Западная литература в жизни китайского общества

 
 
Влияние литературы на мировосприятие и мироощущения людей, особенно в периоды социальных перемен, отмечалось в Китае ещё реформаторами. Западная литература оценивалась многими китайскими просветителями как катализатор развития общества на Западе. Так, Юй Дафу считал, что приход в западную литературу когорты талантов (Гете в Германии, Байрона, Китса, Шелли в Англии, Бальзака во Франции) необыкновенно активизировал интеллектуальную жизнь Европы и, изменив политический климат, вызвали Великую французскую революцию (см. [1, с. 25, прим.]). Для развития нового социального климата в Китае начала прошлого века именно художественные произведения, в которых поднимались острые нравственные проблемы, в силу более яркого эмоционально воздействия оказались особенно созвучными исканиям среди китайской думающей публики тех лет. Скажем, по Ибсену, в том числе, осваивали тот самый выработанный в европейском Возрождении гуманистический индивидуализм как принцип жизни, когда прежде всего значимо решение проблем собственной судьбы, и это становится выше обязательств перед семьей (что многими негативно оценивалось и оценивается как эгоизм). Произведения этого «властелина умов», «философского писателя», «революционера духа» активно способствовали обретению новой веры, сутью которой было утверждение существования личности в истории, утверждения того, что отныне личность существует «в её абсолютном значении»», отныне личность будет восприниматься в её самоценности: приоритетное значение безоговорочно придается её правам и нравственным обязанностям, прежде всего, перед самим собой (см., например: [6]). В период после 1949 года приоритетным было общение с советской (тоже, в географическом смысле, западной) литературой, которая опять же отвечала на вновь сформулированные запросы модернизации китайского общества (по мнению его руководства) и предоставляла образцы социальных героев для нового времени [4, с. 10 и далее].
 
Во времена «культурной революции» два молодых, не закончивших ещё техникум, однако, так называемых интеллигента, проходящие «перевоспитание» в горной деревушке в Сычуани, ведут такой разговор (здесь и далее курсивом выделены цитаты из текста романа):
 
– А ты что-нибудь слышал про западную литературу
– Почти ничего. Родители у меня интересовались только тем, что имеет отношение к их профессии. И, кроме медицины, мало что знали.
– С моими то же самое. Но у моей тёти до культурной революции было несколько иностранных книг, переведённых на китайский. Помню, она читала мне некоторые главы из одной довольно забавной книжонки, которая называлась «Дон-Кихот». Это история про одного старинного чудаковатого рыцаря.
– А сейчас где они?
– Превратились в дым. Красные охранники конфисковали их и без всякого сожаления публично сожгли около дома.
Несколько минут мы грустно молчали и курили. Эта история про сожжённые книги смертельно удручила меня – нам ничего не светило. В том возрасте, когда читать мы научились бегло, читать уже было нечего. Многие годы, как во всех книжных магазинах на полках в отделе «западная литература» стояло лишь полное сочинение албанского коммунистического вождя Энвера Ходжи, а на позолоченном переплёте каждого тома был изображён старикан с галстуком кричащих тонов и аккуратно зачёсанными седыми волосами [3, с. 51–52].
 
Разговаривающие – два 17–18-летних жителя (до недавнего времени)  четырёхмиллионного города Чэнду, столицы многомиллионной провинции Сычуань, удаленной от Пекина, но зато соседствующей с Тибетом.
 
Называть себя интеллигентами было бы для нас самозванством чистой воды, считают ребята, поскольку полное школьное образование они закончить не могли – по социальным ограничениям, а посему в возрасте двенадцати до четырнадцати лет мы ждали, чтобы культурная революция приутихла и снова отрылся техникум. Но, когда они туда, наконец, поступили, их постигло глубокое и горестное разочарование: в тот период математика, физика, химия были исключены из программы, а основными учебными дисциплинами были промышленность и сельское хозяйство, так что за три года обучения в техникуме, признаются молодые люди, никаких знаний они не получили [3, с. 10].
 
В юные интеллигенты нас зачислили из-за наших родителей, вина которых состояла прежде всего в том, что они были «вонючими научными интеллигентами» на провинциальном уровне [3, с. 10-11].
 
