Иностранные инвестиции в Китае: на пороге нового этапа

 
На рубеже XX–XXI веков политика привлечения в экономику КНР иностранного предпринимательского капитала вступила в свое третье десятилетие (как известно, она осуществляется начиная с 1979 г.). И так уж получилось, что именно в это время произошел перелом многолетней, действовавшей на протяжении почти всего периода 90-х годов тенденции к росту объемов вновь осуществленных в Китае прямых иностранных инвестиций. Годовой объем фактически вложенных прямых инвестиций увеличился с 4,4 млрд. долл. в 1991 г. до 45,5 млрд. долл. в 1998 г., т.е. более чем в 10 раз. Однако в 1999 г. произошло снижение этого показателя до 40,4 млрд. долл., а в 2000 г. он остался примерно на том же уровне – 40,7 млрд. долл. (см. [1, с. 604; 3, 01.03.2001]).
 
На притоке в Китай иностранного капитала, несомненно, сказались последствия финансового кризиса 1997–1998 гг. в соседних странах Восточной и Юго-Восточной Азии, традиционно входящих в круг ведущих государств-инвесторов в китайскую экономику. Фирмы Южной Кореи и стран АСЕАН, в том числе компании, принадлежащие этническим китайцам, столкнувшись с финансовыми трудностями, существенно сократили масштабы своей зарубежной инвестиционной деятельности. Сжатие платежеспособного спроса в азиатских странах снизило привлекательность Китая как места размещения ориентированных на внешние рынки производств. Объем экспорта КНР стагнировал на протяжении 1998 г. и большей части 1999 г.
 
Что еще более существенно, резкое замедление прироста китайского экспорта совпало по времени с обострением внутренних макроэкономических проблем. Для пореформенной экономики КНР традиционно циклическое чередование периодов ускорения  экономического  роста,  сопровождаемого высокой инфляцией, и периодов замедления хозяйственной динамики под воздействием мер антиинфляционной политики. Но во второй половине 90-х годов нисходящая фаза экономического цикла не ограничилась «мягкой посадкой» экономики (подавлением инфляции при сохранении относительно высоких показателей экономического роста). Из-за накопления в ходе подъема первой половины 90-х годов огромных избыточных производственных мощностей и нереализованных товарных запасов она переросла в 1997–2000 гг. в длительное дефляционное ослабление деловой активности. Властям пришлось специально стимулировать потребительский и инвестиционный спрос методами экспансионистской финансовой политики (массированным размещением на внутреннем рынке государственных облигаций с последующим вложением мобилизованных средств в инфраструктурные проекты; увеличением норм возмещения налога на добавленную стоимость для экспортеров; снижением банковских процентных ставок и норм обязательного резервирования; увеличением пенсий и зарплат в госсекторе и т.д.). В глазах потенциальных иностранных инвесторов под воздействием дефляционных трудностей несколько потускнел имидж Китая как страны с крупнейшим в мире и динамично развивающимся внутренним рынком.
 
В любом случае происшедшее не катастрофично. Объемы привлекаемого в Китай иностранного капитала остаются весьма впечатляющими. Он сохраняет за собой позицию ведущего реципиента прямых иностранных инвестиций не только среди государств с переходной экономикой, но и среди развивающихся стран. И уже в недалеком будущем вполне вероятно новое оживление притока иностранного капитала. Это может произойти, с одной стороны – вследствие общего улучшения экономической ситуации в стране, а с другой стороны – в результате вступления КНР во Всемирную Торговую Организацию (ВТО), что будет сопровождаться дальнейшей либерализацией национального инвестиционного режима.
 
В ходе адаптации китайского законодательства к нормам ВТО в стране должны сложиться унифицированные условия хозяйствования для национальных и иностранных инвесторов, и это будет фактически означать отказ китайского руководства от тех принципов политики по отношению к иностранному капиталу, которые были взяты властями на вооружение в конце 70-х – начале 80-х годов. При этом предстоящее изменение инвестиционной политики не следует воспринимать просто как результат переговорного процесса, как реакцию китайской стороны на требования зарубежных государств – членов ВТО. Присоединение Китая к этой организации само по себе явится еще одним подтверждением уже достигнутой высокой степени интеграции китайской экономики в мировое хозяйственное пространство, в том числе ее подключения к глобальным инвестиционным процессам. И в этом смысле оно будет еще одним свидетельством несомненного успеха той инвестиционной политики, которая проводилась в КНР в 80–90-е годы, политики, строившейся по-иному, чем то предписывают международные соглашения, действующие в рамках ВТО.
 
