Финансовая реформа на Тайване

 
 
Первые годы XXI в. стали трудным временем для тайваньской эконо­мики. С конца 2000 г. экономика острова вошла в состояние спада, и, по итогам 2001 г., сокращение ВНП составило 1,9%. Ничего подобного на острове не было со времени выхода из гиперинфляции рубежа 1940–1950-х годов, т.е. практически за весь период обособленного существования Тайваня от остального Китая. До сих пор наиболее значительное замедление экономического роста на острове произошло в результате скачка мировых цен на нефть в 1973 г., после которого Тайвань, практически не имеющий своих углеводородов, был вынужден прибегнуть к жестким стабилизационным мерам. Но и тогда темпы прироста ВНП оставались положительными (в 1974 г. – 1,2%), так что кризис начала 2000-х годов резко контрастирует с временами «экономического чуда».
 
Небывалую остроту в последние годы приобрела проблема безработицы, в ноябре 2001 г. она достигла 5,28%  от численности трудоспособного населения. Возможно и не слишком высокий по международным меркам, этот показатель резко выбивался из многолетних превалирующих тенденций на местном рынке труда. С конца 1960-х годов экономика Тайваня функционировала в режиме полной занятости. Безработица колебалась в пределах 1,5–3,0%, т.е. практически оставалась в рамках естественной нормы. Теперь же проблема занятости коснулась более чем полумиллиона работников, не говоря уж о членах их семей, и это не могло не сказаться на психологическом климате в обществе. И хотя позитивная динамика экономического роста на Тайване с апреля 2002 г. (по итогам 2002 г., прирост ВНП составил 3,5%) восстановилась, но безработица при этом практически не сокращалась: в марте 2003 г. она достигала 5,09% трудоспособного населения (см. [5, с. 15, 31; 6, 4.01.2002, 7.03.2003, 13.06.2003]).
 
Ухудшение экономической ситуации практически совпало по времени с беспрецедентными политическими сдвигами – переходом власти от Го миньдана к Демократической прогрессивной партии (ДПП) после победы Чэнь Шуй-бяня на президентских выборах в марте 2000 г. В этой связи многие аналитики, особенно в КНР, усматривают прямую связь между происшедшими политическими изменениями и кризисными явлениями в экономике. В такой трактовке экономические трудности в решающей мере являются следствием политической нестабильности: многократной смены правительств в 2000–2002 гг.; колебаний курса экономической политики; постоянных конфликтов между исполнительной властью во главе с президентом и Законодательным юанем, где сильно влияние оппозиционных фракций (см. [8, 8.11.2001; 9, 2002, №2, с. 32–34; 10, 2001, №3, с. 72–78]).
 
Политическая обстановка на Тайване в последние годы, несомненно, оказывала существенное негативное воздействие на экономику. Но справедливости ради надо сказать, что к началу XXI в. тайваньская экономика столкнулась с некоторыми принципиально новыми вызовами, и это касается как движущих сил экономического роста, так и его институционального (прежде всего – финансового) обеспечения. Политика экспортной ориентации, проводившаяся на Тайване с конца 1950-х годов, основывалась на последовательном увеличении вывоза промышленной продукции. Доля обрабатывающей промышленности в экспорте, составлявшая 32,3% в 1960 г., выросла до 78,6% в 1970 г. и до 90,8% в 1980 г. Промышленность не только удерживала, но и укрепляла свои позиции в экспорте и в последующие десятилетия, когда в тайваньской экономике в целом уже явственно обоз­начилась тенденция к постиндустриализации. В 1980 г. доли промышленности и сферы услуг в ВВП острова были примерно равными – соответственно 45,7 и 46,6%. Однако в 1990 г. в сервисных отраслях производилось уже 54,6% ВВП, а в промышленности – только 41,2%. В 2000 г. доля сферы услуг достигла 65,5%, а доля промышленности составила 32,4%. Тем не менее в тайваньском экспорте удельный вес индус­триальных отраслей продолжал увеличиваться до 95,5% в 1990 г. и до 98,6% в 2000 г. (см. [5, с. 54, 216]).
 