Мы были не первыми и не последними подопытными кроликами, на которых производился этот беспримерный эксперимент, говорится о той кампании, когда молодёжь направлялась в деревни, дабы «подвергнуться там перевоспитанию беднейшим крестьянством». Молодые люди прибыли в маленькую деревушку, расположенную на горе, носящей имя Небесного Феникса, и где не могли принять более двух «молодых интеллигентов», в начале семьдесят первого года. И до них, и после них через это проходили миллионы и миллионы их сверстников. Подлинная причина, побудившая Мао Цзэдуна принять это решение, так и осталась невыясненной. Возможно, он хотел покончить с «красными охранниками», хунвэйбинами, которые стали уходить из-под его контроля. А, может, то была очередная  фантазия великого революционного мечтателя, возжелавшего создать новое, небывалое поколение. Молодые люди часто втайне обсуждали эту проблему и пришли к такому выводу: Мао ненавидел интеллигенцию [3, с. 9].
 
Эти два молодых человека – герои романа Дай Сы-цзе «Бальзак и портниха-китаяночка». Как пишет один из рецензентов, «это очень живая, светлая, грустная, отчасти автобиографическая история о любви, разлуке, советском строе и о том, что в молодости все нипочем, даже кромешный кошмар китайского „совка“» [7].
 
Дай Сы-цзе родился в 1954 г. Он также был во время «культурной революции» несколько лет в горной деревне на «трудовом перевоспитании», затем получил возможность окончить полный школьный курс, поступить в вуз, а в 1984 г. по именной стипендии уехал во Францию, где закончил школу кинематографии, стал режиссером и где живет по сей день. Название его первого, документального, фильма «Китай, моя боль» может служить эпиграфом к его романам, которые он пишет на французском языке [5]. Не все готовы принять эту боль: в одном из откликов на его первый роман есть и такое высказывание: «на свою родину смотрит с такой злобой, будто бы культурная революция всё еще продолжается» [8].
 
Первый из романов Дай Сы-цзе, «Бальзак и портниха-китаяночка», написанный в 2000 г. и опубликованный знаменитым «Галлимаром», имел огромный успех, он стал во Франции книгой года и был награжден сразу несколькими литературными премиями, в том числе престижной международной премией «Club Med Literary Prize». Книга очень неплохо продавалась (только за первые пять месяцев был распродан 150-тысячный тираж) и удостоилась от критики «выспренней похвалы как самое прекрасное объяснение в любви года». «Бальзак и портниха-китаяночка» был переведен на множество языков, в том числе на русский. Роман лег в основу снятого самим Дай Сы-цзе фильма, который в 2002 г. получил приз «Особый взгляд» на Каннском кинофестивале. «Этот особый взгляд выработался под действием традиций многовековой китайской культуры, европейского образования и реалий современного Китая» [9, 13.11.06].
 
Герои книги превозмогают всё, что положено людям, просто живущим в этой глуши. Они пашут на волах, таскают, в том числе, гружёные жидким навозом бадьи на высокогорные поля по узенькой горной тропке, скользкой не только от дождя или наледи, но и от их расплескавшегося груза (по этим тропкам невозможно протащить никакую тележку, так что единственным транспортным средством оказывается человек), они отрабатывают положенные для каждого трудоспособного жителя этих поселений три месяца (правда, один из героев заболевает лихорадкой, не доработав до срока) на горных выработках угля для местных нужд (по технологии, не изменившейся бог знает с каких времён), они спускают на немалое расстояние 60-килограммовыке мешки с рисом при сдаче госпоставок, и прочее, и прочее. Они молоды, они  здоровы. Но их лишает сна и вводит в состояние депрессии полная бесперспективность их существования. Ведь мы были обречены оставаться на перевоспитании до скончания века. Если верить официальным партийным газетам, обычно у молодого горожанина, происходившего из нормальной семьи рабочих или революционной интеллигенции, была стопроцентная уверенность (в том случае, разумеется, если он не натворит никаких глупостей) пройти процесс перевоспитания за два года и возвратиться к себе домой в родной город. Но для детей, чьи родители оказались зачисленными во враги народа, возможность вырваться из деревни была минимальной, примерно три шанса на тысячу. С точки зрения математики, положение наше было безнадёжным.  Нам маячила светлая перспектива постареть, облысеть в этой хижине на сваях (на первом этаже которой «проживала» кооперативная свинья), здесь же окочуриться и быть похороненным в белом домотканом саване на здешнем кладбище [3, с. 20].
 
