Современная теория институциональных матриц

в приложении к историческому развитию КНР
 
Современный мировой кризис предъявляет новые, повышенные требования к методологии и понятийному аппарату общественных наук, которые долгое время находились под давлением западных теорий^[1]. Новую пищу для историко-социологических размышлений даёт появившаяся недавно и завоевывающая всё большую популярность теория институциональных матриц. Понимая под «матрицей» культурно-исторический генотип, иначе говоря, суперцивилизационный код общественного развития, разработчики матричной теории делают основной упор на различиях двух основных регуляторов хозяйственной жизни (рынок и прямое распределение) и различают два типа матриц – Х-матрица (редистрибутивная) и Y-матрица (рыночная). Обозначение двух базовых матриц с использованием знаков «Х» и «Y» впервые было предложено С.Г. Кирдиной как продолжение той работы, которая велась в своё время в Новосибирском отделении АН СССР [4].
 
«Матричный» исторический анализ, который в социологической науке выступает в качестве дополнения цивилизационному и формационному, во многом перекликается с устоявшимся различием двух путей общественного развития – западного и восточного (вернее, не-западного). Восточные страны развивались исторически по институциональным законам «Х-матрицы», свойственной редистрибутивным экономикам с их институтами условной верховной собственности и преобладанием вертикальных связей, направленных к Центру и имеющих преимущественно административно-принудительный характер. К числу экономических институтов «Y-матрицы», присущих западной рыночной экономике, относятся институты частной собственности, обмена (купли-продажи), наёмного труда, конкуренции и так называемой Y-эффективности, то есть получения прибыли за счёт использования конкурентных преимуществ на рынке. В самом обобщённом виде в западной цивилизации две главных ценности: ценность-объект – отдельная Личность и ценность-вектор – Развитие. Для цивилизаций Востока главные ценности – Государство (объект) и Стабильность (вектор) [5, с. 215]. Отсюда разнохарактерность эволюционного движения и различное отношение ко времени: рыночной матрице свойственен линейно-поступательный ход истории (при переходе от более низкой стадии развития к более высокой), редистрибутивной – циклично-поступательный. В отличие от незападных стран с их ярко выраженной цикличностью развития, для западной цивилизации характерно неуклонное наращивание производительных сил как главное содержание общественного прогресса. Матричный анализ не отрицает дихотомии традиционное–современное, но не приемлет трактовку «современного» как равнения на Запад. Логика реформирования в Х-матрице полностью исключает имитирование чужих образцов без оглядки на свою Традицию с большой буквы^[2].
 
При обращении к истории отдельных стран следует исходить, прежде всего, из наличия и равноценности двух путей исторического развития, которые сосуществуют во времени и пространстве^[3]. Оба варианта общественно-государственного «кода» нельзя рассматривать в сопоставлении иерархических стадий общественного прогресса, а также квалифицировать один как единственно верный, а другой как «тупиковый». Каждому присуща своя логика и своя пульсация существования. Параллелизм институциональных матриц означает отсутствие запрограммированной смены одного пути развития другим, и делает саму эту смену весьма проблематичной. «Догоняющий» путь развития, связанный с экономическим подъёмом и заимствованием передовых технологий, может быть успешным только при сохранении государственной и цивилизационной идентичности страны-подражателя. Войти в западный блок страна восточной традиции может только на положении колонии или политически зависимого партнёра страны-лидера (вопрос об исключении из этого правила требует более детального рассмотрения).
 
Поскольку сами по себе «рынок» и «государство» не являются антонимичными понятиями, оба регулятора присутствуют в обеих матрицах, и реальное развитие стран происходит в конкуренции и комбинации директивно-распределительных и рыночных отношений с тем допуском, что в каждой матрице доминирует либо государственное, либо рыночное начало. В то же время, сочетание этих двух начал может быть более близким или менее близким к некоему оптимуму, нарушение которого чревато возникновением кризиса. Выход из кризиса предполагает расширение комплементарных признаков системы (в рыночной матрице – нерыночных начал, в редистрибутивной экономике – рыночных).
 