Вступление в ВТО явится и еще одним показателем уже достигнутой степени либерализации китайской экономики, развития в Китае институтов рыночного хозяйства, а соответственно – и все более тесной интеграции иностранного капитала с внутренними экономическими структурами. Другое дело, что развитие самих этих процессов означает качественное изменение ситуации по сравнению с началом 80-х годов, а потому требуется и корректировка государственной политики. Одним из средств для этого, может быть, наиболее радикальным, и явится адаптация китайского инвестиционного режима к принципам ВТО. Но следует подчеркнуть, что признаки изменений в инвестиционной политике стали накапливаться гораздо раньше – как минимум уже с середины 90-х годов.
 
На протяжении первых двух десятилетий «политики открытости» для предприятий с иностранным участием в КНР был установлен более благоприятный режим хозяйствования, чем тот, который предоставлялся национальным предприятиям. Вплоть до 1994 г. предприятия с иностранными инвестициями платили налог на доходы по более низкой ставке, чем китайские. Они пользовались многочисленными налоговыми, таможенными льготами, льготами в системе валютного регулирования и т.д. Тем самым государство стремилось хотя бы отчасти компенсировать зарубежным предпринимателям очевидные несовершенства инвестиционного климата в Китае. Особенно разветвленная система фискальных льгот для инвесторов сложилась в существующих в КНР свободных экономических зонах различных типов («специальные экономические зоны», «зоны экономического и технологического развития», «зоны свободной торговли» и т.д.). В то же время ради защиты национальных экономических интересов власти ограничивали иностранные вложения в определенные сектора хозяйства (прежде всего – в финансовые и другие отрасли сферы услуг). Для более полной реализации позитивных эффектов от сотрудничества с иностранным капиталом применялись методы промышленной политики (поощрение экспортной деятельности предприятий с иностранными инвестициями; требование о закупке ими необходимого оборудования и сырья на внутреннем рынке; увязка допуска произведенных товаров на внутренний рынок с уровнем передаваемой инвесторами технологии и т.д.).
 
На ранних этапах «открытия» Китая внешнему миру такие методы, несомненно, были эффективны. Однако к середине 90-х годов они постепенно начали себя изживать. При достигнутых к этому времени объемах привлекаемых иностранных инвестиций бюджетные потери от предоставления фискальных льгот стали перевешивать их возможный стимулирующий эффект. К тому же на деле льготы во все большей степени стали поощрять утечку за рубеж собственно китайского капитала – с перспективой возможного его реимпорта уже в качестве «иностранных инвестиций» и минимизации налоговых платежей за счет получения соответствующих льгот. Прогресс китайского негосударственного предпринимательства и приспособление части госпредприятий к работе в рыночных условиях постепенно делают излишними протекционистские ограничения. А возрастающая интеграция иностранного сектора с основным массивом китайской экономики уменьшает необходимость в использовании государством инструментов промышленной политики в отношении предприятий с иностранным участием.
 
Первые шаги к сближению режимов хозяйствования для национальных и иностранных инвесторов были сделаны в ходе налоговой реформы 1994 г., когда и для китайских предприятий различных форм собственности, и для предприятий с иностранным участием была установлена единая ставка налога на доходы в 33%. Причем такая унификация произошла за счет снижения налоговой ставки для китайских предприятий до той величины, по которой и раньше уплачивали этот налог предприятия с иностранными инвестициями. Одновременно на предприятия с иностранным участием был распространен общий порядок косвенного налогообложения китайских предприятий (взимание налога на добавленную стоимость, акцизов, налога на деловые операции в сфере услуг).
 
После принятия в 1995 г. Закона КНР о трудовых отношениях предприятия с иностранными инвестициями стали в полном объеме уплачивать взносы во внебюджетные социальные фонды. Со второго квартала 1996 г. иностранные инвесторы утратили право на ввоз технологического оборудования для собственных нужд без уплаты таможенных пошлин и косвенных налогов (однако с начала 1998 г. эта льгота была частично восстановлена). В конце 90-х годов, в период интенсивных переговоров о присоединении к ВТО, китайские официальные лица неоднократно заявляли, что целью реформ в налоговой области является создание единого порядка налогообложения национальных предприятий и предприятий с иностранным участием. Это предполагает постепенную отмену в соответствии с принципами ВТО еще остающихся специальных преференций для иностранных инвесторов, но конкретные сроки их упразднения пока не назывались (см. [10, 1999, № 4, с. 8–12]).
 
Членство в ВТО, как известно, требует и создания равных условий хозяйствования для всех регионов страны. Это ставит на повестку дня вопрос о дальнейших перспективах политики «территориальной открытости» (выборочного поощрения иностранных инвестиций на отдельных территориях), прежде всего – о будущем китайских свободных экономических зон.
 