Однако роман вовсе не относится к литературе «ран и шрамов», поскольку не фиксируется на всём ужасе существования в этих условиях. Он, как пишет один американский рецензент, «показывает мир глазами молодых, больше озабоченных своими собственными проблемами, чем конвульсиями  нации вокруг них» [11], к тому же и написан он через почти четверть века после описываемых событий.
 
К тому же герои романа обладают рядом способностей. Один – играл на скрипке, другой обладал даром рассказчика, и оба они умеют использовать ситуацию благоприятно для себя. Так, в первые часы их пребывания в месте «перевоспитания» скрипка главного героя находилась под угрозой сожжения (при злорадно-радостном ожидании этого события всеми жителями деревушки), ибо была определена старостой как «городская буржуазная игрушка», но второй «интеллигент» с развязным видом сказал, что это — музыкальный инструмент и её владелец – прекрасный музыкант, а сонату Моцарта (запрещённую к тому времени, как и все произведения западных композиторов) он определил как песню без слов «Моцарт думает о председателе Мао». И с каждой минутой под воздействием чистой, радостной мелодии Моцарта лица крестьян, бывшие совсем недавно такими непримиримыми и враждебными, всё больше смягчались [3, с. 8]. Опять же, у молодых людей был будильник с неким красочным петушком, «склёвывавшим» каждую минуту. Над жителями деревни этот предмет приобрёл прямо-таки мистическую власть (в деревне никогда не было никаких часовых механизмов, люди жили по солнцу), даже староста теперь созывал на работу, дождавшись у хижины, где жили ребята, звонка будильника. «Молодые интеллигенты» использовали деревенское слепое доверие к точности часов и стали иногда переводить стрелки на час назад, давая себе возможность ещё часок понежиться в постели.
 
Но главное, что предоставило друзьям статус «придурков» (пользуясь гулаговской терминологией), – их умение красочно рассказывать виденное или читанное ранее. Местный староста был не лишён «тяги к прекрасному», а в этой удалённой деревушке большинство жителей никогда в жизни не видели ни одного фильма и даже не представляли себе, что такое кино. И вот староста стал отправлять молодых в ближайший городок, где раз в месяц показывали какой-нибудь чаще всего северокорейский фильм, обычно мелодраматического содержания. Задача «сказителей» заключалась в тщательном пересказе потом этого фильма, во всех подробностях, не только сюжета, но костюмов, природы, и даже музыкального сопровождения. Пересказ должен был длиться по времени, равному сеансу кино (что отслеживал староста по вышеописанному будильнику). Таким образом, ребята получали пятидневный отпуска от серой и тяжелой жизни, а им записывался заработок как за работу в поле.
 
Двое молодых людей в результате целого ряда обстоятельств становятся обладателями сначала одной новеллы Бальзака, а затем и целого чемодана прекрасных переводов произведений западных писателей. Первая же книга «Урсула Мируе» «Ба-ер-за-ке» перевернула нашу жизнь, пишет автор от имени своих героев. Представьте себе юного девственника девятнадцати лет от роду, который ещё не вышел из сумерек отрочества и в своей недолгой жизни слышал лишь сплошную пропагандистскую долбню про патриотизм, коммунизм, идеологию и революцию. И вдруг маленькая книжица, подобно нежданному чужестранцу, рассказывает мне о пробуждении плотского желания, о смятении чувств, о любви, то есть обо всём том, о чём окружающий меня мир до сей поры умалчивал [3, с. 57].
 