Расширение участия комплементарных признаков требует соблюдения определённых пределов. Если же доминантные и комплементарные компоненты меняются своими местами, то происходит слом прежней системы с весьма проблематичным переходом на другой путь развития (или «зависанием» между двумя альтернативными вариантами). В странах «Х-матрицы» главный вопрос проведения рыночных реформ – пределы маркетизации. Сопутствующая процессу рыночной трансформации вестернизация создаёт угрозу имеющейся социально-культурной идентичности. Это чревато уничтожением социума либо потерей государственного суверенитета.
 
Теория институциональных матриц требует нового отношения к теории формаций. Признающая универсальность основных типов технологических укладов и производственных отношений классическая формационная теория более соответствует реалиям Y-матрицы, в то время как в Х-матрице господствует смешанная экономика, и границы формаций выглядят размытыми. Попытки вычленить в странах Х-матрицы формации западного типа либо безрезультатны, либо требуют серьёзных понятийных уточнений в стиле формационного дуализма. Это значит, что устоявшиеся термины «рабовладение» и «феодализм» не однозначны и содержательно зависят от того, на какую матрицу они «накладываются».
 
Терминология, выработанная для обозначения структурных элементов общественной системы и характера революций, также нуждается в уточнении с учётом матричной бинарности. Европейская история признает системный характер за революциями, которые ведут к смене формаций и классового характера власти. Смена феодальной формации на капиталистическую происходила на Западе через серию буржуазных революций. Иная классовая структура, слабость буржуазии, обычное сочетание в одном лице крупного землевладельца, торговца и владельца промышленного предприятия при отторжении чисто капиталистических отношений ставят под сомнение возможность переноса понятия «буржуазная революция» на массовые движения в развивающихся странах как в прошлом, так и в настоящем.
 
Институциональный анализ исходит из генотипных различий капитализма и социализма. Капитализм – это высшая стадия в пределах рыночной матрицы. Как экономический уклад, капитализм существовал на Востоке испокон веков^[4], но в условиях редистрибутивной экономики не мог естественным путём эволюционировать в целостную систему. Он был привнесён либо насильственно на штыках колонизаторов, либо в результате реформаторских действий поклонников более развитых капиталистических стран. В силу неавтохтонности своего происхождения, капитализм в незападных странах может быть либо половинчатым и криминальным, либо сугубо специфичным (конфуцианский капитализм), либо разрушительным для данной цивилизации.
 
Социализм следует рассматривать в двух ипостасях: как специфическую форму общественного сознания и как определённую форму общественного устройства, иначе говоря, необходимо строго разграничивать саму идею социализма и его воплощение в реальную жизнь. Как представление о социальной справедливости и рациональном государственном управлении идея социализма существовала вечно, и развитие капитализма сопровождалось становлением его антипода – социалистического проекта. Заслуга марксистского учения – формирование научной концепции крушения капитализма и его замены новым, более прогрессивным общественным строем. Марксистский проект переустройства общества под лозунгом «коммунизма» был направлен на преодоление основных пороков частной собственности и рынка, на достижение наивысшей производительности труда и возвращение к «истинной» индивидуальной собственности на основе общественной, на формирование принципиально нового способа присвоения – сначала по труду, а затем – и по потребностям. Таким образом, социализм как гуманистическая установка европейской культуры – это общество, преодолевающее рыночную цивилизацию и, более того, вообще экономическую цивилизацию. Однако сами классики марксизма не считали условия конца XIX века созревшими для перехода к посткапиталистическому обществу. Капитализм тогда ещё далеко не исчерпал всех потенций своего развития.
 
