмертным титулом Сянчжуан и издал указ: «Нингута является важнейшим местом на границе. Амбань-чжаньгинь Шархуда длительное время охранял здесь границу и расположил к себе все местное население. Ныне он заболел и умер. Его сын Бахай – человек острого ума и очень подходит для этой должности. Повелеваю послать его вместо отца для охраны Нингуты, пожаловав чином амбань-чжаньгиня» (15, с. 89). В результате деятельности Шарходы Нингута получила новую крепость с двойным частоколом, в которой размещался ямэнь и где проживали солдаты гарнизона[27]. Окрестности города процветали. В качестве подтверждения этого целесообразно в заключение данной статьи привести обширную выдержку из дневника Син Ню о том, что он увидел и услышал в ходе экспедиции: «Начальника варваров в Нингуте зовут Харходэ 下乙胡大[28]. У него есть 2 заместителя. Одного зовут Игари 離可里, а второго – Хэттхэ 害叱太. Вид у начальника свирепый. Каждый год он поднимает войско и теряет в боях большую часть воинов, так что среди нингутинских варваров нет ни одного, кто не ненавидел бы его. Население Нингуты, проживающее как в самой крепости, так и за ее пределами, составляет примерно 1000 дворов[29], но дома большие и по всему видно, что живут люди в достатке. Говорят, что ранее тут занимались только тем, что добывали женьшень, жемчуг и соболя для подношения дани, и только со времени вторжения вражеских кораблей в земли лесных варваров здесь появились латники. В Нингуте нет заливных полей. Возделывают в большом количестве кунжут. Урожай бобов, гаоляна и проса в чрезвычайно обилен. Прошлым летом не было ни одного дождя, но место такое удачное для земледелия, что можно сказать – очень плодородная земля! Поглядеть на варваров из Нингуты – пищу готовят очень опрятно, но когда едят, то обязательно разбавляют рис водой, и добавляют в него рыбу, соевый соус, соль и все такое прочее. Так, смешав все, и едят. А у лесных варваров пищу готовят грязно – как собакам или свиньям. Едят, как собаки в конуре! Действительно, похожи на диких зверей! Даешь им рис и соевый соус – они кривят морду и срыгивают. Что и говорить – во всей Поднебесной не найдется того, кому бы их обычаи пришлись бы по вкусу! Все это – истинная правда» (см. [5, раздел «Увиденное и услышанное во время похода»]). Родившийся в 1664 г. в Нингуте, У Наньжун приводит примерно ту же картину города, что и Син Ню: «[Крепость] имеет двойной деревянный частокол. В начале правления августейшей династии [ее] заново перенесли на 60 с лишним ли от старой крепости (в 1636 г. – А.П.). Цитадель имеет окружность примерно 2 ли, только с востока, запада и юга имеется трое ворот. С северной стороны расположена канцелярия цзянцзюня, поэтому ворот не сделали. В середине цитадели расположен плац для цзянцюня, телохранителей и солдат, охраняющих ворота. Я ознакомился со строениями снаружи. Крепость имеет в окружности 8 ли. Всего 4 ворот – южные выходят к реке. Китайцы живут снаружи у западных и восточных ворот. Моя семья жила в крытом соломой доме из нескольких комнат за Восточными воротами…» (8, с. 103) Заключение Безусловно, в короткой статье нельзя дать исчерпывающий анализ административной системы земель Нингуты и вассальных от империи Цин княжеств в Приамурье. Подробное изучение данной темы должно стать одним из важных направлений в изучении истории региона. К тому же, состояние изученности вопроса в настоящий момент оставляет желать лучшего. Для плодотворного исследования темы следует продолжать вводить в научный оборот новые источники и шире привлекать существующие переводы, продолжать поиски в архивах не только Китая и России, но и Кореи. Многообещающим направлением кажутся приоритетное исследование структуры управления местных ниру и населения, не входящих в систему Восьми Знамен, но являющегося подданными империи Цин; функций конкретных чиновников; состояния вооруженных сил империи в регионе. Безусловно полезным представляется исследование биографий деятелей региональной истории – Шарходы, Хайсэ, Убахай-батуру и прочих известных чиновников и полководцев. Всеобъемлющее и беспристрастное исследование данного вопроса не только прольет свет на реальное положение дел в регионе перед началом проникновения русских землепроходцев в Приамурье, но и поможет правильнее оценить деятельность царской администрации в Якутске и казачьих атаманов на Амуре, а также даст ключ к пониманию сути русско-цинского конфликта 1649-1689 годов. Источники 1. Дополнения к Актам Историческим, т. II-VII, X, СПб, 1848-1857. 2. Колумбы земли Русской. Хабаровск, «Хабаровское книжное издательство», 1989. 3. Русские первопроходцы на Дальнем Востоке в XVII-XIX вв. Т. 2. Владивосток, 1995. 4. Русско-китайские отношения. Т. 1. 1608-1683. М., 1969. 5. Син Ню. Пукчоннок. (Записки о карательном походе на Север). Сеул, 1980. 6. Страны и народы Востока. Вып. XXXII. М., 2005. 7. «Сын Отечества», СПб, 1840, кн. 1. 8. У Наньжун 吳南榮. Нингута цзилюэ 寧古塔記略 (Краткие записи о Нингуте), б/м, б/г. 9. Чжао Эрсюнь 趙爾巽. Цин ши гао 淸史稿 (Очерки истории [династии] Цин), Пекин, 1927. 10. Ян Бинь 楊賓. Любянь цзилюэ 柳邊記略 (Краткие записи об Ивовой границе), б/м, б/г. Литература 11. «Внешняя политика государства Цин в XVII веке», М., «Наука», 1977. 12. Ларичев В. «Путешествие в страну восточных иноземцев», Новосибирск, «Наука», 1973. 13. Мартынов А.С. «Статус Тибета в XVII-XVIII веках», М., «Наука», 1978. 14. Мелихов Г.В. «К истории проникновения маньчжуров в бассейн верхнего Амура в 80-х годах XVII века» в сб. «Маньчжурское владычество в Китае», М., «Наука», 1966. 15. Мелихов Г.В. «Маньчжуры на Северо-Востоке (XVII в.)», М., «Наука», 1974. 16. Мелихов Г.В. «О северной границе вотчинных владений маньчжурских (цинских) феодалов в период завоевания ими Китая (40-80-е годы XVII века)» в сб. «Документы опровергают», М., «Мысль», 1982. 17. Мелихов Г.В. «Политика Минской империи в отношении чжурчжэней (1402-1413)» в сб. «Китай и соседи», М., «Наука», 1970. 18. Мясников В.С. «Империя Цин и Русское государство в XVII веке», М., «Наука», 1980. 19. Скрынникова Т.Д. «Ламаистская церковь и государство. Внешняя Монголия XVI – начало XX века», Новосибирск, «Наука», 1988. 20. Щебеньков В.Г. «Русско-китайские отношения в XVII веке», М., изд-во АН СССР, 1960. Ст. опубл.: Общество и государство в Китае: XXXIX научная конференция / Ин-т востоковедения РАН. - М.: Вост. лит., 2009. - 502 стр. - Ученые записки Отдела Китая ИВ РАН. Вып. 1. С. 109-121.
Автор: Пастухов А.М. |
Новые публикации на Синологии.Ру Историограф Сыма ЦяньМеждународное обозрение от 27.04.2024 о Китае Час истины. Конфуций и конфуцианство Час истины. Россия и Китай. История отношений Император и его армия |