В 1960–1970-е годы структура экспорта складывалась главным образом из несложной трудоемкой продукции, которая была конкурентоспособна на мировых рынках благодаря дешевизне рабочей силы на Тайване. Однако в последующие годы целенаправленные усилия тайваньских властей и бизнеса по «облагораживанию» структуры внешней  торговли стали приносить плоды. Доля капиталоемкой и технологичной промышленной продукции в экспорте увеличилась с 32,2% в 1981 г. до 69,6% в 2001 г.
 
К высокотехнологичным отраслям на Тайване принято относить сектор информационных технологий (прежде всего – производство компьютерной техники и телекоммуникационного оборудования), химическую промышленность, общее машиностроение, производство транспортных средств и точное машиностроение. Совокупная доля этих пяти отраслей в товарном вывозе с острова увеличилась с 36,3% в 1991 г. до 55,8% в 2000 г. (см. [8, 2002, № 6, с. 32]).
 
Поистине «звездной» отраслью для современной тайваньской эконо­мики является производство компьютеров и различного рода периферийных устройств к ним. Когда в 1960–1970-е годы говорили об электронных производствах на Тайване, то имелось в виду преимущественно выполнение местными производителями отдельных трудоемких операций по субподрядным заказам из-за рубежа. Сейчас же речь идет в основном о реализации собственных технологических разработок тайваньских компаний и расположенных на острове исследовательских подразделений ТНК. К началу ХХI в. Тайвань занимал четвертое место в мире по производству компьютерной техники, а по отдельным товарам его позиции были доминирующими: в 2000 г. на мировом рынке ноутбуков на тайваньские фирмы приходилось более 50% объема продаж, на рынке сканеров – более 90%, на рынке материнских плат – около 70%, на рынке мониторов – более 55% (см. [4, с. 159]).
 
Развитие тайваньского информационного сектора в значительной, если не решающей, мере было стимулировано устойчивым спросом на такую продукцию на рынке США, где экономический бум во многом базировался на массовом внедрении интернет-технологий. Однако если судить по общим объемам тайваньского экспорта, то концентрация товарных потоков с острова на американском рынке уже не выглядит столь отчетливой, как это было в 1980-е годы. В 1984 г. доля США в тайваньском экспорте достигла максимума в 48,8%, после чего она последовательно снижалась и составила в 2000 г. 23,5%. Товарные потоки были перераспределены главным образом в пользу Гонконга, чья доля в тайваньском экспорте увеличилась с 6,9% в 1984 г. до 21,1% в 2000 г. (реально за увеличением поставок в Гонконг скрывается рост непрямой торговли Тайваня с континентальным Китаем). Однако в области высоких технологий особая привлекательность американского рынка для тайваньских компаний остается весьма заметной. Данные об экспортных поставках продукции машиностроения и электроники свидетельствуют, что в 2000 г. таких товаров с Тайваня было вывезено на 82,6 млрд. ам. долл., в том числе в США – на 21,4 млрд. ам. долл. (25,9%), а в Гонконг – на 14,6 млрд. ам. долл. (17,7%). Но и эта агрегированная статистика не дает полной картины происходящего, ибо в Гонконг, а затем в КНР обычно поставляется продукция гораздо более низкого технологического уровня, чем в США (см. [5, с. 223, 236]).
 
Перелом в мировой конъюнктуре на рубеже 2000–2001 гг., связанный с вхождением американской и других западных экономик в полосу циклического спада и со структурным кризисом отраслей «новой экономики», оказался поэтому для Тайваня крайне чувствительным. Ухудшение экономической ситуации на острове началось в последнем квартале 2000 г. вслед за резким сокращением экспортных заказов. В 2001 г. произошло крупномасштабное сокращение внешнеторгового оборота Тайваня – с 288,3 млрд. ам. долл. в 2000 г. до 230,1 млрд. ам. долл. в 2001 г., т.е. на 20,2%. Величина экспорта снизилась со 148,3 млрд. ам. долл. в 2000 г. до 122,9 млрд. ам. долл. в 2001 г. – на 20,7%. Вслед за этим спад распространился и на отрасли, работающие на внутренний спрос (см. [5, с. 212]).
 