Возникший на рубеже ХIХ–ХХ вв. кризис капитализма и колониальной системы вызвал волну демократических и освободительных революций, привёл к возникновению альтернативного капитализму общественного устройства, названного «по инерции» социализмом. Вопреки обоснованному классиками марксизма прогнозу строительства социализма в целом ряде стран после исчерпания потенций развитого капитализма, социализм «прижился» в стране с низким уровнем развития капиталистических отношений и без поддержки мирового пролетариата.
 
Семена социализма, взращенные в условиях европейского капитализма, были посеяны «не там, где следовало», но упали на благодатную почву редистрибутивных отношений и авторитарного государства в то время, когда в России во весь рост встала задача преодоления экономической отсталости и сохранения целостности государства. Построение социализма в СССР проходило в условиях совершенно другого генотипа, в рамках мобилизационной стратегии ускоренной индустриализации, в результате чего сильно пострадали как рыночные тенденции, так и социальная направленность экономики. Если отталкиваться от марксистского предвидения, «реальный социализм» можно считать «социализмом в известном смысле слова», соответствующим определению «квази-социализм» (есть предложения называть его конвергентным или «мутантным социализмом») [1, с. 87–97].
 
Российская история дала три образца социализма с разными подходами к использованию рыночных отношений – «военный коммунизм» и политика НЭПа как две разновидности «раннего» или первичного социализма и «государственный социализм», называемый также командно-административной системой, восточным социализмом, национал-большевизмом. Политика «военного коммунизма» в первые послереволюционные годы было вызвана как сложной военной обстановкой и разрухой в хозяйственной жизни, так и, в немалой степени, господствующей среди большевиков идеологией, их стремлением реализовать принципиальные установки марксизма, в частности, относительно социалистических преобразований капиталистического товарного производства. Политика НЭПа была продиктована необходимостью стимулирования производительных сил, опираясь на нереализованные возможности капитализма, иначе говоря, необходимостью подготовки материальных условий для глубоких социальных преобразований.
 
С приходом к власти Сталина и разработкой теории «построения социализма в одной, отдельно взятой стране» началось внедрение модели «государственного социализма», делавшего ставку на форсированную индустриализацию и максимально полное огосударствление производства. Дезавуирование рыночных отношений объяснялось не их естественным «изживанием» на высокой стадии развития производительных сил, а их плохой совместимостью с мобилизационной ситуацией и идеологическим нажимом. Соперничество экономической и этической версий социализма было разрешено в пользу экономической, а этическим идеалам была отведена роль парадного оформления господствующей идеологии. Родство государственно-социалистической стратегии с элементами редистрибутивной матрицы совершенно очевидно.
 
Китай может служить другим типичным образцом страны, принадлежащей редистрибутивной матрице. Как пишет О.Е. Непомнин, «Земледелие как основа феодальной экономики в этот период (XVIII – начало XIX вв.) выступало в форме натурального хозяйства. Наряду с этим существовало товарное производство и обмен, однако наличие высокоразвитых форм товарного производства не определяло характера феодальной экономики» [6, с. 33].
 
Анализ реалий Китая в рамках теории матриц сопряжён с постановкой ряда вопросов.
 
1. Подходит ли к реалиям Китая формационная теория? Выделение формационно-образующего уклада в Китае затруднено в первую очередь тем, что страна по существу никогда не выходила из состояния многоукладности. Феодальный способ производства в его китайской модификации соседствовал с рабовладельческим укладом и с остатками патриархального строя. Уже в глубокой древности появился и способ производства, тесно связанный с товарно-денежным хозяйством, наёмным трудом и частной арендой, что дало повод некоторым учёным говорить о зарождении капиталистических отношений ещё до начала нашей эры.
 