Надо сказать, что судьба зон совместного предпринимательства, в особенности – основанных в 80-е годы «специальных экономических зон» (Шэньчжэнь, Чжухай, Шаньтоу, Сямэнь, Хайнань), активно обсуждается в Китае еще с середины 90-х годов (см. [3, 05.04.1996; 4, 1995, № 12, с. 37; 8, 1995, № 4, с. 19–24]). Сейчас в Китае существует несколько сот территориальных образований, где используются различные системы льгот для инвесторов. А в начале 90-х годов их было не менее двух тысяч – тогда массовое создание зон местными властями стало одним из факторов общего «перегрева» экономики, и центральное правительство вынуждено было принять меры для исправления ситуации. Зоны–«первопроходцы» в значительной мере утратили не только монополию на льготы для инвесторов, но и роль «полигонов» экономических реформ. С углублением рыночных преобразований сходные условия хозяйствования складываются и на значительной части остальной территории страны. В то же время сосредоточение большей части свободных зон в и без того наиболее развитых восточных, приморских провинциях Китая способствует углублению разрыва в уровнях экономического развития по линии «Восток–Запад».
 
Тенденция к постепенному сворачиванию преференций для иностранных инвесторов в «специальных экономических зонах» впервые обозначилась в 1994 г., когда созданные здесь предприятия с иностранным участием лишились права импортировать без уплаты таможенных пошлин и косвенных налогов транспортные средства и офисное оборудование (такая льгота на остальной территории страны никогда не применялась). Тогда же было объявлено, что «специальные экономические зоны» должны лишиться предоставленного им ранее права оставлять у себя значительную часть бюджетных поступлений от косвенных налогов. Реально эта мера стала осуществляться начиная с 1999 г. (см. [10, 1999, № 4, с. 10]).
 
Китайские официальные лица неоднократно заявляли, что упразднять «специальные экономические зоны» как таковые государство не собирается. Но теперь их инвестиционная привлекательность должна обеспечиваться не за счет установления государством специальных преференций, а путем дальнейшего совершенствования сложившейся в зонах рыночной среды. Это, в свою очередь, предполагает новую активизацию роли зон как авангарда экономических реформ. В частности, по мнению некоторых китайских специалистов, именно «специальные экономические зоны» должны в первую очередь привести свое хозяйственное нормотворчество в соответствие с требованиями ВТО (см. [2, 2001, № 2, с. 1–4]). Зоны призваны также выступать в качестве лидеров структурной перестройки китайской экономики. Традиционные трудоемкие производства должны перемещаться отсюда в менее развитые регионы страны, а в зонах должны ускоренными темпами развиваться более современные отрасли промышленности и сферы услуг. Если в 80-е годы в Шэньчжэне и других зонах активно создавались филиалы предприятий из других провинций, то теперь сам Шэньчжэнь является одним из главных источников внутристрановой миграции капитала.
 
В целом о полном отказе от политики «территориальной открытости» речь не идет, но акценты при ее осуществлении будут расставляться по-новому. Весьма показательна в этом плане тенденция, проявившаяся уже в середине 90-х годов. Если в этот период и происходило создание новых «зон приоритетного развития», то они создавались не как анклавы, отделенные от основной части национальной экономики, а на базе уже сложившихся крупных индустриальных центров. Собственно говоря, первым шагом в этом направлении можно считать создание в 1990 г. «зоны развития» Пудун в восточной части Шанхая. Но тогда сразу на всей территории Пудуна были введены налоговые льготы для инвесторов, а впоследствии зона была поделена на несколько функциональных субзон («зона свободной торговли», «зона развития финансовых услуг», «научно-промышленный парк» и т.д.).
 
Когда же в 1994 г. по образу и подобию Пудуна были учреждены «зоны развития» Биньхай (в Тяньцзине) и Синьши (в Даляне), то особого преференциального режима при этом не предусматривалось. Эти зоны были призваны задействовать имевшийся здесь потенциал капиталоемких отраслей промышленности, научную базу, мощности морских портов и т.д. В состав Биньхая и Синьши вошли и существовавшие к тому времени в Тяньцзине и Даляне небольшие преференциальные формирования (зоны «экономического и технологического развития», «развития высоких технологий», «свободной торговли»). Но основная ставка была сделана все же не на специальные льготы, а на ускорение в Биньхае и Синьши процессов экономического реформирования. Это должно было не только привлечь сюда иностранных инвесторов, но и облегчить адаптацию к рыночным условиям для китайских предприятий (см. [2, 1997, № 12, с. 46–52; 5, 1994, № 3, с. 6–10]).
 