Итак, непосредственным толчком к началу рецессии на Тайване послужило общее негативное изменение ситуации в мировом хозяйстве. И надо сказать, что трудности, сходные с тайваньскими, возникли в это время у большинства ориентированных на экспорт азиатских экономик. Причем замедление экономического роста было тем существенней, чем большую долю в их экспорте занимали товары информационного сектора. Так, в Сингапуре, где в 2000 г. экономический рост составил 10,3%, в 2001 г. было отмечено сокращение ВВП на 2,1%. В Малайзии экономический рост в 2000 г. составлял 8,3%, а в 2001 г. – только 0,4%. Более диверсифицированная южнокорейская экономика в 2000 г. выросла на 9,3%, а в 2001 г. – на 3,0% (см. [5, с. 1]).
 
На таком фоне в мировой экономической литературе, в том числе и рос­сийской, вновь стали появляться критические оценки политики экспортной ориентации, как ставящей национальную экономику в чрезмерную зависимость от мирохозяйственных процессов, делающей страну уязвимой к неблагоприятному влиянию внешних факторов. Сам факт активного влияния внешней среды на экономики новых индустриальных стран Азии действительно налицо. Однако многолетняя практика свидетельствует, что резко негативное воздействие на них оказывают не любые, а только действительно крупномасштабные, глобального уровня внешние шоки, такие, как резкое изменение нефтяных цен в 1970-е годы или же прорыв «мыльного пузыря» на американском рынке информационных технологий на рубеже ХХ–ХХI вв. Но даже история с нефтяными шоками 1970-х годов, не говоря уж о менее значительных конъюнктурных колебаниях, свидетельствует, что для Тайваня и его азиатских соседей неблагоприятные изменения на мировых рынках становились не катастрофой, а новым источником динамизма. Ибо экспортная ориентация означает пос­тоянное вовлечение национальных компаний в процессы международной конкуренции, формирует у них адаптивные способности, а соответственно, и экономика в целом может гибко реагировать на изменение внешних условий.
 
Поэтому, вообще говоря, нет оснований утверждать, что кризис начала ХХI в. не может сыграть для тайваньской экономики роль катализатора позитивных перемен, и можно даже спрогнозировать, в каком направлении будут развиваться события. Задача заключается в снижении чрезмерно высокой ныне индустриальной составляющей в экспорте, приведении структуры тайваньского экспорта в соответствие со структурой ВНП. Иными словами, должен произойти сдвиг экспортной специализации в сторону сектора услуг. Но сначала нужно повысить эффективность последнего, и в особенности это касается финансовой сферы. Специфика экономического спада на Тайване состояла и в том, что он сочетался с нарастанием трудностей в банковской системе. Это тем более примечательно, что Тайвань был одной из немногих экономик в регионе, сумевших избежать финансового кризиса в 1997–1998 гг.
 
Как известно, и в Южной Корее, и в странах АСЕАН механизмы вызревания и развертывания финансового кризиса были однотипными. Экспортная экспансия этих стран в 1990-е годы финансировалась в значительной степени благодаря либерализации доступа местных компаний к иностранным кредитам и снятию ограничений на иностранные портфельные инвестиции. Приток спекулятивного капитала позволял покрывать постоянно возраставшие торговые дефициты азиатских стран. К наплыву финансовых средств из-за рубежа оказались не готовы национальные банковские системы. Из-за неразвитости рынков государственных облигаций власти не смогли стерилизовать эффект увеличения денежной массы, и избыток ликвидности способствовал разбуханию финансового сектора. Это дало импульс спекулятивной «горячке» на рынках недвижимости, где предложение далеко оторвалось от спроса. Обстановка стала меняться в связи с некоторым замедлением экспорта из азиатских стран в 1996–1997 гг. и начавшимся снижением цен на рынках недвижимости. В результате в банковских системах стали быстро накапливаться объемы просроченной задолженности. Иностранный спекулятивный капитал реагировал на это бегством с азиатских рынков, фондовые индексы резко пошли вниз. Последовавшие затем девальвации национальных валют означали переход кризиса в открытую форму, когда экономика одновременно сталкивается с нарастающим хаосом на внутренних финансовых рынках и с проблемами в обслуживании внешних долгов (см. [2; 3]).
 