Для героя-рассказчика эта книжица являлась шансом помочь портновской дочери (местной красавице, в которую влюблены оба парня, но которая, по их мнению, была слишком невежественна, чтобы быть в неё влюблённым) стать более утонченной, культурной. Старина Бальзак, – поведал этот рассказчик после прочтения Портняжечкой бальзаковской новеллы, – настоящий волшебник. Такое впечатление, что он возложил руку на голову девушки, и она преобразилась, погрузилась в мечты, и понадобилось время, чтобы она снова вернулась на эту грешную землю [3, с. 61].
 
И в результате, девушка начала меняться, стараясь походить на горожанку. Она старательно перенимала выговор городских ребят; перешивала какие-то одёжки, становившиеся достойными быть носимыми в городе. Она попросила отца купить ей в городе безукоризненной белизны тенниски (что при здешней вездесущей грязи не продержавшиеся бы и трех дней в первозданном виде). Она даже по рисунку, который отыскала в «Мадам Бовари», сшила себе бюстгальтер (первый предмет женского белья, появившийся на горе Небесный Феникс) [3, с. 175]. Через некоторое время девушка оформила документы и ушла. С отцом (он тоже входил в число слушателей «сокровищ чемодана») она поговорила о Бальзаке, сказала, что Бальзак помог ей понять одну вещь: красота женщины – это сокровище, которому нет цены, и она хочет жить в большом городе [3, с. 181].
 
Как пишет один из рецензентов (и как явствует из названия романа), главный герой, одно из главных действующих лиц «в этой книге – Оноре де Бальзак. Правда, не как человек из плоти и крови, но как автор бессмертных литературных шедевров, символ просвещенности и утонченности. Проза Бальзака переворачивает жизнь главных героев этого романа, меняет их мировоззрение и в итоге определяет судьбу. И в этом, кстати, данное произведение является глубоко автобиографичным: автор и сам когда-то начал свое знакомство с некитайской литературой с Бальзака, и в конце концов стал франкоязычным писателем» [10, 19.09.06].
 
Но есть в этой книге один момент, который произвёл на меня весьма сильное впечатление (и на который не обратил внимания и единым словом никто из рецензентов). Сначала потрясённые произведениями, которые им выпало счастье прочесть, затем испытавшие шок раставания-потери с  Портняжечкой, молодые ребята напиваются допьяна и, то ли смеясь, то ли рыдая, предают книги сожжению, зачарованно, как загипнотизированные, уставясь на огонь, в котором некогда дорогие нашим сердцам слова и люди корчились, прежде чем обратиться в прах и пепел [3, с. 174]. Если в начале романа мы узнаём, что так поступали «красные охранники», сами, скорее всего, не читавшие подобных книг, но имевшие твёрдое предписание, что это – зло, требующее уничтожения, то наши герои именно потому, что прочитали, что осознали и на себе, и на Портняжечке их воздействие, сжигают книги, по их собственному признанию, как некое жертвоприношение, совершая какое-то средневековое аутодафе. Чем, представляется мне, происходит в некотором смысле закольцевание сюжетной линии.
 
Литература

1. Аджимамудова В.С. Юй Да-фу и литературное  общество «Творчество». М., 1971.
2. Вислов А.А. Китайцы тоже выросли на Бальзаке // Ведомости, №162,31.08.06 .
3. Дай Сы-цзе. Бальзак и портниха-китаяночки. М., 2006.
4. Дун Сяо. Судьбы русской литературы в Китае // Проблемы литератур Дальнего Востока. Материалы конференции (29 июня-2 июля 2010 года), СПбГУ. Т. III. СПб., 2010.
5. Малевич Н. Вступ. статья переводчика к публикации Дай Сыцзе «Доктор Ди» // Иностранная литература, 2005, № 8.
6. Электронная библиотека ВГБИЛ.
7. Журнал Yes!
8. Библиотечка юного лаовая.
9. InOut.ru.
10. Газета «Культура».
11. Dai Sijie. Balzac and the Little Chinese Seamstress: A Novel.

 
Ст. опубл.: Общество и государство в Китае: XLI научная конференция / Ин-т востоковедения РАН. - М.: Вост. лит., 2011. – 440 с. – (Ученые записки Отдела Китая ИВ РАН. Вып. 3 / редкол. А.А. Бокщанин (пред.) и др.). – ISBN 978-5-02-036461-5 (в обл.). С. 430-434.