Эта растянутая, многозначная «переходность» приобрела характер «относительно устойчивого, исторически длительного состояния» [7, с. 288], которому пока не находится чёткого определения. Некоторые учёные в продолжение проходившей в нашей стране в конце 20-х годов научной дискуссии видят в старом Китае реализацию упомянутого Марксом «азиатского способа производства» как общественной структуры, незнакомой с развитой частной собственностью, как единства определённой формы государственной собственности (государственно-общинной), соответствующей этой собственности формы эксплуатации (рента-налог) и политической власти («восточная деспотия»). «Азиатский способ производства, – говорил Маркс, – отличается от феодализма характером эксплуатации непосредственных производителей, а именно: индивидуальная эксплуатация в этом случае играет подчинённую роль по сравнению с государственной эксплуатацией» [3]. Опубликованная в 1951 г. в журнале Вэнь ши чжэ статья Тун Шуе «Об азиатском способе производства» открыла дискуссию на эту тему в самом Китае. Одни участники дискуссии отождествляли азиатский способ производства с первобытно-общинной формацией, другие – с рабовладельческим строем Древнего Востока, третьи – с феодализмом, четвёртые – рассматривали его как особую общественно-экономическую формацию.
 
Развитие Китая в лоне «азиатского способа производства» («Х-матрица») с его различными этапами-циклами продолжалось вплоть до середины XIX века, когда проникновение капитализма превратило Китай в особую общность переходного типа с синтезом трёх начал: «европейское (иностранный сектор) – переходное (национальный капитализм) – азиатское (традиционные экономика и социум»» [8, с. 246]. Вместе с тем, исторические исследования китайской действительности свидетельствуют о значительной специфике феодальной формации, и не все историки соглашаются с тем, что господствовавший в Китае на протяжении более двух тысячелетий строй можно называть феодализмом. Китайское традиционное классовое общество Л.С. Васильев характеризовал как азиатский способ производства [9, с. 455]. В.П. Илюшечкин считал его основанным на рентном способе производства [2].
 
При анализе китайских реалий весьма перспективными могут оказаться идеи Н.Д. Кондратьева о длинных волнах экономического развития в контексте общественной эволюции циклического характера (концепция циклической динамики). В китайских династийных циклах хорошо просматриваются две фазы кондратьевских волн – повышательная и понижательная. Важно отметить, что «большие циклы конъюнктуры» охватывают не только экономическую, но и духовную сферу воспроизводства. Длинноволновые колебания прослеживаются также и в социально-политической сфере, в динамике войн и революций, территориальной экспансии.
 
2. Подходит ли Китаю капиталистический путь развития? Существуют разные ответы на вопрос о том, почему на Востоке, в том числе и в Китае капитализм не смог перерасти из существовавшего издревле рыночного уклада в самостоятельную формацию (соотношение ресурсов и населения, господство государственного начала и др.). Но факт то, что осознание угрозы, идущей от частной собственности, было заложено в самом менталитете китайских правителей. Помимо тех опасностей, которые связаны с потерями государственной казны, ориентацией на потребительское общество, нарушением экологического баланса, капитализм представлял собой угрозу социальной стабильности и единства территории государства. Это хорошо продемонстрировали события после Синьхайской революции.
 
Важную роль в победе китайских коммунистов в 1949 г. и в социалистическом выборе Китая сыграла особая расстановка политических сил в эпоху революционных преобразований начала ХХ века. Но предпочтение социализма в Китае можно объяснить также прочными традициями института «власть-собственность» и культурным наследием. В стратегию строительства социализма хорошо вписались институты авторитарной власти, директивно-распределительных отношений, коллективистской идеологии, характерных для «азиатского способа производства». «Раскладке сил» в пользу государственного начала способствовало господствовавшее в Китае конфуцианское учение с приматом общественной пользы над корыстным частным интересом.
 
Социализм сначала в России, а потом и в Китае оказался логичным продолжением общественных отношений, свойственных «Х-матрице», и оказался альтернативой западного капитализма и образцом развития для всех экономически отсталых стран. Сначала были использованы потенции мобилизационного пути развития при господстве государственных форм собственности, последующие рыночные реформы изменили баланс между «рынком» и «государством» в пользу «рынка», но при сохранении доминантной роли государства.
 