Тайвань в 1997–1998 гг. сумел уберечься от кризиса благодаря устой­чиво положительному сальдо своего торгового баланса, сравнительно небольшой внешней задолженности, наличию крупных валютных резервов и относительной «закрытости» национального фондового рынка. Но предпосылки для банковского кризиса существовали и в тайваньской экономике, и они проявились несколькими годами позже – после шокового сжатия экспорта в 2000–2001 гг. Тайвань был более осторожным, чем его азиатские соседи, в отношениях с иностранным спекулятивным капиталом. Однако избыток ликвидности и инфляция активов ощущались на острове по крайней мере с середины 1980-х годов из-за роста внешнеторгового профицита и валютных резервов. Собственно говоря, это и была основная причина, побудившая гоминьдановское правительство постепенно ослабить контроль над финансовой системой, ранее жестко ориентированной на перераспределение ресурсов в пользу приоритетных отраслей. В рамках политики финансовой либерализации в 1990-е годы были значительно упрощены процедуры вхождения новых тайваньских и иностранных «игроков» в банковскую  отрасль, в сферы страхования и операций с ценными бумагами; произошла частичная приватизация госбанков; был ослаблен режим валютного регулирования.
 
Результаты такой политики неоднозначны. Меры финансовой либерализации в условиях избыточной ликвидности привели к быстрому разрастанию банковского сектора. Число тайваньских банков общенационального уровня увеличилось с 16 в 1990 г. до 54 в 2001 г. Если в большинстве развитых стран на рынках банковских услуг существуют олигопольные структуры, то на Тайване к началу ХХI в. действовали преимущественно небольшие банки, ожесточенно конкурировавшие друг с другом. В 2001 г. совокупная доля на рынке пяти крупнейших тайваньских банков едва превышала 30%. При этом даже после приватизации 1990-х годов государство продолжало полностью или частично контролировать капитал почти ⅓ банков, на которые в совокупности приходилось около 60% рынка. Тем самым во многом воспроизводились традиции «особых отношений» между государственными банками и частными промышленными компаниями (см. [4, с. 171; 5, с. 151; 7, 2002, №12, с. 28]).
 
Поэтому последовавший на рубеже веков перелом в экспортной динамике и на Тайване привел к резкому обострению проблемы просроченной задолженности. Из практики многих стран известно, что с определенного момента накопление «плохих долгов» приобретает собственную внутреннюю логику: банки опасаются выдавать кредиты, боясь новых убытков, а это еще больше ухудшает положение компаний-заемщиков и уменьшает их способность обслуживать накопленные долги. По официальным данным тайваньского Центробанка, доля просроченной задолженности в общем объеме банковского кредитования увеличилась с 3,5% в 1996 г. до 6,2% в 2001 г. и до 8,8% в начале 2002 г. Независимые аналитики, использующие международно принятые стандарты оценки, считают, что в последние годы доля «плохих долгов» достигла у многих банков 15–20% (см. [7, 2002, №12, с. 27–29]). Механизм валютно-финансового кризиса при этом запущен не был. Но фактическая стагнация банковского кредитования явилась фактором, значительно усугубившим экономический спад через сокращение инвестиционного спроса. В 2001 г. частные инвестиции на Тайване сократились на 26,7%. Для тайваньской экономики, где накопление капитала всегда выступало главным двигателем экономического роста, это тоже беспрецедентно: еще в 2000 г. прирост частных инвестиций достигал 15,7%. Индексы тайваньского фондового рынка к концу 2001 г. снизились более чем на 40% по сравнению с январем 2000 г. Падение курсовых показателей еще более усиливало трудности в банковской системе, так как акции промышленных компаний часто использовались в качестве гарантий по кредитам (см. [5, с. 4]).
 
