Лянчжу

良渚 неолитическая общность (3200–2200 до н.э.), располагавшаяся в юго-вост. р-нах Китая (сев. часть совр. пров. Чжэцзян и юг Цзянсу), с к-рой в наст. время соотносят начальный этап формирования ин-та верховной власти и связанного с ним идейно-обрядового комплекса.
 
Об этом свидетельствуют, в первую очередь, нефритовые изделия (до неск. сотен предметов в одном погребении). Наряду с различными категориями украшений (бусы, ожерелья, браслеты, шпильки для волос), присутствуют предметы сугубо ритуального предназначения. Таковыми считаются: диски-би — изделия в виде круга с круглым же отверстием посередине (диаметр – 10–16 см, толщина – 5–9 см); жезлы-гуй — таблички вытянутой прямоугольной формы (самый крупный образец — 30,5х7,2 см); амулеты-хуан — пластины полусферич. формы; и кубки-цун сосудовидные предметы, основу к-рых составляет полый цилиндрический корпус, дополненный четырьмя треугольными сегментами. Проходя вдоль всей высоты корпуса, эти сегменты образуют вместе с ним фигуру, тяготеющую к параллелепипеду или кубу. Поэтому в разрезе цун выглядит как круг, вписанный в квадрат, т.е. представляют собой геометрич. комбинацию, к-рая впоследствии служила общепринятым в Китае символом единения Неба и Земли.
 
О таких ритуальных предметах было известно задолго до обнаружения нефритовых изделий Лянчжу. Они неоднократно перечисляются в древ-них (2-я пол. 1 тыс. до н.э.) соч. совместно еще с двумя категориями: жезл-чжан — табличка в форме как бы половины гуй, и амулет/подвеска-ху — пластина, в виде силуэтного изображения профильной фигуры лежащего тигра (см. Бай-ху). Объединяемые в два набора — у юй («пять нефритов») и лю юй («шесть нефритов», другие термины — лю ци, «шесть [нефритовых] изделий», лю жуй, «шесть скипетров»), эти предметы называются царскими регалиями, к-рые были изобретены древними правителями. Согласно их лит. описаниям, все они имели космологич. символику и использовались при проведении гл. гос. ритуалов. Би и цун мыслились воплощением соответственно Неба и Земли как сакральных сущностей и применялись при жертвоприношениях им. Жезлы гуй и чжан символизировали соответственно восток и весну, юг и лето, амулеты ху и хуан – запад и осень, север и зиму и использовались при сезонных жертвоприношениях. Существует также т. з., что амулет-хуан некогда являлся первоочередной царской регалией. Она основана на возможной этимологии иероглифа Хуан — «желтый», к-рый в древнекит. языке входил в число категориальных терминов, прилагаемых к ин-ту верховной власти: от пиктограммы, изображающей правителя с нагрудным украшением (см. Хуан-ди). Хотя символика и способы применения разобранных нефритовых изделий в Лянчжу не известны, их религиозно-ритуальный смысл невызывает сомнений.
 
С предметами ритуального предназначения в погребальном Лянчжу обычно соседствуют модели (длиной от 16 см) и натуральные лезвия (до 90 см) боевых топоров. По всем внеш. признакам (конфигурация лезвия, способы крепления к древку) они являются аналогами бронзовых секир (юэ), к-рые хорошо известны для древнейшего кит. гос-ва Шан-Инь (XVI–XI вв. до н.э.). Будучи осн. боевым средством древних китайцев, юэ служили, кроме того, одним из гл. атрибутов царской власти (иероглиф ван, «царь», титул древнекит. правителя, происходит от рисунка секиры) и судебно-ритуальным оружием: орудием палача и при ритуальных казнях. Кол-во и состав нефритовых изделий в захоронениях Лянчжу свидетельствуют о четкой социальной дифференциации этой общности и о наличии в ней правящей элиты. Включение в погребальный инвентарь ритуальной утвари и оружия указывает на то, что члены этой элиты одновременно исполняли функции верховных жрецов и военных вождей.
 