Первые 30 лет существования КНР вместили в себя все варианты советского социализма в китайской редакции, хотя в несколько иной последовательности: до 1953 г. – политика «новой демократии» как особого начального этапа некапиталистического развития Китая при участии национальной буржуазии (китайский вариант НЭПа): «генеральная линия переходного периода» (1953–1957), наметившая курс на постепенное осуществление социалистической индустриализации и поэтапное проведение «социалистических» преобразований сельского хозяйства, кустарной промышленности («традиционная модель централизованной плановой экономики»); кампании «большого скачка» (1958–1962) и «культурной революции» (1966–1970) как китайское издание «военного коммунизма»; мероприятия по «урегулированию» народного хозяйства с целью ликвидации последствий разрушительных социальных экспериментов в духе «государственного социализма» в Советском Союзе. Образовавшаяся в конце 1970-х годов хозяйственная система отличалась слабым развитием товарно-денежных отношений, господством государственной формы собственности, директивным характером управления, иерархическим соподчинением субъектов хозяйственной деятельности. Тем не менее, даже тогда, когда прослеживалась ориентация на советскую модель социализма, китайские руководители не шли по пути её полного копирования.
 
3. Можно ли считать существующую (реформированную) в Китае общественную систему социализмом? В самой середине шестидесятилетнего пути (1978 г.) разработчики стратегии реформ, не отступая от социалистической идеологии и сохраняя тезис о «господстве общественной собственности на средства производства», пошли на полный теоретический разрыв с прежней «традиционной» моделью социализма в её сталинском варианте, основанной на административно-командных методах управления, широком обобществлении производства и внешнеэкономической замкнутости. Главной причиной начала экономических реформ сначала в Китае, а потом и в России явилось нарушение институционального баланса. Это выражалось в тотальном доминировании институтов Х-экономики, в то время как необходимые институты Y-экономики были почти неразвиты или носили латентный характер. Если в СССР кризис системы подтолкнула война («горячая» и «холодная»), то в Китае таким детонатором кризиса стали кампании «большого скачка» и «культурной революции». В таких условиях реформы, предполагающие модернизацию институциональной структуры, должны быть ориентированы на совершенствование действующих форм редистрибутивной Х-экономики и внедрение элементов рыночной Y-экономики.
 
Хотя Китай в своей стратегии рыночных преобразований отошёл от прямого следования рецептам МВФ и других международных организаций, по многим параметрам китайская реформа совпала с общей тенденцией реформирования бывших социалистических стран (узаконивание частного сектора, широкое развитие рыночных отношений, привлечение иностранного капитала). Не торопясь с реформой политической системы, китайские лидеры выступали за постепенную демократизацию общественной жизни, но без посягательств на решающую политическую и экономическую роль государства и коммунистической партии. Реформы приобрели характер достаточно медленного и осторожного процесса под лозунгом построения «социализма с китайской спецификой». На наш взгляд, целесообразно говорить о «социализме с китайской спецификой» как социалистическом варианте «смешанной экономики» с соответствующей институциональной и организационной спецификой. Такого рода особый переходный общественный строй можно рассматривать как разновидность «рыночного социализма» с такими его особенностями, как широкое распространение рыночных отношений, многоукладная экономика, относительно устойчивое сочетание плана и рынка при сохранении важной роли государства как собственника и регулятора хозяйственной деятельности, существование разных видов доходов при преобладании оплаты по труду и противодействии имущественной дифференциации.
 
Поскольку экономические реформы, расширяя участие рыночных отношений, не могут не сопровождаться подключением рыночных ценностей, возникают сомнения относительно совместимости этих ценностей с господствовавшей прежде культурой. Рыночная экономика, утверждая формальное равенство возможностей, не терпит равенства результатов, погоня за прибылью способствует росту производства, но одновременно порождает алчность, эгоизм, стяжательство, душевную чёрствость. Формируется приоритет индивидуальных ценностей и нарастает противостояние власти и народа, предпринимателей и непосредственных производителей. Маркетизация Китая достигла сейчас такого уровня, который чреват серьёзными социальными последствиями, поэтому столь актуальна поставленная руководством КНР задача построения «гармоничного общества» как соблюдения необходимого баланса экономической эффективности и социальной справедливости.
 