На сходных принципах создавался в 1994 г. и специализированный «парк сингапурских инвестиций» в Сучжоу. Здесь замысел состоял в создании в зоне рыночной среды, близкой к той, с которой сингапурские предприниматели привыкли иметь дело в своей стране. В парке был введен упрощенный режим регистрации предприятий, сняты ограничения на иностранные инвестиции в финансовый сектор. Местному правительству Сучжоу, по аналогии с администрациями «специальных экономических зон», было предоставлено право самостоятельно издавать нормативные акты, регулирующие деятельность зоны (см. [7, 1994, № 7, с. 4–9]).
 
В таком контексте весьма органично выглядит и подход китайских властей к стимулированию инвестиций в рамках провозглашенного в 1999 г курса на ускоренное развитие наиболее отсталых западных регионов КНР. Новых свободных экономических зон здесь не создается. Но с начала 2000 г. властям десяти провинций на западе страны было дано право самостоятельно, без согласования с пекинским Министерством внешней торговли и экономического сотрудничества, утверждать проекты с использованием иностранных инвестиций любой величины. На всей территории девятнадцати провинций в центре и на западе была установлена пониженная 15%-ная ставка налога на доходы предприятий. Причем ею могут воспользоваться не только предприятия с иностранным участием, но и с чисто китайским капиталом (см. [11, 24.03.2001]).
 
В то же время на богатом природными ресурсами Западе используются и некоторые элементы специального налогового режима для иностранных инвесторов в добывающих отраслях промышленности. Установлено, что иностранные инвесторы, вовлеченные в проекты по безотходной разработке полезных ископаемых, платят отчисления на воспроизводство минерально-сырьевой базы исходя из половины базовой ставки. Иностранные инвесторы, разрабатывающие истощенные месторождения, вообще освобождаются от уплаты этого налога. Иностранным инвесторам предоставляется годичное освобождение от уплаты сборов за право разработки и добычи полезных ископаемых, а в последующие два года эти сборы уменьшаются наполовину от базовых ставок (см. [9, 2000, № 28, с. 20]).
 
О прогрессирующем сближении условий хозяйствования для китайских предприятий и предприятий с иностранным участием свидетельствует и нарастающее многообразие институциональных и отраслевых форм привлечения иностранных инвестиций. Ведущими организационными формами инвестиционного сотрудничества остаются совместные предприятия и предприятия полной иностранной собственности. Причем роль последних особенно возросла в условиях дефляции, когда китайские партнеры стали испытывать проблемы с финансированием своих вкладов в уставные капиталы СП. Но в настоящее время все активнее ставится вопрос о подключении иностранных инвесторов к процессам реформирования госсектора в промышленности. В этой связи должна возрасти роль такой формы привлечения инвестиций, как продажа зарубежным инвесторам акций китайских предприятий. Предполагается, в частности, открыть иностранным инвесторам доступ к покупке паев китайских предприятий, перешедших в 1999–2000 гг. в ходе реструктуризации их задолженности перед государственными банками по схеме «долги в обмен на собственность» под контроль четырех государственных корпораций по управлению активами. Тем более что в конце 2000 г. этим корпорациям было разрешено оказывать посреднические (андеррайтерские) услуги при размещении ценных бумаг вновь акционируемых предприятий (см. [11, 30.09.2000]).
 
Китайский фондовый рынок остается сегментированным: на нем по отдельности обращаются акции типа «А», предназначенные для китайских инвесторов, и акции типа «В», выпускавшиеся с начала 90-х годов в расчете только на инвесторов из-за рубежа. Кроме того, китайские предприятия по-прежнему могут размещать акции за пределами собственно китайского рынка: в Гонконге (акции типа «Н»), в США (акции типа «N»), в Великобритании (акции типа «L»), в Сингапуре (акции типа «S»). По форме эта конфигурация, сложившаяся еще к середине 90-х годов, остается пока неизменной. Однако подвижки к качественно новому состоянию рынка становятся в последние годы все более заметными.
 
В 1997–2000 гг. к размещению акций за рубежом впервые прибегли крупнейшие государственные холдинги, во многом определяющие погоду во всей китайской экономике, – Китайская телекоммуникационная корпорация, Китайская национальная нефтяная корпорация, Китайская национальная корпорация морских нефтеразработок, Китайская нефтехимическая корпорация. При этом одновременно выпускались акции типов «Н» и «N». В 1999 – 2000 гг. произошел прорыв китайских компаний на американскую биржу NASDAQ, которая, как известно, является средоточием малого наукоемкого бизнеса. В листинг NASDAQ были включены акции четырех китайских Интернет-компаний (China.com, Sina.com, Netease.com, Sohu.com), занимающихся информационным бизнесом (см. [9, 2000, № 37, с. 12–15]).
 
