: проблема несовпадения границ внутреннего и внешнего дискурсивных полей[1] Во время инспекционной поездки в августе 2010 г. на юг, в г. Шэньчжэнь премьер Госсовета КНР
Вэнь Цзябао произнес речь, в которой, помимо всего прочего, упомянул о необходимости политических преобразований в Китае. Именно этот фрагмент его речи сразу же стал объектом пристального внимания со стороны средств массовой информации стран Запада. В свою очередь, китайская пресса вскоре после опубликования пересказа выступления, и в частности, заявления о неизбежности политических реформ как составной части реформ экономических, закрыла китайскому читателю в интернете доступ к этой информации. Вопросы о том, что же сказал лидер КНР в Шэньчжэне, и не является ли он политическим самоубийцей, а также о том, как следует расценивать действия китайских властей, наложивших ограничения на цитаты из выступления Вэнь Цзябао, продолжают беспокоить людей как в Китае, так и за его пределами. В суждениях на эту тему преобладают либералистские подходы.
Мы предлагаем рассмотреть данный случай в терминах дискурс-анализа, и более конкретно – через призму различия внутреннего и внешнего дискурсивных полей. Целью данного сообщения будет показать наличие внутреннего и внешнего дискурсивных полей, их взаимное влияние, а также то, как под влиянием внешнго дискурса трансформируется внутренний дискурс. Дискурсивное поле мы понимаем вслед за Владимиром Ильиным как «смесь интеллектуального и социального полей», где «словесное взаимодействие трансформируется в определенный тип социальной практики» [7, с. 47]. Следует отметить, что мы разделяем точку зрения, в соответствии с которой любой дискурс, даже далекий от политики, описываем в терминах власти и доминирования, и поэтому – политичен. В данном же случае речь пойдет о политике по преимуществу. Китайский политический дискурс рассматривается нами как внутреннее дискурсивное поле. А медийное пространство Запада как внешнее дискурсивное поле.
[2] Для дискурсивного поля характерна логика смыслов, известная и понятная людям, действующим в его границах, но которая далеко не столь очевидна для внешних акторов. Собственно пределы понимания и отмечают границы дискурсивных полей. Текст Вэнь Цзябао, оказавшийся столь неожиданным для сторонних наблюдателей, был тесно связан с контекстом крупного скандала в Шэньчжэне. Дело в том, что буквально накануне появления Вэнь Цзябао мэр Шэньчжэня Сюй Цзунхэн с формулировой «за злоупотребление служебным положением, взяточничество в особо крупных размерах и развратный образ жизни» был исключен из рядов КПК и уволен с должности [6]. Атмосфера в городе была очень напряженной, поэтому премьер Госсовета должен был сбить накал страстей. В этой ситуации не более чем рутинной процедурой были его обращенные к жителям города слова о том, что следует отказаться от чрезмерной концентрации власти в одних руках, создать условия для контроля людей за деятельностью правительства, уважать права граждан [8]. Этот посыл Вэнь Цзябао был особенно важным, учитывая географическое положение Шэньчжэня, находящегося в непосредственной близости к Гонконгу. Таким образом, Вэнь Цзябао (насколько велика его личная роль в этом случае, судить прблематично), послал сигнал через границу Особого административного района, а также через пролив – соотечественникам на Тайване.
Между тем, во внешнем дискурсивном поле эти слова наложились на иные социальные практики и иную нормативную базу. Результатом чего стало то, что в Западной Европе в речи высшего должностного лица Китая расслышали чуть ли не призывы к свержению существующего строя. «Обзервер», еженедельное приложение английской газеты «Гардиан», задается вопросом: «Как толковать комментарий китайского премьера во время его визита в Шэньчжэнь, в котором он – что невероятно для должностного лица такого уровня – призвал к «политичекой реформе» и «уменьшению чрезмерной силы контроля» КПК»? [4] Французская «Лё Фигаро» отреферировала несколько слов Вэнь Цзябао так, что они прозвучали набатом решительной политической демократизации общества: «Если никакие политические реформы не будут обеспечены, результаты экономических реформ изчезнут. Мы обязанны решить проблему чрезмерной концентрации власти и создать условия, позволяющие народу критиковать и контролировать правительство» [2]. «Лё Фигаро» даже намекает на то, что за свое вольнодумие Вэнь Цзябао может заплатить дорогую цену – впрочем, предположение об опасности, которой подверг себя премьер Госсовета, вполне укладывается в созданную западными средствами массовой информации парадигму «плохой системы» (в сравнении с известной им «хорошей системой») и «героя-одиночки», готового объявить ей бой даже ценой собственного благополучия.