Большинство лянчжуских нефритовых изделий богато орнаментированы. В их орнаментации преобладают зооморфные, зооморфно-фантазийные и антропоморфно-фантазийные образы и мотивы, сводящиеся к двум осн. сюжетам. В одном из них, обозначаемом в науч. лит-ре как «чудовище» («beast motif»), варьируются изображения головы фантастич. звероподобного существа, с огромными круглыми глазами и свирепо оскаленной пастью. Во втором сюжете изображение «чудовища» дополнено фигурой как бы сидящего на нем верхом человека, увенчанного перьевым (словно у вождя индейцев) головным убором. Эта орнаментальная композиция интерпретируется учеными в качестве условного портрета местного правителя, предположительно, в момент исполнения им некоего ритуального действа.
 
О перьевом головном уборе тоже неоднократно упоминается в последующих письменных источниках, где он называется принадлежностью облачения легендарных правителей или обожествленных царских предков — хуан. Такова и этимология этого иероглифа: его исходные графич. формы явно воспроизводят фигуру человека, увенчанную перьевым головным убором. После обнаружения лянчжуских нефритов с «портретом царя», стало очевидным, что элементы, входящие в графич. состав ряда иероглифов, бывших древнейшими религиозно-политич. терминами, тоже восходят к стилизованным изображениям перьевого головного убора. Сказанное относится, в первую очередь, к иероглифу ди («владыка»), к-рый первоначально прилагался к обожествленным предкам правителя и божеств. персонажам, а затем вошел в титул монарха («император»).
 
Высказывается версия о происхождении формы данного перьевого головного убора от с/х орудия (типа мотыги), применявшегося на юго-востоке при посадке риса. Это означает связь правителя с культом земли и плодородия. Прослеживаются также его связи с солярным культом: диски-би, ставшие впоследствии символом неба, первоначально имели, скорее всего, солярную семантику. Культ земли и солярный культ являлись неотъемлемой принадлежностью офиц. религ. представлений Шан-Инь.
 
Важнейшие орнаментальные мотивы лянчжуских нефритов — «чудовище», стилизованные изображения головного убора — угадываются в орнаментации (росписи и резной орнамент) керамики, относящейся к местной очаговой культуре (Хэмуду, 5000/4500–3400 до н.э.), предшествовавшей Лянчжу. Следовательно, процесс формирования ин-та верховной власти мог начаться в юго-вост. регионе неолитич. Китая еще в VI–V тыс. до н.э.
 
Выводы, сделанные на материале нефритовых изделий, подтверждаются и существенно дополняются др. археологич. находками, прежде всего, остатками поселений. На территории нескольких поселений обнаружены специфич. земляные платформы (подобные платформы — стилобат – впоследствии стали характерной принадлежности кит. зодчества). Их размер (длина до 700, ширина до 450 и высота в 5–8 м) допускал возведение на них целых архитектурных ансамблей. Соотношение поселений с платформами и поселений без них указывает на то, что лянчжуская общность обладала зачатками административно-территориального устройства: ее земли распадались на отд. владения, возглавляемые собств. правителем. Открыто поселение (комплекс Моцзюэшань), выделяющееся по своей величине, а также по размеру и числу находящихся там земляных платформ, к-рое принимается за «столицу» Лянчжу. Наличие же столичного центра доказывает функционирование единой властной структуры.
 
Наряду с поселениями вскрыты и остатки культовых строений (алтарей) в виде пирамидальных насыпей с квадратным (прямоугольным) в плане основанием, составленные из трех разноцветных земляных слоев. Самый большой алтарь (45 м с востока на запад и 33 м с севера на юг) находился на территории кладбища, считающегося «царским» (комплекс Яо-шань), где он совместно с захоронениями образовывал подобие продуманного архитектурного комплекса. Практика возведения в Лянчжу культовых строений является еще одним свидетельством развитости в этой общности религ. представлений. А их включение в композицию кладбища со всей вероятностью означает существование в ней культа предков, что также предвосхищает особенности офиц. верований Шан-Инь. Духовной наследницей Лянчжу стала общность Луншань, предшественница собственно гос. образований (см. Верования и культы эпохи неолита).
 