В самом Китае просачивавшиеся из коридоров власти слухи о возможном объединении рынков акций «А» и «В» привели в 2000 г. к оживлению курсов акций типа «В» и на шанхайской, и на шэньчжэньской биржах после многолетней анемии 1994–1999 гг. Но настоящий взрыв активности на рынках акций «В» произошел после того, как в конце февраля 2001 г. правительственная Комиссия по регулированию рынка ценных бумаг приняла решение о допуске на эти рынки китайских инвесторов, располагающих валютными накоплениями. По оценкам, на валютных депозитах китайских граждан в самой КНР находятся средства объемом до 75 млрд. долл., и теперь эти деньги получили новый инструмент для прибыльного вложения (см. [11, 02.03.2001]). В считанные месяцы (февраль – май 2001 г.) китайскими инвесторами было открыто более 0,5 млн. спецсчетов для операций с акциями типа «В» (см. [9, 2001, № 21, с. 30]). Их курсы уже с начала марта круто пошли вверх и менее чем за две недели превысили исторические максимумы, зафиксированные еще в конце 1993 г.
 
К середине 2001 г. совокупный индекс акций типа «В» в Шанхае вырос почти в 2,5 раза по сравнению с началом февраля, в Шэньчжэне рост был еще более значительным – почти в 4 раза (см. [11, 29.06.2001]). Китайские официальные лица в течение 2001 г. неоднократно заявляли, что слияние рынков «А» и «В», и соответственно формирование единого режима для китайских и иностранных портфельных инвесторов станут возможными только после достижения полной конвертируемости юаня. Но очевидно, что происшедшее «открытие» сектора валютных операций с ценными бумагами для внутренних инвесторов является весомым шагом к такой консолидации фондового рынка.
 
Этому будут способствовать и предпринятые властями в 1999 – 2001 гг. меры по развитию инфраструктуры рынка. Был снят запрет на получение юридическими лицами банковских кредитов под залог акций. Брокерским и инвестиционным компаниям было разрешено прибегать к краткосрочным (до 7 дней) заимствованиям на межбанковском кредитном рынке в объеме до 80% их собственного капитала для финансирования как своих операций, так и операций обслуживаемых клиентов (см. [12, 16.03.2000, с. 60]).
 
На китайском фондовом рынке готовится создание «второй площадки» по типу американской NASDAQ. Причем ее особенностью будет не только специализация на наукоемком бизнесе, но и расширенный доступ на нее негосударственных компаний, нуждающихся в дополнительном капитале. Наконец, во время переговоров с ВТО было объявлено, что после вступления КНР в эту организацию в стране будет разрешено создавать инвестиционные фонды с иностранным участием, специализирующиеся на сделках с акциями китайских предприятий. Зарубежные институциональные инвесторы смогут осуществлять операции на китайских биржах напрямую, а не через китайских брокеров, как это было до сих пор (см. [11, 28.03.2001]).
 
Сотрудничество с иностранным капиталом призвано сыграть весомую роль и в реформировании китайского банковского сектора, в котором до сих пор доминируют крупные государственные банки. В последние годы активно обсуждаются планы акционирования госбанков, в том числе размещения их акций на зарубежных рынках. Иностранные коммерческие банки на протяжении 80 – 90-х годов допускались к операциям в Китае весьма осторожно и постепенно. Впервые создание банковских учреждений с иностранными инвестициями было разрешено в 1984 г. в пределах «специальных экономических зон». В 1990 г. зарубежные банки получили право открывать отделения в Шанхае, в 1992 г. – еще в семи приморских городах (Даляне, Тяньцзине, Циндао, Нанкине, Нинбо, Фучжоу и Гуанчжоу), а в 1994 г. – в десяти городах «внутренних» провинций, в том числе в Пекине. И только в 1999 г. власти разрешили создание финансовых предприятий с иностранным участием во всех городах страны. К началу 2000 г. в КНР насчитывалось 155 отделений иностранных банков, 7 банков – совместных предприятий, 6 банков полной иностранной собственности, 7 финансовых компаний с иностранным участием (см. [9, 2000, № 13, с. 48]).
 
Вплоть до второй половины 90-х годов дочерним организациям иностранных банков разрешалось вести операции только с инвалютными средствами. Лишь начиная с 1997 г. иностранным банкам в Шанхае, а затем и в Шэньчжэне стали постепенно предоставляться возможности работать с национальной валютой КНР – открывать юаневые депозитные счета, выдавать займы и гарантии по юаневым кредитам, вести операции с государственными долговыми обязательствами и т.д. Территориальные ограничения на такого рода деятельность тоже постепенно ослабляются. После 1999 г. иностранным банкам, получившим лицензии на ведение юаневых операций в Шэньчжэне, было разрешено осуществлять их также на всей территории провинций Гуандун, Хунань и Гуанси-Чжуанского автономного района. А их шанхайским коллегам было позволено вести юаневые операции в провинциях Цзянсу и Чжэцзян (см. [10, 1999, №  6, с. 21]).
 