Проблема «плохих долгов» в тайваньской банковской системе, таким образом, порождена причинами не только конъюнктурного, но и более глу­бокого, институционального свойства. Ее вряд ли можно решить исключительно силами самих банков, и дело не только в традициях низкой кредитной дисциплины, но и в масштабах накопленной просроченной  задолженности. По данным на середину 2002 г., общая величина «проблемных» кредитов оценивалась в сумму, эквивалентную 43,04 млрд. долл. США, что составляло почти 16% ВВП Тайваня. Согласно оценкам экспертов, за счет капитальных резервов банков и взаимного списания долгов возможно уменьшить этот показатель на 6 процентных пунктов ВВП. Урегулирование остальной задолженности не реально без участия государства (см. [7, 2002, №12, с. 27]).
 
Финансовая реформа была одной из немногих тем, по которым администрации ДПП удавалось с относительно незначительными издержками находить общий язык с Законодательным юанем. Подготовка условий для консолидации крупных «игроков» в банковской отрасли началась с принятия в октябре 2000 г. поправок в Закон о банковской деятельности. Максимально допустимая доля индивидуального акционера в капитале банка была увеличена с 15% до 25%. В ноябре 2000 г. был принят Закон о слияниях финансовых институтов, предусматривавший фискальные стимулы к концентрации  банковского капитала. В частности, было установлено, что новые финансовые организации, образующиеся в результате слияний, не должны уплачивать гербовый сбор и налог на прирост капитала, связанный с увеличением стоимости земельных участков. Убытки, образующиеся в связи с тем, что в ходе слияний третьей стороне продаются с дисконтом права на взыскание «проблемных» кредитов объединяемых банков, было разрешено погашать в течение 15 лет после слияния. Закон также впервые разрешил иностранным финансовым институтам приобретать тайваньские банки в полную (100%) собственность (см. [4, с. 177]).
 
Для того чтобы перевести конкуренцию банков преимущественно в неценовую область, власти пошли на снятие многих ограничений на совмещение различных видов финансовой деятельности. В июне 2001 г. был принят Закон о финансовых холдингах, согласно которому одна и та же финансовая группа может создавать дочерние подразделения в виде коммерческих банков, страховых компаний, брокерских контор, венчурных фондов. В качестве хозяев такого многопрофильного бизнеса могут выступать и иностранные финансовые институты, если они поглощают тайваньские компании. При этом специально регистрироваться на Тайване в качестве финансового холдинга им не обязательно. Одновременно были приняты поправки в Закон о страховании, разрешившие компаниям этого сектора заниматься банковской деятельностью, операциями с ценными бумагами и фьючерсами (см. [6, 29.06.2001; 6.07.2001]).
 
В июне 2002 г. был принят Закон о секьюритизации финансовых активов, согласно которому коммерческим банкам, страховым компаниям и другим финансовым учреждениям было разрешено выпускать ценные бумаги, обеспеченные активами в виде выданных кредитов под залог недвижимости, потребительских кредитов, а также займов по кредитным карточкам. Активы, используемые в качестве обеспечения, могут или передаваться в управление доверительным фондам с сохранением номинальной собственности банка на них, или же продаваться компаниям, которые специально создаются для торговли такими ценными бумагами. В результате должен постепенно сложиться вторичный рынок кредитов. Банкам будет легче осуществлять дополнительную мобилизацию капитала, но одновременно они попадут под более жесткий прессинг со стороны рынка, так как колебания стоимости эмитированных ценных бумаг будут свидетельствовать о качестве банковского менеджмента (см. [6, 5.07.2002]).
 
В целях урегулирования накопленной «проблемной» задолженности Закон о слияниях финансовых институтов санкционировал создание специализированных компаний по кризисному управлению активами. Известно, что организации такого типа, которые берут на свой баланс накопленные «плохие долги», осуществляют санацию банков и одновременно способствуют передаче компаний-должников в руки более эффективных собственников, после финансового кризиса 1997–1998 гг. были созданы во многих странах, в том числе и в России. Специфика Тайваня в том, что здесь такие организации создаются не государством, а на паевой основе самими финансовыми институтами. К примеру, в создании первой тайваньской компании по управлению активами с совокупным капиталом в 510,7 млн. долл. США в ноябре 2001 г. участвовали более 30 финансовых учреждений, в том числе и государственных (см. [6, 9.11.2001]).
 