Возникновение ин-та верховной власти в юго-вост. регионе Китая согласуется с последующими повествованиями о легендарных правителях древности, в первую очередь Фу-си. А устойчивости социально-политич. и идейных реалий, выделившихся в неолитич. культурах, могли способствовать естественно-климатич. условия обитания населения. Зарождение, становление и расцвет неолитических обществ пришлись на чрезвычайно благоприятный природный период, период «климатического оптимума», который наступил 18 тыс. лет тому назад, после последнего глобального оледенения, и удерживался еще в течение более чем десяти тысячелетий. В середине IV тыс. до н.э. в азиатском секторе сев. полушария температура января была на 2–4° и июля – на 1–2° выше, чем в наше время. Благодаря этому флора и фауна неолитич. Китая были совершенно иными, чем в совр. Китае. Регионы бассейнов Хуанхэ и Янцзы покрывали девственные леса из тропич. растений, включая всевозможные плодовые деревья. Они перемежались луговыми просторами с сочными травами и озерами. В лесах водились носороги, слоны, тапиры и другие животные, характерные для тропиков и субтропиков. На луга паслись бесчисленные стада парнокопытных. Реки и озера изобиловали рыбой. Кроме того, лесные массивы и мощные водные артерии обеспечивали повышенную влажность. Земледелие не требовало особых усилий и дополнялось охотой, рыболовством и собирательством диких фруктов, к-рые также в избытке созревали в лесах. Богатство природных ресурсов совместно с ограниченным к-вом населения делали жизнь обитателей неолитич. Китая максимально комфортной. Воспоминания о материальном благополучии далеких предков не могли не закрепиться в историч. памяти китайцев. В этом кроются вероятные причины идеализации в Китае нац. древности, прочности мифологемы «золотого века» и популярности образов легендарных правителей как совершенных мудрецов.
 
Литература:
Кравцова М.Е. Архаико-религиозные истоки института верховной власти в Китае // Вторые Торчиновские чтения. Религиоведение и востоковедение. Материалы научной конференции. 17–19 февраля 2005 г. СПб., 2005; Серкина А.А. Графические символы знака «царь» в древнейшем китайском письме // Древний Восток и античный мир. М., 1972; Ду Цзинь-пэн. Шо «хуан» (Анализируя термин «хуан») // Вэньу (Культурное наследие). 1994, № 7; Инь Чжи-цян. Чжунго гудай юйци (Древние нефритовые изделия Китая). Шанхай, 2000, c. 167–172; Лю Бинь. Лянчжу вэньхуа дэ гуань чжуанши юй юньтянь ци (Короноподобный орнамент и сельскохозяйственное орудие культуры Лянчжу) // Вэньу. 1997, № 7; Хуан Сюань-пэй. Лянчжу вэньхуа фэньбу фаньвэй де тань-тао (Изучение ареала культуры Лянчжу). Вэньу. 1998, № 4; Чжан Чжун-пэй. Лянчжу вэньхуа де няньдай хэ ци совай шихуэй цзе-дуань (Основные этапы хронологии и общественно-политического развития культуры Лянчжу) // Вэньу. 1995, № 5; Янь Вэнь-мин. Лянчжу суйби (Некоторые соображения по поводу Лян-чжу) // Вэньу. 1996. № 3; James J.M. Images of Power Masks of the Liangzhu Culture // Orientations. 22, 6 (1991); Hsu Chun-hsiung. An Epigraphic Interpretations of Historical Stages in Ancient Chinese History // International Conference on Shang Civilization. Abstracts of the Papers Presented and a Summary of the Discussion. Honolulu, 7–11 Sept. 1982. // Early China. Suppl. 1 (1986); Wu Hung. Monumentality in Early Chinese Art and Architecture. Stanford, 1995, p. 31–40; Yang Xiaoneng. The Chinese Jade Culture // Mysteries of Ancient China: New Discoveries from the Early Dynasties. Ed. by J. Rawson. L. 1996.
 
См. также лит-ру к ст. Верования и культы эпохи неолита.
 
Ст. опубл.: Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. / Гл. ред. М.Л.Титаренко; Ин-т Дальнего Востока. - М.: Вост. лит., 2006 – . Т. 2. Мифология. Религия / ред. М.Л.Титаренко, Б.Л.Рифтин, А.И.Кобзев, А.Е.Лукьянов, Д.Г.Главева, С.М.Аникеева. - 2007. - 869 с. С. 518-520.