Условия функционирования китайских и иностранных банков, пусть и медленно, но все же сближаются. В сентябре 1999 г. для китайских банков были отменены обязательные государственные лимиты изменения процентных ставок по валютным займам, а частично – и по валютным депозитам (величиной свыше 3 млн. долл.). До либерализации ставки по валютным кредитам могли изменяться только в пределах 10% от уровня, фиксированного Народным Банком Китая. Свободные рыночные ставки действовали раньше только на межбанковском рынке, на рынках гособлигаций и в сфере валютных операций, осуществляемых иностранными банками. В 2001 г. официальные лица заявляли о готовности уже в ближайшее время подключить иностранные банки к механизмам обязательной 100%-ной продажи валютной выручки китайских предприятий. До сих пор дочерние организации иностранных банков могли осуществлять операции по купле–продаже валюты только с предприятиями, находящимися под контролем иностранных инвесторов. Теперь же предполагается дать им право покупать экспортную валютную выручку у китайских предприятий и продавать последним валюту для совершения импортных контрактов (см. [11, 6.09.2000; 19.01.2001]).
 
Допуск иностранных инвесторов на китайский рынок страховых услуг носит еще более дозированный, по существу «штучный» характер. «Открытие» отрасли началось только в 1992 г., когда американской страховой компании AIG было разрешено создать отделение в Шанхае. К началу 2001 г. в отрасли насчитывалось 19 компаний, представляющих собой совместные предприятия или филиалы зарубежных страховых фирм (см. [9, 2001, № 10, с. 31]). При выдаче лицензий китайская сторона руковод­ствуется не только чисто экономическими, но и политическими соображениями. Соблюдается принцип, согласно которому на каждую зарубежную страну приходится не более одного страхового предприятия с участием инвесторов из этой страны, исключение сделано только для американских компаний. Ограничивается и географический ареал деятельности иностранных страховщиков. Лишь AIG было разрешено создать, помимо шанхайского отделения, еще два отделения в Гуанчжоу. Все остальные страховые предприятия с иностранным участием сосредоточены в Шанхае. Иностранным страховщикам не разрешается осуществлять страхование жизни групп лиц. Установлено, что не менее 30% их страховых обязательств должны быть перестрахованы китайскими компаниями, для национальных предприятий этот норматив не превышает 20% (см. [10, 1999, № 2, с. 39–42]).
 
Китайский рынок страховых услуг в последние годы развивается очень быстро. Это связано с происходящим по мере экономического развития ростом доходов населения и соответственно увеличением спроса на страхование жизни и личного имущества, а также с расширением потребностей бизнеса в страховании собственности и рисков деловых операций. Способствует этому и традиционно высокая в Китае норма частных сбережений. Спрос на страховые услуги растет и вследствие происходящих реформ в социальной области, упраздняющих прежние гарантии и субсидии предприятий в пользу своих работников (по оплате жилья, медицинских услуг и т.д.).
 
Доля иностранных страховщиков на рынке до сих пор не превышала 1%. Расширение их присутствия в Китае может быть связано не только с возможной либерализацией подхода властей к созданию страховых предприятий с иностранными инвестициями, но и с привлечением иностранных инвесторов в уже существующие китайские страховые организации. Это может произойти, в частности, в связи с намечаемым акционированием трех крупнейших государственных страховых компаний (Китайская компания страхования жизни, Китайская компания страхования имущества, Китайская компания перестрахования), образованных в 1996 г. на базе прежнего государственного монополиста – Народной страховой компании Китая.
 
Опыт продажи акций иностранным инвесторам у китайских страховых компаний уже имеется. Акционерная компания Пин Ань, созданная на паях государственной Китайской торговой компанией и Промторгбанком Китая, и являющаяся сейчас вторым по значению игроком на китайском страховом рынке, в 1994 г. продала два 5%-ных пакета своих акций американским Goldman Sachs и Morgan Stanley. Впоследствии величина этих пакетов была увеличена до 8,77% акций (см. [12, 04.05.2000, с. 53]). В 2000 г. к продажам акций иностранным инвесторам прибегли акционерные компании Тайкан и Синьхуа, причем в последнем случае доля иностранных инвесторов в капитале компании достигла уже 24,9%. Это японские, швейцарские, голландские инвесторы и входящая в группу Всемирного банка Международная финансовая корпорация (см. [9, 2001, № 11, с. 31]).
 