Собственно же правительством в июне 2001 г. был создан Фонд финансовых преобразований, призванный осуществлять рекапитализацию кредитных учреждений, в том числе путем их полной или частичной национализации с последующим урегулированием задолженности и продажей банка стратегическому инвестору. Средства Фонда формировались за счет взимаемого с банков двухпроцентного налога на деловые операции, а также отчислений банков в общенациональную систему гарантий по вкладам.
 
Законодательные основы финансовой реформы были заложены еще в период, когда правительство возглавлял (октябрь 2000 г. – январь 2002 г.) Чжан Цзюнь-сюн. Однако по-настоящему механизм реформы его правительство так и не запустило. До конца 2001 г. власти даже не использовали свои административные полномочия для того, чтобы стимулировать слияния между государственными банками. Что же касается Фонда финансовых преобразований, то изначально его капитал составлял явно несоразмерные поставленным задачам 140 млрд. новых тайваньских долларов (НТД), что эквивалентно 4,02 млрд. ам. долл., более половины этих средств было израсходовано уже к концу августа 2001 г. Не имея адекватных денежных сумм, Фонд мог осуществлять лишь краткосрочную поддержку банков или же выполнять посреднические функции, побуждая более сильные банки поглощать слабые.
 
Ситуация начала меняться только с приходом к власти правительства во главе с Ю Си-кунем. В марте 2002 г. была осуществлена первая операция по продаже «плохих долгов» через компанию по управлению активами, в результате чего от контролируемого государством First Commerсial Bank задолженность на общую сумму в 13 млрд. НТД (380 млн. ам. долл.) перешла в руки американской компании Cerberus Asia Capital Management. Эта сделка стала прецедентной, и в последующие месяцы к такому методу реструктуризации прибегли несколько крупных банков, включая Fubon, United World и Chiao Tung. В мае было объявлено о слиянии государственных банков Chiao Tung и International Commercial Bank of China. К августу 2002 г. на ос­нове нового законодательства было создано уже 13 финансовых холдингов. Частный финансовый холдинг Fubon в августе объявил о покупке столичного Taipeibank, 44% капитала которого принадлежало городскому пра­вительству Тайбэя, а финансовая группа Cathay – o покупке United World Chinese Commercial Bank, где доля государства превышала 20%. Вскоре пра­вительство заявило, что оно намеревается в ближайшие годы приватизировать еще 4 крупных государственных банка (см. [7, 2002, №12, с. 27–29]).
 
Серьезность намерений в финансовой области в августе 2002 г. подтвердил и сам президент Чэнь Шуй-бянь, сформулировавший их как программу «2–5–8»: была поставлена задача в течение двух лет снизить долю просроченных кредитов в среднем по банковской системе до 5%, а показатель достаточности собственных средств тайваньских банков поднять до рекомендуемых Базельскими стандартами 8%. Воздействовать на банки предполагалось комбинацией  административных и экономических методов. Фонд финансовых преобразований планировалось увеличить до суммы, эк­вивалентной 30 млрд. долл. США, что и составляет приблизительно 10% ВВП. Мобилизация нужных средств должна происходить через выпуск государственных облигаций. На первом этапе плана «2–5–8» Фонд должен профинансировать обязательства тех кредитных учреждений, у которых стоимость активов составляет отрицательную величину, после чего их деятельность будет прекращена. На втором этапе будут выкуплены «проблемные» активы тех банков, у которых показатель просроченной задолженности превышает 5%. Наконец, на третьем этапе санируемым банкам будет дана возможность повысить свою капитализацию за счет средств Фонда. В то же время предусматривается, что если у какого-либо банка показатель достаточности собственных средств не достигает 8%, то Фонд может осуществить его реструктуризацию принудительно. При этом Фонд возьмет на себя «плохие долги» банка, но взамен получит право без согласования с акционерами менять управленческую команду банка и принимать решения о слияниях с другими банками (см. [6, 25.10.2002]).
 