Табл. 1. Характеристики смешанной экономики: китайская модель

Характеристики общества с доминированием институтов Х-матрицы	Смешанная экономика	Характеристики общества с доминированием институтов Y-матрицы
Политические институты
Авторитарный характер власти Унитарное государственное устройство Сильная властная вертикаль Власть бюрократии (гос. и партаппарат)	«Мягкий авторитаризм», демократический фасад Унитаризм, квазифедерализм Административная централизация и хозяйственная децентрализация Связь партократии с бюрократией	Демократический режим Федеративное государственное устройство Сочетание властной вертикали с горизонтальными общественными связями Многопартийная система
Экономические институты
Редистрибуция Условная верховная собственность Валовая продукция Экстенсивный рост Административное установление цен Полная занятость «Служебный» труд, государственный найм Оплата по труду и служебному положению Уравнительное распределение Автаркия	Дуализм рынка и редистрибуция Многоукладность Валовый доход Экстенсивный рост Преобладание регулируемых цен в стратегических отраслях и рыночные цены в других cегментах Неполная занятость «Служебный» и наёмный труд Оплата по труду и по факторам производства Имущественная дифференциация «Открытая экономика»	Рыночный обмен товарами и услугами Частная и корпоративная собственность Прибыль Интенсивный рост Свободные цены Неполная занятость Наёмный труд Оплата по факторам производства, получение прибыли Имущественная дифференциация «Открытая экономика»

 
Литература
1. Бузгалин А.В., Колганов А.И. Введение в компаративистику. М., 1997.
2. Илюшечкин В.П. Сословно-классовое общество в истории Китая. М., 1986.
3. К вопросу о сущности «азиатского способа производства», феодализма, крепостничества и торгового капитала. М.: Научная ассоциация при ЦИК СССР, 1929.
4. Кирдина С.Г. Институциональные матрицы и развитие России. Новосибирск, 2001.
4а. Кирдина С.Г. «Х» и «У» экономики: институциональный анализ. М., 2004.
5. Кульпин Э.С. Восток: природа, технология, ментальность на Дальнем Востоке. М., 2009.
6. Непомнин О.Е. К вопросу о складывании экономических предпосылок революции 1911 г. в китайской деревне // Синьхайская революция в Китае. М., 1962.
7. Непомнин О.Е. Социально-экономическая история Китая. 1884–1914. М., 1980.
8. Непомнин О.Е., Меньшиков В.Б. Синтез в переходном обществе. Китай на грани эпох. М., 1999.
9. Проблемы истории докапиталистических обществ. М., 1970.
10. Frank A. Re-Orient. Global Economy in the Asian Age. Berkley, 1998.

---

1. ↑ Полностью разделяю точку зрения Андрея Виноградова на то, что имеющийся понятийный аппарат обществознания – главным образом плод западной науки, и это мешает разглядеть в реальности как раз то, что прежде всего хотелось бы понять. См. Андрей Виноградов. Государственно-политические коды Востока и Запада // Международные процессы. Т. 9, № 2, май-август 2011 г.
2. ↑ По словам митрополита Иллариона (Российская газета, 24.10.2011), разрыв с Преданием (Традицией) всегда чреват грубыми и трагическими ошибками. Петровские реформы были как раз таким разрывом с нашим духовным и национальным преданием.
3. ↑ Вывод известного историка-экономиста Карла Поланьи. См. [4, с. 83].
4. ↑ Голландский экономист-историк Андрей Франк в своей работе «Возвращение к восточным истокам: глобальная экономика и век Азии» [10] утверждает, что Китай, по существу, создал первую систему международной торговли и был главным центром первого глобального экономического рынка, который проходил по Шёлковому пути.