Выдвинутая прессой Франции и Великобритании версия о Вэнь Цзябао как о человеке, озвучившем свое личное мнение вопреки линии КПК, является элементом внешнего дискурсивного пространства. Внутреннее дискурсивное поле, в рамках которого действует Вэнь Цзябао, не дает оснований для подобной интерпретации. Одной из прописных истин критического дискурс-анализа является то, что исследователю надо всегда с подозрением относиться к предположениям об исключительности рассматриваемого элемента дискурса и принимать случайность, совпадение или импровизацию только в том случае, если другие версии абсурдны и не выдерживают аргументированной критики. Данный случай вполне поддается рассмотрению как элемент общей системы, а не ее отрицание.
Обращает на себя внимание то, что ведущие китайские новостные агенства, как на китайском, так и на английском языках, дали иную интерпретацию высказываниям Вэнь Цзябао. Они включили их в контекст продолжения политики реформ и открытости [5]. Например, интернет-версия заголовка англоязычного
ChinaDaily от 23-го августа гласит: «Премьер призывает к дальнейшим реформам». Статья открывается фразой: «Премьер призвал сохранять верность политике реформ и открытости […]» [3]. Китайские источники не только не усмотрели в словах Вэнь Цзябао смены дискурса, но более того, крепко привязали их к очень похожим рассуждениям
Дэн Сяопина.
Подведем некоторые итоги.
Дискурсивное поле современной КНР, как и любое дискурсивное поле, находится в процессе постоянных изменений и диалога с другими дискурсивными полями. Часть августовской речи Вэнь Цзябао, относящаяся к области политики, зафиксировала: 1) открытость дискурсивного поля КНР; 2) состояние готовности его участников проговаривать на самом высоком политическом уровне слова о упорядочивании политической деятельности элит и введение контроля за их поступками со стороны «народа»; 3) то, что и по форме подачи проблемы (традиционная дихотомия «государство» – «народ»), и по предложенному способу ее разрешения (введение более справедливого порядка под контролем государственной власти), и по побудительным причинам (проворовавшийся чиновник) это был сугубо внутриполитический китайский дискурс.
Настойчивое, и даже агрессивное желание акторов западного дискуссивного поля услышать на китайском «берегу» заветные слова о демократии, свободе слова, демонтаже коммунистического режима составило ядро дискурсионного поля Запада. Будучи настроенными на эту волну, внешние акторы естественно оценили произошедшее, как то, что резко выпадает из современного политического дискурса КНР. Несколько слов Вэнь Цзябао стали трактоваться как признание политическим лидером Китая своего поражения в многолетнем сдерживании политической либерализации и как выражение готовности полностью принять продвигаемую западными странами демократическую систему.
Несовпадение границ внутреннего и внешнего дискурсивных полей привело к столкновению дискурсов. Столкновение дискурсов осложнилось претензиями западной стороны на превосходство собственных норм и на их универсальность.
Любое дискурсионное поле очень сложно, поэтому редуцировать его на одну-единственную проблему (в данном случае – демократизация) означает его деформацию. Проецирование этой деформирующей извне силы вовнутрь Китая, неизбежно должно было вызвать трансформацию китайского дискуссионного поля в направлении, заданном акторами внешнего дискуссионного поля, либо в направлении их полного исключения из китайского дискурсного пространства.
Как подчеркивает В. Ильин, «дискурсивное поле носит силовой характер, то есть обладает принудительной силой по отношению к попавшим в него... Чтобы быть понятым, надо говорить на принятом здесь языке, придерживаться принятой проблематики, ценностных ориентаций. В противном случае велик риск непонимания, отторжения, изоляции и выталкивания в другое поле» [7, с. 49]. Это объясняет быструю и решительную реакцию китайских властей, заблокировавших в интернете слова Вэнь Цзябао о политике [1].
Данный случай показал особую чувствительность внутрикитайского дискурсионного поля на такой внешний раздражитель как западный политический дискурс.
Ст. опубл.: Общество и государство в Китае: XLI научная конференция / Ин-т востоковедения РАН. - М.: Вост. лит., 2011. – 440 с. – (Ученые записки Отдела Китая ИВ РАН. Вып. 3 / редкол. А.А. Бокщанин (пред.) и др.). – ISBN 978-5-02-036461-5 (в обл.). С. 212-215.
- ↑ При поддержке Европейского социального фонда (ESF)
- ↑ Надо отметить, что современные западные политические дискурсы в большой степени базируются на американском дискурсе. Конечно, при сравнении американского и французского политических дискурсов, обнаруживаются многие различия, но все же они между собой намного ближе, чем современный китайский политический дискурс по отношению к любому из них. Поэтому, в рамках данного исследования условно используется собирательное название «Западный политический дискурс».