Перспективы финансовой реформы отнюдь не выглядят безоблачными. По состоянию на середину 2003 г., законопроект об увеличении Фонда финансовых преобразований  так и не был утвержден Законодательным юанем, и надо сказать, что многие оппозиционные депутаты справедливо указывали на опасность возможного при этом неконтролируемого роста государственного долга. О значительных политических рисках финансовой реформы свидетельствует и неудачная попытка правительства ускорить реструктуризацию «низовых» финансовых институтов – крестьянских и рыбацких кредитных кооперативов. Это звено кредитно-банковской сис­темы Тайваня наиболее слабое: на конец июня 2002 г. доля «плохих долгов» среди активов фермерских кооперативов достигала, по официальным данным, 21,5%, а рыбацких кооперативов – 17,5%. Подобное положение вещей связано как с отсутствием у кооперативов собственной капитальной базы, так и с нецелевым использованием средств. Не секрет, что кредитные кооперативы были, а в значительной мере остаются и сейчас, частью политической машины Гоминьдана, и контроль над их деньгами часто осуществляют местные партийные функционеры.
 
К середине 2002 г. правительство за счет средств Фонда финансовых преобразований национализировало 43 кооператива из 285. В сентябре 2002 г. премьер Ю Си-кунь объявил в парламенте о намерении властей стимулировать слияния среди оставшихся кооперативов, а также способствовать переходу контроля над ними в руки коммерческих банков. Вряд ли эти планы могли добавить правительству популярности, но действительность превзошла самые негативные ожидания. Среди фермеров быстро распространились опасения, подогреваемые к тому же оппозицией, что правительственные меры лишат их традиционного доступа к дешевым кредитам. 23 ноября 2002 г. Тайбэй потрясла 120-тысячная демонстрация протеста, на которую съехались крестьяне со всего острова. В результате президент отправил в отставку министров финансов и сельского хозяйства, которым было поставлено в вину ненадлежащее разъяснение реформенных мероприятий. Сами же преобразования кредитных кооперативов были после этого фактически приостановлены (см. [6, 27.09.2002, 4.10.2002, 6.12.2002, 13.12.2002]).
 
Но в целом маховик финансовой реформы в 2002–2003 гг. все же закрутился. Даже без массированных вливаний государственных средств доля просроченной задолженности в тайваньской банковской системе снизилась, по официальным данным, с 8,0% в марте 2002 г. до  6,0% в мае 2003 г. (см. [6, 4.07.2003]). Судя по всему, достигнуто это было благодаря процессам на микроуровне – взаимному списанию долгов, слияниям и поглощениям финансовых институтов и т.д.  Важно и то, что происходящая диверсификация финансовых рынков может в перспективе привести к некоторому перераспределению инвестиционного спроса промышленных компаний от банковского кредитования к рынку ценных бумаг. В целом, таким образом, финансовая реформа призвана не только создать условия для возвращения Тайваня на путь устойчивого экономического роста, но и способствовать долговременным структурным сдвигам в экономике, повышению ее конкурентоспособности за счет освоения новых областей специализации.
 
Литература
1. Модернизация Тайваня и перспективы отношений с КНР. М., 2003.
2. Мозиас П.М. Кризис финансовых рынков в развивающихся странах. – Мировая экономика и международные отношения. 1999, №1.
3. Мозиас П.М. «Азиатские драконы» в зоне турбулентности. – Внешнеэкономический бюллетень. 2002, №2.
4. The Republic of China Yearbook. Taiwan 2002. Taipei, 2002.
5. Taiwan Statistical Data Book 2002.  Taipei, 2002.
6. Taipei Journal (с января 2003 г. – Taiwan Journal).
7. Taipei Review (с января 2003 г. – Taiwan Review).
8. Жэньминь жибао.
9. Кайфан чао (Волна «открытости»).
10. Хайнань дасюэ сюэбао: жэньвэнь шэкэбань (Вестник Хайнаньского университета: серия гуманитарных наук).
 
Ст. опубл.: Общество и государство в Китае: XXXIV научная конференция / Ин-т востоковедения; Сост. и отв. ред. Н.П. Свистунова. – М.: Вост. лит.,  2004. – 304 с. С. 161-170.