Постепенно увеличивается и свобода маневра для иностранных страховщиков при операциях на внутренних финансовых рынках Китая. В октябре 1999 г. страховым компаниям, в том числе и с иностранным участием, было разрешено инвестировать до 30% сумм доходов от собранной страховой премии в акции инвестиционных фондов, работающих на фондовом рынке. Раньше свободные средства страховых компаний могли вкладываться только на банковские депозиты, в казначейские обязательства и корпоративные облигации с государственной гарантией (см. [12, 16.03.2000, с. 60]). А в марте 2001 г. двум китайским страховым компаниям (Пин Ань и Синьхуа) и совместному предприятию с участием канадской Manulife Financial было разрешено инвестировать в ценные бумаги всю сумму премий, полученных от продажи «связанных» страховых полисов, предполагающих выплату клиентам дополнительных сумм за счет доходов от инвестиций (см. [11, 02.03.2001]).
 
За последние годы существенно увеличились и иностранные инвестиции в китайскую сферу товарного обращения. Впервые создание совместных предприятий в области розничной торговли было разрешено в 1992 г. в «специальных экономических зонах» и шести городах на востоке страны (Пекине, Даляне, Тяньцзине, Циндао, Шанхае и Гуанчжоу). При этом было установлено, что китайской стороне должно принадлежать не менее 51% уставного капитала предприятий, а доля импортных товаров не должна превышать 30% годового оборота предприятий. Все проекты должны были утверждаться на уровне Госсовета КНР. Реально за 1992 – 2000 гг. центральное правительство выдало лицензии только 28 совместным предприятиям. Но власти на местах, пользуясь различными обходными вариантами (главным образом – через допуск иностранных компаний в существующие китайские сети розничной торговли), уже к 1997 г. санкционировали создание еще не менее 270 торговых СП. Реакцией центрального правительства было установление в 1997 г. официального моратория на создание новых розничных СП (см. [9, 2001, № 14, с. 21–23]).
 
Однако уже в середине 1999 г. в отрасли начался новый тур либерализации. Теперь создание розничных предприятий с иностранным участием было дополнительно разрешено во всех провинциальных центрах, городах центрального подчинения и муниципальных образованиях, где разрабатываются собственные планы развития. При этом было подтверждено, что абсолютно все проекты должны утверждаться в Пекине. Иностранные партнеры могут теперь сосредоточивать в своих руках до 65% уставного капитала. Но это условие не распространяется на сети супермаркетов, в которых насчитывается более трех торговых точек, здесь иностранная доля по-прежнему не может превышать 49%. Зарегистрированный капитал торговых компаний с иностранным участием должен быть не менее 50 млн. юаней, хотя для слаборазвитых регионов этот норматив снижен до 30 млн.
 
Кроме того, в 1999 г. впервые было разрешено открывать предприятия с иностранными инвестициями в сфере оптовой торговли. Они могут пока создаваться только в Пекине, Шанхае, Тяньцзине и Чунцине. Их зарегистрированный капитал должен быть не меньше 80 млн. юаней, и китайской стороне должно принадлежать не менее 51% (см. [10, 1999, № 6, с. 51–52]).
 
Пока на торговые сети, контролируемые иностранными фирмами, приходится не более 3% общекитайского оборота розничных продаж. Тем не менее в крупных городах на востоке страны присутствие иностранных торговых компаний уже ощутимо сказывается на общем положении дел в отрасли. И это касается не только заимствования у них китайской торговлей методов обслуживания клиентов, организации доставки товаров и т.п. Под воздействием конкуренции с иностранными розничными сетями среди китайских торговых компаний начались процессы слияний и поглощений, что может способствовать дальнейшей интеграции отдельных товарных рынков, ослаблению сохраняющегося регионального протекционизма. Рост иностранных вложений в розничную торговлю означает и появление некоей принципиально новой грани в общем процессе привлечения иностранных инвестиций в Китай. Если раньше многие иностранные компании шли на создание производств в Китае потому, что у них не было иных способов проникновения на внутренний рынок страны, то теперь увеличиваются возможности для продажи на внутреннем рынке товаров, производимых в других странах и реализуемых через совместно управляемые розничные сети. И это вполне укладывается в общую линию на «открытие» китайского рынка, исторической вехой которого должно стать вступление страны в ВТО (см. [2, 1999, № 6, с. 27–30]).
 
О предстоящих в ближайшем будущем изменениях в инвестиционной политике КНР позволяют судить последние новинки в китайском законодательстве, а также содержание двусторонних соглашений, заключенных Китаем с зарубежными странами в ходе переговоров о присоединении к ВТО. В конце 2000 – начале 2001 гг. были внесены поправки в базовое законодательство, регулирующее привлечение прямых иностранных инвестиций: Закон КНР о паевых совместных предприятиях с участием китайского и иностранного капитала (принят в 1979 г.), Закон КНР о контрактных совместных предприятиях (1988 г.) и Закон КНР о предприятиях полной иностранной собственности (1986 г.). Главный смысл произведенных изменений – приведение китайского законодательства в соответствие с действующим в ВТО соглашением «О торговых аспектах инвестиционных мер», запрещающим использовать в отношении предприятий с иностранными инвестициями инструменты промышленной политики.
 
Из китайских инвестиционных законов были изъяты требования об утверждении государственными органами производственных планов предприятий с иностранным участием и планов по экспорту и импорту. Отменены статьи законов, предписывавшие предприятиям с иностранными инвестициями закупать сырье преимущественно на внутреннем рынке. Отменено и требование об обязательной экспортной деятельности таких предприятий, которое, впрочем, и так было чисто декларативным. Из законов было изъято положение об обязательной сбалансированности валютных доходов и расходов предприятий, что отражает достигнутый в 90-е годы значительный прогресс на пути к конвертируемости юаня. Примечательно и то, что в Законе о паевых совместных предприятиях теперь заложена возможность страхования предприятий не «китайскими страховщиками», а «страховщиками в Китае», то есть к такой деятельности допущены филиалы зарубежных страховых компаний (см. [6, 16.03.2001]). Изменения были внесены и в изданные еще в 1982–1983 гг. подзаконные нормативные акты, регулирующие заключение соглашений о разделе продукции с иностранными фирмами в добывающих отраслях. Из этих нормативных актов были изъяты требования об обязательных закупках иностранными инвесторами китайского оборудования и об использовании местного персонала (см. [11, 25.12.2000]).
 
В соответствии с соглашением между КНР и США, иностранные банки получат неограниченное право осуществлять юаневые операции с китайскими предприятиями через 2 года после вступления Китая в ВТО, а с китайскими физическими лицами – через 5 лет. В течение этого же срока будут устранены и географические ограничения для деятельности иностранных банков. По соглашению с Европейским союзом иностранным страховщикам уже через 2 года будет разрешено осуществлять операции по страхованию групп лиц, по медицинскому и пенсионному страхованию. По договоренности с США территориальные ограничения для иностранных страховщиков будут устранены в течение 3 лет. Соглашение с ЕС обязывает Китай «открыть» для иностранных вложений в страховой сектор еще один город, помимо Шанхая, и ежегодно выдавать не менее 7 но­вых лицензий.
 
Согласно договоренности с Евросоюзом должно быть также снято требование о предоставлении китайской стороне контрольного пакета в многофилиальных сетях розничной торговли. По соглашению с США должно быть разрешено иностранное участие (до 49%) в предприятиях, занимающихся распространением видео- и звукозаписей. Соглашения предусматривают также постепенное «открытие» для иностранных вложений китайского сектора телекоммуникационных услуг (см. [10, 2000, №  4, с. 10–11]).
 
В рамках подготовки к вступлению в ВТО в 1999–2001 гг. происходила и ревизия законодательных актов, призванных обеспечить защиту прав инвесторов. Уже внесены изменения в законы, связанные с правами интеллектуальной собственности (Патентный закон, Закон КНР о качестве продукции). Вступил в силу Закон КНР о ценных бумагах, внесены поправки в Уголовный кодекс КНР, направленные против инсайдерских сделок на фондовом рынке. Вновь разрабатывается Закон об инвестиционных фондах.
 
В последние годы в попытке оживить внутренний инвестиционный спрос власти приступили к отмене еще сохраняющихся административных ограничений для китайских негосударственных предприятий, в том числе в их внешнеэкономической деятельности. Это может способствовать усилению взаимодействия между иностранными инвесторами и национальным частным предпринимательством. В целом, таким образом, либерализация китайского инвестиционного законодательства происходит не только за счет демонтажа особого режима для иностранных инвесторов, но и путем улучшения условий хозяйствования для национальных предприятий.
 
Литература
1. Чжунго тунцзи няньцзянь. 2000 /Статистический ежегодник Китая. 2000. Пе­кин, 2000.
2. Гоцзи маои вэньти (Проблемы международной торговли).
3. Жэньминь жибао.
4. Тэцюй чжаньван (Обозрение по специальным экономическим зонам).
5. Хуань Бохай цзинцзи ляован (Обозрение по экономике зоны залива Бохай).
6. Цзинцзи жибао.
7. Шанхай цзинцзи яньцзю (Вестник экономики Шанхая).
8. Шэньчжэнь дасюэ сюэбао: жэньвэньбань (Вестник Шэньчжэньского универ-ситета: серия гуманитарных наук).
9. Beijing Review.
10. China Business Review.
11. China Daily.
12. Far Eastern Economic Review.
 
Ст. опубл.: Общество и государство в Китае: XXXII научная конференция / Ин-т востоковедения; Сост. и отв. ред. Н.П. Свистунова. – М.: Вост. лит.,  2002. – 366 с. С. 239-252.